Они опирались друг на друга, опустив ноги в пенистую волну и подбоченясь, как рыбаки, которые тащат из воды сети. Казалось, что черноватый переулок вибрировал, танцуя, как канат, протянутый под шумными телами домов.
Их усилие было неутомимо, потому что они, может быть, чувствовали на конце каната нечто широкое, обширное и богатое, как море.
Мафарка двигался между тоскливыми ожиданиями стольких жалких дверей, уханье которых удваивалось с трепетанием первых отраженных звезд, которые создали иллюзию чудесной рыбной ловли.
А тем временем от низа стен отделялись тени, ползущие, к Мафарке, как предательские черепахи, о которые Эфрит чуть было не споткнулся пару раз; так клейки и скользки от рыб, чешуи и водорослей были их щиты.
Кислая и приторная вонь отвратительно смешивалась в его носу с идеальным ветерком, бредущим с моря. Так катаральный хрип бессильного старика портит дыхание девственницы.
Таинственное беспокойство овладело понемногу Мафаркой, усиливаясь по мере того, как он входил в почтенную крепость Газр-эль-Гузана, работы его отца Раз-эль-Кибира, короля африканских королей.
Грозные ряды стен дразнили море вечным прибоем пены, под верховной волей ночного маяка, который раздирал дальнюю темноту светящимися ножницами, навеки свидетельствуя гений своего созидателя.
Мафарка почувствовал, как содрогаются его внутренности, когда он узнал земную печать этого полубога, который зародил его самого когда-то, может быть, в вечер победы над соединенными королями пустыни.
Это его отец задумал план этих изумительных подземелий, вырытых в граните мыса. Он сам руководил постройкой этого фантастического Чрева Кита, созданного для того, чтобы приглашать туда вассалов и предлагать им насладиться зрелищем агонии королевских врагов, гибнущих под зубами голодных рыб.
Радостная жестокость господствующего разума, которая равняла свою молниеносную волю с точностью оплодотворяющего солнца.
Что касается его, сына, не смог бы ли и он когда-нибудь возобновить над Африкой равновесие этой могущественной души? Какие предсказания читал он в форме облаков, плавающих над морем?
Мафарка не остановился на этих изысканиях и, оставив направо спиральный путь, который поднимался к маяку, и, не поджидая свиту факелоносцев, он устремился влево, в закрытую дорогу, спускающуюся уступами и скачками к подземелью.
Мафарка и его конь почувствовали себя поглощенными огромным ртом горнила. Треск невидимого пожара долго вел их коридорами более запутанными, чем вены человеческого тела, к темной воронке, где Эфрит вдруг остановился, запутав ноги. Мафарка не мог ничего разобрать в дымящемся полумраке. Но могучие руки схватили Эфрита под уздцы, и Мафарка сошел с седла.
Почва дышала и мягко уходила под ногами. Значит, победителю приготовили королевски импровизированный ковер из сжатых, прессованных тел негритянских пленников? Огромная радость наполнила грудь Мафарки в то время, как он проходил под заостренными сталактитами свода, столь же угрожающими, как тройной ряд зубов кита. И Мафарка вошел среди пылающего красноречия факелов, жестикулирующих в вышине, как ораторы на воздухе.
Он чувствовал себя легче лепестка на дышащей волне закованных тел. Все гости поджидали его, стоя, воздев руки к небу и обратив лицо к входу. При его появлении на дороге все склонили спины с мягкой элегантностью леса водорослей, пригнутых течением.
Не ступал ли он по гладкому песку морских глубин? Могучая и нежная сила увлекала Мафарку вперед с ловкостью легкой барки. Он чувствовал, как его тело плывет в зеленоватом дрожании теплой и почти что жидкой атмосферы. Он вообразил огромные массы воды, мягко нежащиеся над головой, и ощущение было бы подавляющим, если бы не рывки арф, крики неутешных дудок, прыжки тамбуринов и мяукание бенджо.
Шум был усилен во сто крат сводами, которые округляли свои мраморные бока, образуя могучий скелет чудовищного кита.
Там и сям, ряды сложенных знамен вздувались, как колоссальные жабры. Направо и налево кривые стены зала были сделаны из кристального стекла, ясная прозрачность которого выходила на колоссальный аквариум, замысловатыми трапами сообщающийся с морем. Этот причудливый бассейн был наполнен странными рыбами, которые подались на приманку, плавая вдоль мыса. Было видно, как они, изголодавшись накануне, яростно двигались.
Большинство гостей собравшихся в зал смотрели на чудесный аквариум, который бросал на столы мрачное отражение лат, копий и лоснящихся на солнце борцов.
От времени до времени было видно, как кровавые приманки скользили на железных прутьях под каждым из отверстий и как кучи громадных рыб бросались к соблазнительным кускам мяса, чтобы хапнуть их и наивно преследовать их до глубины аквариума. Спрятанные рабы мгновенно и внезапно закрывали трапы бассейна и брали в плен этих водяных чудовищ.
Мафарка крикнул:
– Я хочу музыки! Живо! Эй, флейтисты, лютнисты и цитаристы!.. Что вы спите?! Пусть наполнят смолою железные клетки, – прибавил он, протискиваясь ударами локтей сквозь колыхание нагроможденной массы, чьи пышные и отягченные драгоценностями платья издавали скрежет маиса под жерновом.
И когда невидимые музыканты начали тузить и щипать мелодические бока и груди арф, которые корчились от смеха или плакали под развевающимися одеждами аккордов, – Мафарка, встав на кучу подушек, выпрямился. Он улыбался, говоря с милыми гримасами:
– Приглашаю вас, мои возлюбленные сыны, сесть вокруг аквариума, чтобы полюбоваться изумительным разнообразием моих ядовитых рыб!
Торжествующими жестами он показывал разнообразные породы рыб, печень которых наполнена ядом.
– Смотрите, вот тетродонт. Не следует прикасаться к нему, – прибавил смеясь, король, – потому, что он выпускает яд органами размножения. Вот его самка… Некрасива, не так ли?.. Тем лучше, потому что ее поцелуи опаснее поцелуев самца.
В этот момент в аквариуме образовался желтый водоворот, откуда отделились мюрэны, длиною в два метра. Их гладкая кожа пестра и покрыта липкой слизью.
За ними приближались угрожающие и мрачные рыбы отталкивающего вида, похожие на огромные черноватые ножницы.
– Это синанкеа, большие крысы Красного Моря.
Шайка синанкеа нырнула в глубины аквариума, где самые большие старались зарыться в песок. Медленно они исчезли одна за другой, оставив наружи торчать лишь шипы.
– Вы можете следить за игрой этих негодяев. Они никогда не нападают несмотря на силу своих остриев. Нужна внешняя сила, чтобы другая рыба была брошена на канал острия. Рыбаки, раненые синанкеа, сейчас же чувствуют ужасную боль, которая охватывает все тело и вызывает исступленные конвульсии. Я видел, как один пораженный бился головой о прибрежные камни и умолял прохожих отрезать ему отравленную ногу.
Было видно, как прошла разновидность скорпёна. У всех них была большая голова, слегка приплюснутая, покрытая колючками с остриями на спине.
Гости приветствовали криками восхищения процессию скорпёна, которые сбились в кучу, дрожащую в глубине аквариума. Мало-помалу беспокойство рыб росло: они спутали плавники и колючки в виде рычагов, бечевок, и ремней, безумно волнуясь, и это делало их похожими на механизм огромных стенных часов или систему зубчатых колес катапульты.
Но когда огромный артемат Тихого океана с внушительным видом приблизился, подымая плавники, вооруженные непомерными колючками, все скорпёна зарылись в песок.
– Эта рыба похожа на галеру. У нее на спине мачты, а на боках весла. Смотрите, вот самка!.. Она машет большими плавниками вокруг живота. Точно танцовщица с мягкими газовыми юбочками в воде.
Послышалось ворчание. Рыбы гарпунировали Антилльских батракус грюнеус. Видно было подергивание их розовых плавников, которые щелкали о темные грудные мускулы на коричневых спинах и на желто-черномраморных боках.
– Но я вижу по вашим лицам, что аппетит начинает вас развлекать! – сказал Мафарка. – Позже у вас будет, чем порадовать взоры. Раз это собрание рыб вас интересует, вы скоро увидите их за работой! Сейчас я вам предложу, чем позабавить нёбо и напичкать брюхо…
Шагая, с богатым взглядом и расточительными жестами, Мафарка перечислял чудесные кушания, которые были поставлены среди зала.
– Это не все. Есть еще восхитительный пилав, за варкой которого наблюдали особенно; фисташковые и ванильные шербеты, долго сохранявшиеся среди роз. Есть пироги из рисовой муки и меду, есть галагуа, сиропы, карамендин, испанские и французские вина, коньяк и ром в больших кувшинах с отверстиями, украшенными драгоценными камнями!.. Все будет подаваться вам в любое время и не по порядку. Пусть каждый следует фантазии желудка!
Все сели на корточки, скрестив ноги, вокруг скатертей, усыпанных нарциссами и акацией. Гости жадно ели, с томным покачиванием, которое они скандировали редкими словами и довольным сопением.
Моментами их руки с покрасневшими ногтями погружались в поднос, как курицы, клюющие из одной миски.
Потом, время от времени, гости откидывались, чтобы дать нежной и сладкой музыке протечь в горло, орошая глотки обсосанными вздохами; все это проделывалось с гримасами счастья, которые были смешны Мафарке.
И, улыбаясь, он сказал громко:
– Дорогие гости, я избавляю вас от обязанности хвалить мой пир традиционными отрыжками, потому что мы кончим тем, что задохнемся в этом зале без окон.
Потом король мало-помалу нахмурился. Мысли его невольно были привлечены всплесками рыб, которые, казалось, пламенели за чудесными стеклами.
– Рабы! Раскидайте лепестки роз по залу! В воздухе носится довольно неприятный запах: не правда ли, Абдалла?
И Мафарка жестом призвал юношу с гибким станом, перетянутым поясом из гиппопотамовой кожи. Этот капитан гордо обращал к Мафарке свое лицо оливкового цвета; и большие глаза юноши, казалось, поглощали весь свет, как два зеркала.
– Да, господин. Я об этом подумал. Они сейчас придут.
И он указал на кристальные стекла потолка, сквозь которые были видны светлые ноги рабынь, гуськом выходящих из верхних кухонь; каждая рабыня несла корзинку сбоку; и все они спускались по внутренней лестнице в зал.