– Дай-ка я посмотрю.
Маренн взяла газету и надела очки. Несколько мгновений она молча смотрела на портрет генерального секретаря, потом встала из-за стола и, взяв чашку, сказала коротко:
– Я допью кофе у себя в кабинете.
– А что случилось, мама? – удивилась Джилл, заметив, что настроение у Маренн явно испортилось.
– Нет, нет, ничего. – Маренн улыбнулась ей. – Просто мне надо срочно закончить статью. А это я еще почитаю, – она кивнула на газету, унося ее с собой. – И скажи, пожалуйста, Женевьеве, пусть приготовят машину через полчаса, мне надо ехать в клинику.
– Да, хорошо, мама. – Джилл пожала плечами.
Поднявшись в кабинет, Маренн плотно закрыла за собой дверь. Поставив чашку с кофе на стол, она подошла к окну и некоторое время еще смотрела на портрет. Затем, бросив газету на подоконник, прошла в соседнюю комнату, подошла к роялю и достала из кожаной папки три потертых на сгибах нотных листка. Она раскрыла их – «Норманнская сюита» было написано по-английски в самом начале пьесы. «Женщине, которая спасла меня».
Сев за рояль, она сыграла первые такты пьесы. На какое-то мгновение ей показалось, она снова вернулась почти на сорок лет назад, в осажденный Берлин сорок пятого года. «Я бы сыграл для вас эту пьесу и рассказал бы Хелен, как вы спасли меня», – она как будто услышала его голос и даже увидела его перед собой – с веселой улыбкой на губах, полного надежд, сжимающего выздоровевшими руками свой обожаемый тромбон.
Опустив голову, Маренн сыграла еще несколько тактов. На сердце было тяжело. Поделиться с Джилл своими переживаниями она не могла – она так и не сказала дочери, что Гленн Миллер, скорее всего, погиб. Как же еще можно было назвать то, что с ним случилось?
Ей казалось невозможным сказать об этом Джилл, которая потеряла в Берлине жениха, была тяжело ранена сама. И она предпочла, чтобы Джилл думала, будто Гленн Миллер вернулся к американцам. Во всяком случае, тогда, в апреле сорок пятого года. А что с ним случилось дальше – кто же знает?
Что с ним на самом деле случилось – Маренн даже боялась себе представить. Она гнала от себя мысли, подсказывающие очевидное. Верить не хотелось. Но если фон Херфу удался этот казавшийся невероятным эксперимент, что еще он мог сотворить в своей лаборатории, и кто воспользовался его достижениями?
Борман погиб в Берлине – это Маренн знала точно. Кто взял фон Херфа под свое крыло? Какую страшную судьбу он и его единомышленники приготовили для человечества? И как вышло так, что даже спустя почти сорок лет после войны, страшной, жестокой войны, перевернувшей человеческое сознание, все они остались безнаказанными? И где-то в тайных лабораториях, сменив имена, фамилии и даже внешность, продолжают творить зло.