– Фамилию фон Габсбург, конечно, – ответила Маренн невозмутимо. – Мой прадед был император Франц-Иосиф, а прабабушка – императрица Зизи.
– А она была по рождению Виттельсбах, принцесса Баварии. – Фон Венцлов понимающе улыбнулся. – Мой род тоже происходит из Баварии, хотя позднее мы переехали на север. Теперь я понимаю, почему я подумал, когда увидел вас, что ваше лицо мне знакомо. Вы похожи на вашу прабабку, как ее изображали на портретах, украшающих резиденцию баварских королей. Один из Виттельсбахов, самый младший, конечно, был женат на моей прабабке, – сообщил он.
– Вы меня совсем не удивили, полковник. – Маренн улыбнулась, поправляя бутылку с физраствором на подставке. – Мне много раз говорили прежде, что я похожа на императрицу Зизи, особенно в Австрии и в Венгрии. Но я очень рада, что мы с вами нашли общий язык и даже, как оказалось, общих родственников. Сейчас нам нельзя терять время. Сейчас наш главный враг – гнойный плеврит. И с ним надо покончить как можно скорее, – заключила она, направляясь к двери. – Доктор Ройс! – позвала она дивизионного доктора. – Мы закончили. Раненого надо отвезти в палату и провести инъекции пенициллина. Препарат доставили? – спросила она строго.
– Так точно, госпожа оберштурмбаннфюрер, – доктор Ройс подбежал к ней. – Мы теперь обеспечены примерно на месяц, я так вам благодарен, – он горячо пожал ее руку. – Вот карточки тяжелораненых, которых я бы хотел отправить к вам в госпиталь, – он протянул Маренн кожаную папку, перетянутую тесьмой. – Здесь у них нет никаких шансов, – признался он с горечью. – Может быть, у вас там получится их спасти, все-таки снабжение и оборудование получше. Вы посмотрите?
– Да, я сейчас посмотрю, – кивнула Маренн и раскрыла папку, перебирая карточки. – А где медсестра? – спросила она нетерпеливо.
– Магда, Магда! – доктор Ройс поспешно заглянул в соседнюю палату. – Идите сюда. Раненого надо доставить на процедуры.
– Слушаюсь, господин полковник.
Медсестра быстро прошла в ординаторскую, где лежал фон Венцлов, и, осторожно развернув кровать, выкатила ее в коридор.
– Провести промывание полости плевры через трубки с применением антибиотика, – распорядилась Маренн.
– Слушаюсь, фрау доктор.
– Если терапия не поможет, в Шарите придется снова вскрывать легкое и вычищать, чтобы добиться полного расправления и восстановления, – добавила Маренн, понизив голос, когда полковника увезли в палату. – Но будем надеяться на лучшее. Вы подготовили раненых, по поводу которых вы хотели получить мой совет? – спросила она доктора Ройса.
– Так точно, фрау Сэтерлэнд, – поспешно ответил он. – Я подобрал несколько случаев, в которых сомневаюсь.
– Тогда пойдемте, посмотрим, – кивнула Маренн. – Пока проводят терапию и готовят других раненых. Максимум через час мы должны вылететь в Берлин.
Эпилог
Берлин, апрель, 1945 год
Город сотрясался от канонады – вот уже третий день приблизившиеся большевистские войска вели обстрел столицы рейха из дальнобойной артиллерии. Подъехав к Шарите, Маренн оставила машину у ограды и пошла пешком через двор ко входу. Весь двор был запружен грузовиками, передвижными носилками с ранеными, коробками с медицинским оборудованием и лекарствами. Всюду сновали санитары. Госпиталь готовился к эвакуации. Маренн вошла в подъезд и по лестнице поднялась на второй этаж.
– Фрау Сэтерлэнд, вы вернулись!
Навстречу ей из ординаторской быстро вышла медсестра Кнобель.
– Мы так волновались! Этот обстрел и ночные бомбардировки – здесь просто ад! – Она произнесла испуганно. – Я все время думала, вдруг эти большевики перекроют все дороги к городу и вы не сможете вернуться!
– Ну, до этого еще далеко, – Маренн взяла медсестру за руку и слегка пожала ее успокаивающе. – Они еще на довольно большом расстоянии. Мы успеем выехать из города и перебраться в более спокойное место, не волнуйтесь. Как идет эвакуация? – спросила она, входя в кабинет.
– Как вы распорядились, фрау Сэтерлэнд, все по плану, – медсестра заглянула в папку, которую держала в руках. – Первая колонна отправилась вчера. Я отправила с ней господина Миллера, этого музыканта, – уточнила она. – Он не хотел уезжать, хотел дождаться вас. Но профессор де Кринис приказал освободить все крыло, в котором находился господин Миллер, так как, он сказал, со дня на день туда придут саперы и им надо дать возможность работать. Так что господин Миллер уехал. Ваша дочь фрейляйн Джилл и ее подруга пришли его проводить, они очень тепло прощались. Он сказал, что надеется встретиться с вами на новом месте в Ингольштадте в Баварии. Ой, фрау Сэтерлэнд, я так благодарна вам, что вы позволили мне отправить с этим же транспортом и Вильгельмину, – вдруг вспомнила медсестра. – У нее такое горе – ее сын погиб две недели назад, она получила извещение. Она просто не находила себе места от горя. Хотела остаться в Берлине – будь что будет, но я уговорила ее ехать. Она упиралась, но в конце концов согласилась. Здесь очень страшно, – медсестра удрученно понизила голос. – Что же будет дальше, фрау Сэтерлэнд.
– Будет битва, фрау Кнобель, – ответила Маренн серьезно. – Последняя, не последняя, мы не знаем. Все очень быстро меняется. Но все, кто не может держать оружие – раненые, больные, женщины, старики, даже домашние животные, – должны организованно, без лишних эмоций покинуть город, чтобы не мешать войскам. А что полковник фон Венцлов? – спросила она. – Его вы тоже отправили в Ингольштадт?
– Нет, фрау Сэтерлэнд, я побоялась это сделать, – призналась фрау Кнобель. – После повторной операции его состояние все еще нестабильное. Я хотела, чтобы вы еще раз осмотрели его – не опасно ли отправлять? Я предполагала, что он может отправиться со второй колонной, которая будет сформирована завтра. Я поделилась своими опасениями с доктором Грабнером, и он поддержал меня. Кстати, к полковнику приехала его невеста, мадемуазель Жюли, француженка, – сообщила она. – Помните, вы поручили мне связаться с его отцом и сообщить ему, что сын находится в Шарите и состояние его после ранения тяжелое. Оказалось, что мадмуазель Жюли находится там же, в замке. И как только она узнала, она сразу же приехала в Берлин.
– Что ж, я очень рада. – Маренн улыбнулась. – Я обязательно навещу полковника фон Венцлова и познакомлюсь с мадемуазель Жюли, – сказала она, просматривая бумаги на столе. – Фрау Кнобель, подготовьте, пожалуйста, все последние анализы полковника и рентгеновские снимки, – попросила она. – Решение надо принимать сегодня. Даже если состояние полковника опасное, надо предпринять все меры, чтобы отправить его в эвакуацию, оставлять его здесь – смерти подобно. – Маренн подняла голову и посмотрела на фрау Кнобель, та побледнела от страха. – Вы, Гертруда, тоже отправитесь со второй колонной, – сказала она негромко. – Не волнуйтесь. Через несколько дней вы будете в Ингольштадте со своей подругой. В Шарите останутся только тяжелые больные психиатрического отделения, которые подлежат защите Красного Креста, и несколько врачей.
– Вы тоже останетесь, фрау Сэтерлэнд? – спросила медсестра, затаив дыхание.
– Да, я останусь, – ответила Маренн спокойно. – Мы с дочерью приняли решение остаться. Но вы не волнуйтесь, фрау Кнобель, с вами поедут доктор Грабнер, профессор де Кринис, практически весь личный состав клиники, кто еще не уехал. Будет кому позаботиться о раненых.
– А как же вы? – спросила Гертруда испуганно.
– Я…
Маренн не успела ответить. Дверь в кабинет распахнулась, вошел профессор де Кринис. Маренн сразу заметила, что он очень взволнован.
– Вы приехали, фрау Сэтерлэнд? – спросил он, оглянувшись на медсестру. – Это очень хорошо. У нас очень тревожные новости, – сообщил тут же, нервно сдернув очки.
– Что случилось, Макс? – спросила Маренн настороженно. – Что-то с нашим транспортом? Он не дошел до Ингольштадта?
– Да, вы верно догадались, фрау Сэтерлэнд, – профессор печально покачал головой. – Я только что получил сообщение. Мне позвонили из главного управления. На подъезде к Айнштетту транспорт был атакован английскими истребителями. Движение прекращено, есть жертвы.
– О, боже, Вильгельмина! – вскрикнула фрау Кнобель и, выронив папку из рук, прижала ладонь к губам. – Она погибла!
– Вы о фрау Барнхейм? – переспросил профессор де Кринис и недовольно нахмурился. – Успокойтесь, с ней как раз все в порядке. Я был против того, чтобы брать с собой эту особу, особенно с ее котом! Он дважды убегал здесь, в клинике. И мы вынуждены были терять время, чтобы его искать. Однако доктор Грабнер, к которому вы обратились, уговорил меня и сослался на вас, фрау Сэтерлэнд, что вы, мол, разрешили, – профессор выразительно посмотрел на Маренн.
– Да, это правильно, Макс, – подтвердила она. – Так и было. Что произошло? Кот опять убежал?
– Естественно! – воскликнул де Кринис. – Он перепугался стрельбы, разломал свою корзину, и только его и видели! Вы полагаете, у охраны не было другого дела, как его ловить, когда вокруг горят машины, люди нуждаются в помощи? Оберштурмфюрер, возглавлявший конвой, я думал, взорвется от ярости, когда он рассказывал мне об этом по телефону.
– Так что с транспортом, Макс?
– Слава богу, сейчас в Баварии рейхсмаршал Геринг собрал остатки нашей авиации, – продолжил де Кринис уже спокойнее. – Как только они узнали на нападение на транспорт, несколько машин поднялось в воздух, несмотря на нехватку топлива. Истребителей отбили. Из Ингольштадта выдвинулась помощь, и, думаю, к середине дня транспорт продолжит свое движение. Потери небольшие. Но только, фрау Ким, – де Кринис запнулся. – Я даже и не знаю, как сказать вам, – он пожал плечами. – Этот ваш протеже, американский музыкант, он сбежал. Оберштурмфюрер охраны говорит, что видел, как он бежал вдоль дороги и прыгнул в канаву. Больше они его не видели. Они все обыскали, его нигде нет.
– Насколько я понимаю, там недалеко находятся войска союзников, – Маренн взглянула на карту, висевшую на стене. – Что ж, мы не может упрекать его, что он воспользовался подходящим случаем и предпочел вернуться к своим. С нашей стороны было бы, наверное, жестоко настаивать на том, чтобы он разделил с нами нашу судьбу, к которой он не имеет никакого отношения.