– Да, конечно, фрау Сэтерлэнд, – откликнулась медсестра. – Я принесла ему лекарства. Температура нормальная. Настроение после визита вашей дочери фрейляйн Джилл значительно улучшилось. Как я говорила, он попросил нотную бумагу и что-то сочинял, напевая, так что даже почти не обращал на меня внимания. Сказал, что обязательно сыграет для меня новую пьесу, когда закончит. Я буду первой слушательницей.
– Не исключено, что когда-нибудь вы расскажете об этом вашим правнукам, фрау Кнобель, – пошутил Раух.
– Вполне возможно, гауптштурмфюрер, – согласилась медсестра. – Если, конечно, его товарищи по оружию не разбомбят однажды мой дом, как дома тех, кто живет здесь, в Шарлоттенбурге. – Она кивнула на руины за окном. – И я, по несчастью, не окажусь в этот момент дома, а не в клинике. А того хуже, если большевики приблизятся, – она поежилась. – Сейчас об этом многие думают, только говорить боятся. Вот мои соседи, например. Хозяйка квартиры напротив призналась мне, что потеряла сон от беспокойства и уже не может даже слушать новости по радио. А у нее никого нет на фронте, она давно одинокая, с тех пор как умерла ее мать. Как вы думаете, фрау Сэтерлэнд, эти русские могут добраться до Берлина? – спросила она, понизив голос.
– Такая опасность преследует нас всех, – ответила Маренн. – Особенно с июня, когда англо-саксы открыли второй фронт в Нормандии. Но я все-таки надеюсь, что этого не случится. Надо надеяться на лучшее, фрау Кнобель, – повернувшись, она успокаивающе прикоснулась рукой к пальцам медсестры, которыми та держалась за спинку переднего сиденья.
– Я стараюсь, фрау Ким, – медсестра вздохнула. – Но с каждым днем это получается все хуже, – призналась она грустно.
Впереди показалась громада замка Шарлоттенбург, затянутая камуфляжной сеткой, – здесь все было спокойно, ночью здесь не бомбили. Машина проехала несколько старинных зданий в барочном стиле, миновала музей с драгоценностями прусской короны – он был недавно закрыт, так как всю экспозицию эвакуировали. Свернув направо, въехала в район Далемдорф – до Ванзее оставалось минут семь езды.
– Если ничего не произойдет, мы успеваем вовремя, у нас даже есть время в запасе. – Раух посмотрел на часы. – Но что-то не верится. Я думаю…
Договорить он не успел. Через мгновение на пустынной дороге мелькнула тень – человек бросился в подворотню, а прямо под колесами машины развернулась лента с острыми металлическими шипами. Раух резко вывернул руль, машина совершила вираж – Маренн и фрау Кнобель резко мотнуло в сторону.
– Держитесь, фрау Кнобель, не бойтесь, – прокричала медсестре Маренн. – Что с колесами? – спросила она Рауха, когда машина встала поперек дороги. – Мы сели на шипы?
– Нет, не должны, – ответил тот глухо. – Но если бы ехали чуть быстрее – наверняка! Сейчас бы поймать этого подонка, но некогда за ним гоняться. Из машины не выходить, – предупредил он, – стекол не опускать. Не исключено, что они держат нас под прицелом. Машина бронированная, стекла непробиваемые, так что внутри они ничего нам не сделают, – это Фриц сказал специально для фрау Кнобель, которая побелела как полотно. – По колесам под таким углом тоже не очень-то постреляешь. Сейчас мы сделаем резкий поворот и поедем в объезд. На скорости они нас не достанут, – пообещал он.
– Значит, они все-таки следили за нами, а мы не заметили? – спросила Маренн. – Как они узнали, что мы поедем именно здесь?
– Нет ничего удивительного, – ответил Раух. – Сейчас это единственный въезд в Далем, – сказал он. – Параллельную улицу разбомбили три дня назад, и там до сих пор не восстановлено движение. Они это прекрасно знают.
– Как же мы поедем? – спросила Маренн напряженно. – Здесь есть еще какой-то проезд?
– Нет, – ответил Раух мрачно. – Нам придется вернуться назад и ехать через Грюнвальд. Мы опоздаем минут на двадцать. Может быть, это надо было сделать с самого начала, – предположил он. – Но тогда наш путь был бы вдвое длиннее, а соответственно, вдвое увеличился бы риск.
– Я прошу прощение, гауптштурмфюрер, но я полагаю, я знаю дорогу, – голос фрау Кнобель прозвучал растерянно, даже испуганно. – Я говорила вам, у меня в этом районе жила подруга, я частенько приезжала к ней в детстве, мы с ней много гуляли вокруг замка, по всем окрестностям.
Медсестра говорила сбивчиво, она явно стеснялась того, что она вдруг знает то, чего не знают остальные, более важные люди, и от нее сейчас так много зависит.
– Здесь можно проехать дворами. От самого дома Вильгельмины ведет сквозной проезд к озеру. Но обычно он перекрыт воротами, и ключ хранится у консьержа в доме, где живет Вильгельмина. Я полагаю, консьерж не откажется дать нам ключ, – предположила фрау Кнобель. – Ну а если откажется…
– Мы просто протараним эти ворота, – решил Раух, – я думаю, наша машина с этим справится. Держитесь крепче, фрау Кнобель, – он улыбнулся медсестре, – сейчас мы резко рванем вперед, чтобы они не зацепили нас. И пригните голову.
– Будут стрелять? – Голос медсестры дрогнул от страха.
– Не исключено, – спокойно ответил Раух.
Он включил зажигание. Поставив машину на передачу, повернул руль вправо, затем резко отпустил сцепление, добавив газ. Машина рванулась вперед, ее мотнуло вбок, но Раух крепко держал руль и выровнял колеса – «мерседес» на скорости прокатил по улице в обратном направлении, несколько пуль чиркнули по заднему стеклу, левому крылу и крышке багажника. Машина пронеслась мимо музея и замка и спустя минуты три резко остановилась перед аркой дома на Потсдаммерштрассе.
– За нами никого нет. – Раух посмотрел в зеркало. – Думают, мы поедем через Грюнвальд. Будут ждать там, – предположил он.
– Это тот самый дом? – спросила Маренн, повернувшись к фрау Кнобель.
– Да, это он, – подтвердила медсестра. – Вильгельмина жила здесь на третьем этаже. – Она наклонилась, глядя вверх в окно. – Я вижу, на ее окнах занавески. Нам надо проехать в арку, Там будет небольшой двор и те самые ворота, которые соединяют двор с Гарднерштрассе. Это узкая улица, которая ведет прямо к озеру. Оттуда недалеко до дома фрау Боден, – объяснила медсестра Кнобель.
– Тогда надо торопиться, нечего привлекать внимание, – Раух повернул руль, машина медленно проехала под аркой и въехала во двор. Внутри было пустынно. Детские качели, песочница – все было запорошено снегом. В середине стояла забытая всеми рождественская елка с промокшими бумажными фонариками. На покрытой снегом клумбе, обнесенной металлической оградой, валялся чей-то плюшевый медведь с оторванной лапой.
– Это те самые ворота, – Раух повернулся к фрау Кнобель и указал на железные ворота, которые виднелись в самом конце двора за качелями.
– Да, это они, – подтвердила она.
– Не очень-то их пробьешь. – Раух присвистнул. – Тут очень узко, разгона нет, и неизвестно, что там, за ними, можно здорово вплющиться в стену.
– Я пойду к консьержу за ключом. – Маренн решительно распахнула дверцу машины. – Ждите меня здесь, – приказала она Рауху.
– Я пойду с вами, фрау Ким, – неожиданно вызвалась фрау Кнобель и умоляюще посмотрела на Маренн.
– Вам лучше бы остаться здесь, – Маренн покачала головой, но, прекрасно понимая, что женщине хочется вспомнить детство, взглянув на подъезд, в котором она так часто бывала раньше, а может быть, и узнать о судьбе своей подруги, она смягчилась.
– Ладно, идемте, – разрешила она.
– Только быстро, – предупредил Раух. – Я буду наблюдать здесь.
Оставив автомат на сиденье, Маренн вышла из машины. Ветер из арки ударил ей в лицо, глаза заслезились.
– Сюда, сюда, фрау Ким, – фрау Кнобель торопливо шла впереди, показывая Маренн путь, и зябко куталась в меховой воротник пальто. – Вот в этом подъезде консьерж.
Они поднялись по потертым каменным ступеням, прошли мимо львов, украшавших вход. Толкнув входную дверь, Маренн вошла в просторный холл с колоннами и сразу увидела стеклянную кабинку консьержа у лифта. Пройдя по темно-зеленому ковру, которым был выстелен пол, она подошла к кабинке.
– Шестое управление службы имперской безопасности, – сказала она, показывая удостоверение. – Нам срочно нужен ключ от ворот в этом дворе.
– Управление безопасности? Ключ от ворот? – пожилой мужчина в очках явно опешил от ее напора. – Я ничего не знаю, господин… госпожа офицер, – он привстал со стула. – Я работаю здесь только два месяца. До этого был сотрудником музея. Того, который закрыли, – он махнул рукой в сторону музея на Потсдаммерштрассе. – Я ничего не знаю о воротах. Мне говорили, они не открываются лет десять…
– Вы помните, как выглядел это ключ, фрау Кнобель? – Маренн повернулась к медсестре. – Может быть, у вас есть какой-то ненужный ключ, которому вы не знаете применения, поищите, – потребовала она от консьержа, – может быть, это и окажется тот самый ключ.
– Но у меня все на учете, у меня порядок, – возмутился тот. – У меня нет ничего лишнего и ненужного!
– А кто здесь работал до вас? – спросила Маренн, уже теряя надежду. – Бывший консьерж живет в этом доме?
– Да, то есть нет, – пролепетал мужчина. – Он жил на третьем этаже. Он умер. И пригласили меня… Я тоже здесь живу. На пятом…
– Вы говорите о господине Фляйшере? – спросила взволнованно фрау Кнобель. – Это был сосед Вильгельмины, – объяснила она Маренн. – Он здесь работал много, много лет, я его помню. Он умер? – она всплеснула руками. – А фрау Вильгельмина, она живет здесь? – спросила, затаив дыхание, и тут же уточнила: – В девичестве у нее была фамилия Майнс. Вильгельмина Майнс…
– Манфред, Манфред! Иди сюда. Манфред! Немедленно иди сюда!
На лестнице послышались шаги, вниз спустилась женщина средних лет в сером домашнем платье и мягких домашних туфлях.
– Господин Коль, – она обратилась к консьержу, – вы не видели моего кота? Он опять убежал.
– Кота?! – консьерж даже вздрогнул. – А, нет, не видел. – Он махнул рукой, но тут же, взглянув на фрау Кнобель, что-то сообразил и добавил: – Мне кажется, это вас спрашивали, – предположил он робко, – фрау Барнхейм, – и тут же уточнил: – Ваша же девичья фамилия Майнс?