Вдруг Мафарка вздрогнул при одной мысли: он вычислил продолжительный рост этой собачьей армии, которая яростно старалась влезть по трещинам покатой стены.
Удастся ли выстроить все военные жираффы на площади до осады собак?.. Кто знает?.. И раздражение Мафарки усиливалось, когда он слышал, как Магамал во все горло выкрикивал приказания; его кнут летал в рыжем воздухе, изборожденном летящими параболами камней. Как медлительны эти буйволы!..
Вдруг, как будто одновременно ледяное и жгучее дыхание укусило Мафарку за голые ноги. Он обернулся и увидел между двумя зубцами собаку с развороченной глоткой; желтая, она дышала всей своей пеной и напрягала непомерно силы, чтобы вспрыгнуть.
Мафарка вонзил саблю прямо в глотку псу и погрузил сталь до конца. Он почувствовал, как жар живота животного поднялся по стали и смертельно охватил его руку!.. Немыслимо освободить лезвие и оттолкнуть собаку… Он сбросил все вместе в пропасть! Проклятие! Он лишился своей победной сабли! Не было ли это мрачным предзнаменованием?..
Он не остановился на этой мрачной мысли и, перевесившись наружу, констатировал, вдыхая радость полной грудью, что собаки достигли только первых рядов стены, где они скучивались.
Потом он прошел через кипящий прибой солдат, наблюдая за маневрами военных машин, контролируя вес метательных снарядов и давая точные приказания одним движением бровей. Внезапно он остановился, подняв руки:
– Довольно! Они слишком близко! Теперь надо их раздавить камнями! Пусть каждый схватит глыбу гранита!.. Остановите военных жирафф!.. Они больше не пригодны!.. Идите!.. Идите!.. И поступайте, как я!..
Все капитаны вооружились камнями большими, как они сами, и образовали цепь, чтобы передавать камни друг другу. Некоторые поднялись к Мафарке, который быстро шагал, прыгая с бойницы на бойницу и держа в руках огромные глыбы.
Он целился прямо в рычащий клубок желтых с черными пятнами собак, блестящих от пены, позолоченных солнцем. Сейчас же послышался мрачный лай и шумные кувыркания нежданных гостей, которые падали вверх тормашками. Одни были проткнуты и изливали из открытого живота кучи песку, камней и мусора, которыми они наглотались по дороге. Другие, приклеенные к выступам тестом внутренностей, грызли лапы соседей, в бешенстве отчаянно прыгавших, словно желая хапнуть на лету кусок мяса.
И Мафарка смотрел между золочеными сетями солнца на эти желтые пятна, падающие одно за другим в открытые волокнистые и сжатые пасти, которые рычали смерти у подножия стен. Зыбь крупов и щетина шерсти вызывали в памяти обугленный, вязкий и липкий кустарник горящего сада, который тушат открывая шлюзы. Все стены крепости были обрызганы мертвыми и ранеными собаками. Живые цепляясь за висящие трупы расплющивались в изгибах, опираясь одна на другую, с предусмотрительной медлительностью, и мало-помалу покрывали стены чудовищными плющами и ужасной проказой, которая хотела выесть глаза города, блестящие от солнца.
Вдруг Мафарка отступил, опустив голову перед летящим прыжком черноватой собаки, которая плашмя упала на террасу.
Она была огромна. Все мгновенно отодвинулись в кружок, образуя корону ужаса вокруг неподвижного пса, опиравшегося на рычаги лап.
– Она моя, она моя! – закричал Магамал, бежавший вверх по тропинке и тащивший за рога буйвола, запряженного с двадцатью другими в жираффу войны, остов которой выступал над пылью летевшей над городом.
Магамал взвертел кнут, и ремень стегнул пса прямо по животу.
Животное уже придушенное сделало в воздухе пируэт и тяжело рухнуло, но оно дотащило свою прыгающую агонию до ног убийцы, который трясся от радости.
– Отодвинься! – крикнул Мафарка.
Но было слишком поздно, так как умирающая собака тихонько положила слюнявые зубы в щиколотку юноши.
– О, это пустяки! Брат, она не укусила меня!
– Ложись! – крикнул Мафарка, – Покажи рану!
– Это не рана! – отвечал Магамал, садясь на землю и протягивая стоящему на коленях возле него брату ногу.
И его лицо улыбалось; оно было розово от упоения победой под медленными и невольными слезами, кристалл которых золотился на солнце.
Мафарка, склонив свое помрачневшее лицо, медленно поковырял острием кинжала рану, потом вытащил из-за пазухи амулет нищего и приложил к ране.
– Теперь вперед! – вскричал он, поднимаясь. – Живо, Магамал!.. Нельзя терять времени!.. Надо выстроить и привести в движение военных жирафф!.. Вели солдатам стрелять без отдыха, беспрерывно, ускоряя движения!.. Надо, чтобы лавина не прерывалась ни на одну секунду! Понимаешь?.. Надо чтобы солдаты работали до потери сознания! Где воза?..
– Нагруженные гранитными глыбами, они поднимаются.
– Отлично… А вы что делаете? – крикнул Мафарка прочим капитанам. – Образуйте же длинную цепь, чтобы передавать камни тем, кто должен их бросать! Камней!.. Дайте мне камней!.. Еще!.. Еще!..
И, стоя перед амбразурой, он топтался перед нею, протягивая руки, как голодный нищий. Временами он влезал на кучу ядер, чтобы осмотреть горизонт, и вертелся между солнечными лучами, как хищное животное в золотой клетке. Наконец, он решился и, сжав между мускулистыми руками зубец – как душат врага, как выкорчевывают вековые пни, – он изо всех сил тряхнул его, чтобы отломить.
Потом подняв его страстными руками, как поднимают ребенка, он проворно пошел, с гибкостью эквилибриста, прыгая через кучи камней; встав во весь рост, он нацелился прямо в барашки шерсти и пастей, которые скучивались, как попало, путаясь окровавленными лапами на бугре, на шесть локтей ниже.
Он крикнул: «Мафарка! Аллах!» и энтузиазм его победной силы и отважной смелости заставил звучать его голос из пустых легких!.. Вдали бронзовые эхо, присевшие подобно колоссальным кошкам, от радости промурлыкали об этом бесконечности.
Медленно согнул Мафарка колено, чтобы не быть увлеченным вперед, и потом, качнув три раза зубец над головой, бросил его вниз.
– Назад! Назад! – закричал Магамал, видя, что Мафарка проворно прыгает.
И оба брата очутились рядом в то время, как снаружи тысячи лап и тысячи пастей царапали и кусали стекловидные поверхности стен, рушась в пропасть.
Потом Мафарка начал скакать по остриям зубцов, отбросив всякую осторожность, отдавая приказания и требуя ядра.
Вновь образовали цепь и глыбы покатились из рук в руки вплоть до Мафарки.
Все отличало в нем ясное господство над своими силами: звучная ясность его приказаний, живая смелость поступков, элегантная разнообразность и уверенность жестов. Они точно отражали буйный, беспорядочный и методичный ритм его сердца с пунктуальностью и аккуратностью, восхищавшими взгляд.
Это был настоящий арабский самец, кровь которого текла в его гармоническом теле, обладавшем непогрешимыми движениями и управляемом самой мудрой экономией усилий.
В самом деле, могучее дыхание битвы было в это время скандировано непринужденным и отчетливым автоматизмом Мафарки, который ловил на лету большие глыбы камней и могуче бросал их против прилива шерсти.
Несомненно, в тот момент, когда Мафарка отдал приказ о движении жирафф, вся армия арабов была уверена, что их ведет к победе какой-то бог. В их глазах этим богом являлся Мафарка, который, благодаря совершенству своего организма, почти сверхъестественно господствовал и сдерживал судьбу.
Разве его правая рука, с логическими и здоровыми движениями, казалось, не держала в руках солнце, этого прыгающего льва?..
Вот тогда-то военные жираффы, выстроенные на платформе, снова начали опустошать небо огромными шеями, покрытыми канатными мускулами.
Магамал стоял на стене, чтобы управлять маневрами. Он плясал от радости, обореоленный храбростью, и огромные глыбы прыгали одна за другой, по две и по три, описывая распыленные параболы, как кометы вокруг сияющего лица живого солнца. И он хлопал в ладоши, следя насмешливым взглядом за их тяжелым паданием, там, в глубинах, когда они трескались в каше ревущей боли. И он презрительно относился к рыданиям, несущимся вдаль, до горизонта, распухшего от нескончаемого лая, который был сжат судорогами тоски.
Восхищались ли вы непринужденным порывом этого юного воина, который избегал полета камней, пролетавших вровень с его плечами? Который скользил между слугами военных жираф грациозными прыжками кошки?.. Казалось, что ветерок одолжил ему бархатные трамплины.
– Эй, братья!.. Смело вперед!.. Воды на этот ремень!.. Туда налево!.. Выбирайте глыбы, живо!.. Вперед, славная жираффа!.. Еще одно усилие!.. Ты устала?.. Я догадываюсь об этом по катаральному хрипу твоих легких!.. Браво!.. Хвалю тебя за то, что ты так разминаешь это славное собачье крошево, приправленное медом и лавровым листом, крошево, которое отлично сварится в печи солнца!.. Ура, неутомимая кухарка!..
Внезапно пронзительный шум железа заставил все головы подняться вверх.
– Они кидают в нас бамбуковыми пращами собак!.. Проклятое изобретение!.. Берегись! Посторонись!..
Страшный шум обрушился на площадь; упала бесформенная масса, образованная из сотни сплетенных веревками и кричащих собак. Ужасная бомба, края которой из жеваного и кровянистого мяса предохраняли середину. Она разбилась, как яйцо, и растеклась рычащими собаками.
Муктар первый кинулся с палашом на это кипение крупов.
Он свирепо, как занятой мясник, рубил кучи. Но его последний удар был мимо и пес, у которого он только перерубил лапы, прыгнул прямо на лицо воину со своей раскрытой пастью. Большим прыжком Муктар освободился от пса и, небрежно бросив взгляд на умирающее у его ног животное, обратился к Мафарке:
– Господин, моя судьба решена!.. Позволь мне перед смертью спуститься туда вниз и убить черного вождя, который ведет это стадо собак!..
– Таким храбрецам, Муктар, как ты, – все позволено!.. Иди!
Тогда гигант стал на колени и, подняв руки к небу, произнес молитву. Потом он поклонился Мафарке и перешагнул через вал. Все наклонились между просветами зубцов.
Рыжий ужас тек потоками лавы с боков солнца, затопляя площадь. И солдаты чувствовали, как он скользит и струится ледяным потом по их спинам.