<1912>).
102 Любопытная деталь, позволяющая представить, как был оформлен диспут: в одном из писем М. Ларионову накануне доклада в Политехническом музее Зданевич озабочен подготовкой демонстрационных материалов: «…Приготовления нужны следующие: кроме диапозитивов с картинами футуристов, по возможности каждого, нужны диапозитивы с Венерой Милосской, диапозитив, на котором должно быть написано: “Le Futurisme”, лучше печатными буквами, диапозитив с надписью: “Остерегайтесь подделок”» (Зданевич И.М. Письмо М.Ф. Ларионову//ОР ГРМ. Ф. 177. Е. х. 50. Л. 9об.).
103 Ректориатом Зданевич называет членов «Академии эгопоэзии» И. Северянина, К. Олимпова, Грааль-Арельского и Г. Иванова, подписи которых стоят под листовкой, выпущенной ими в январе 1912 г.
104 «Общество свободной эстетики» существовало в Москве в 1907–1917 гг. Цель его – «способствовать успеху и развитию в России искусства и литературы и содействовать общению их деятелей между собой». Членами общества состояли все наиболее видные деятели искусства и литературы, главным образом примыкавшие к новым течениям. Действительных членов к 1914 г. насчитывалось 165, членов-посетителей – 31. Общество устраивало художественные выставки, собрания, на которых читались доклады, сопровождаемые исполнением стихотворных и музыкальных произведений. Один из основателей «Общества свободной эстетики» – хирург Иван Иванович Трояновский, близко знавший многих деятелей литературы и искусства (см.: Картотека художников //ОР ГРМ. Ф. 191. Е. х. 40; «Общество свободной эстетики». Отчёт о деятельности в 1913–1914 годах).
Выступление Игоря Северянина в «Обществе свободной эстетики», куда он был приглашён В.Я. Брюсовым, состоялось 20 декабря 1912 г. «Если футуризм Игоря Северянина – только литературная школа, то надо отдать справедливость: чтобы оправдать своё имя, ей придётся сделать ещё очень многое, – писал в рецензии на это выступление В.Ф. Ходасевич. – Если же футуризм и в данном случае претендует на роль нового миросозерцания, как это делает футуризм западный, основанный Маринетти, то следует признать, что не только до нового, но и вообще до сколько-нибудь цельного миросозерцания ему ещё очень далеко» (см.: В.Х. <Ходасевич В.Ф.>. Вести из Москвы. Игорь Северянин. //Русская Молва. 1912. № 17. 25 декабря. С. 7; <Б. п.> Розовые слоны//Голос Москвы. 1912. № 294. 21 декабря. С. 4).
105 «Студия импрессионистов» – сборник русского литературного художественного авангарда, вышедший в 1910 г. под редакцией Н.И. Кульбина. Зданевич, приехавший в Петербург в 1911 г., назвал дату «1909», очевидно, имея в виду время своего знакомства с творчеством Хлебникова, впервые выступившего в печати в еженедельнике «Весна» (1908).
106 Речь идёт о статье Хлебникова «Учитель и ученик. О словах, городах и народах. Разговор I», где поэт, используя жанр разговора, излагает понятие о внутреннем склонении слов, которое в статье «Наша основа» он называет одним из путей словотворчества (см.: Хлебников В. Творения. М., 1987. С. 585–586, 627).
107 Дословный перевод с французского (“De la musique avant toute chose”) первой строки стихотворения П. Верлена «Поэтическое искусство» (“Artpoetique”), написанного в 1874 г. к 200-летней годовщине «Поэтического искусства» Н. Буало. Это произведение Верлена обычно трактуют как его credo, против чего, впрочем, предостерегал сам Верлен в предисловии к переизданию “Poemes saturniennes” 1890 г., настаивая на том, что он не стремился создавать теорий.
Зданевич, вероятно, знал о полемике о путях развития французской поэзии, развернувшейся после того, как поэт, критик, философ Шарль Морис, которому было посвящено стихотворение П. Верлена «Поэтическое искусство», сделал его литературоведческий анализ. Очевидно, ему были известны и слова Верлена, которые резюмировали его мысли о поэтическом искусстве: «безупречные рифмы, правильный французский язык и, главное, хорошие стихи, не важно, под каким соусом» (цит. по: Verlaine Р. Poesies. Moscou, 1977. Р. 298).
108 Вариант: «Но мы знаем, что Верлен, высоко ценя звуковую динамику, не говорил – “только музыка”, а “пощёчники” заявили: “Только музыка”. Маяковский, по крайней мере, говорил в Петербурге на вечере “Союза молодёжи”, что всякое содержание может быть выкинуто» (ОР ГРМ. Ф. 177. Е. х. 10. Л. ЗОоб.). Вероятно, речь идёт о выступлении Маяковского вместе с Д. Бурлюком на вечере «Союза молодёжи» в Троицком театре (20 ноября 1912 г.), где Маяковский прочёл доклад «О новейшей русской поэзии». В газетных заметках эти слова Маяковского не зафиксированы. Согласно газетным отчётам, фраза, что «кубистам нет никакого дела до идеи картины. Что они свободны и от сюжета», прозвучала на том же вечере в докладе Д. Бурлюка (Мур. Нахальство в кубе. (Впечатления профана) //Вечернее время. 1912. № 310. 23 ноября. С. 4). В. Маяковский вполне мог говорить о свободе поэзии от содержания. Через четыре месяца на другом диспуте (24 марта 1913 г.) он утверждал, что «душа современности в освобождении искусства от власти формы и содержания. <…> В поэзии важен не смысл – важно слово» (Senior. Диспут футуристов о современной литературе ⁄⁄ Русская молва. 1913. № 105. 27 марта. С. 5).
109 Ср.: «Ударами кулака и звонкими пощёчинами мы сражались в театрах важнейших итальянских городов» (Marinetti F. Т. Le Futurisme. Р. 5).
110 Имеется в виду издевательский отзыв, помещённый в газете «Биржевые ведомости»: «Пощёчиной по собственной физиономии прозвучала книжечка прозы и стихов молодых эксцентриков – двух Бурлюков, Хлебникова и др., озаглавленная: “Пощёчина общественному вкусу”. Серая бумага, в какую завёртывают в мелочной лавке ваксу и крупу, обложка из парусины цвета “вши, упавшей в обморок”, заглавие, тиснутое грязной кирпичной краской, – всё это, намеренно безвкусное, явно рассчитанное на ошеломление читателя» (Измайлов А. А. Рыцари ослиного хвоста//Биржевые ведомости. Веч. вып. 1913. № 13365. 25 января. С. 6; Утр. вып. № 13366. 26 января. С. 6). Эту реплику не оставил без внимания Ларионов, написавший Зданевичу накануне петербургского диспута: «Постарайтесь отмежеваться на диспуте от “Бубнового валета”, “Союза молодёжи” и “Пощёчины” двумя-тремя характерными фразами вроде: “Пощёчина цвета раздавленной вши”» (ОР ГРМ. Ф. 177. Е. х. 88. Л. 10, II), вероятно, забыв, что «остроумное замечание» о «Пощёчине» уже прозвучало в московском докладе.
111 Предисловием к сборнику «Пощёчина общественному вкусу» является манифест, авторами которого были Д. Бурлюк, А. Кручёных, В. Маяковский, В. Хлебников (см.: Пощёчина общественному вкусу. <С. 3–4>).
112 Зданевич ссылается на фрагмент манифеста из сборника «Пощёчина общественному вкусу»: «Кто же, доверчивый, обратит последнюю любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?»
113 Ср: «В 1905 году Бальмонт пишет стихи, взволновавшие Россию. “Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот”. За эти строчки Бальмонт был “изгнан” с родины на семь лет. Вернувшись в 1913 году, Бальмонт был встречен необычайно сердечно и, выступая с чтением стихов, производил огромное впечатление…» (Зданевич К. Я вспоминаю. Рукопись//ОР ГРМ. Ф. 177. Е. х. 102. Л. 30). В связи с 300-летнем дома Романовых в феврале 1913 г. была объявлена политическая амнистия, и 5 мая поэт смог вернуться из Парижа в Москву. Кстати, И. Зданевич принимал участие в организации возвращения Бальмонта в Россию. См. в разделе III письма № 11 и 12 из переписки с родственниками, друзьями и знакомыми.
114 Зданевич имеет в виду строки манифеста из сборника «Пощёчина общественному вкусу»: «Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с чёрного фрака воина Брюсова? Или в них зори неведомых красот?»
115 Точнее: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч, и проч, с Парохода современности».
116 Вариант для доклада в Петербурге: «У нас в России футуристические работы дали Наталия Сергеевна Гончарова и Михаил Ларионов. Творчество Гончаровой, будучи исторически необходимым и глубоко национальным, могло принять в себя [итальянский] внешний футуризм, лишь сильно преломив его и придав ему особую окраску. Мы говорим именно о внешнем футуризме, т. к. внутренне по своему положению и играемой им роли творчество Гончаровой [это мы дальше выясним] является прямым предшественником русского футуризма, если не первым его осуществлением. В футуристическую манеру писания картин Гончарова внесла свойственную ей примитивность и большую неслучайность композиции и характерную выразительность. В силу этого футуризм явился для неё только манерой, только временным способом живописной [поэтической] передачи, и как только [нами] были найдены новые положения и новые дали, в частности, оформлен лучизм, Гончарова эту манеру покинула. Так же поступил и Ларионов, которому внешний футуризм был ближе. Он также дал несколько футуристических полотен, очень хорошо исполненных, но ещё скорее понял недостатки формы итальянцев и скорее покинул футуризм ради лучизма» (ОР ГРМ. Ф. 177. Е. х. 10. Л. 64).
117 Применив к явлениям искусства высказанный в диссертации Н.Г. Чернышевского принцип, который гласил, что «действительность не только живее, но и совершеннее фантазий», Стасов призвал художников обратиться к своей, российской, тематике во всех её аспектах: «Только там и есть настоящее искусство, где народ чувствует себя дома и действующим лицом…» (СтасовВ.В. Избр. соч. в 2 т. Т. 1. М.; Л., 1937. С. 102).
118 Ср.: «Футуризм есть динамит, трещащий под развалинами чересчур почитаемого прошлого» (Маринетти Ф. Т. Футуризм. С. 39).
119 Заключение (вариант): «Вот что пока есть футуристического в России. Это, безусловно, не футуризм. Ибо русский футуризм нечто совсем иное. Но нам он нужен и придёт. В нас достаточно много ещё варварского, и в этом отношении мы в более выгодном положении, чем Европа. Там футуризм как движение может вылиться в иные, более бессильные формы, бояться этого есть основания, для нас же он может явиться лишь двигателем и побудителем. Как много праздности ещё среди нас. Как долго нас держали в тисках и пытали. Уж более двухсот лет прошло с тех пор, как искусство порвало с народом и жизнью и стало принадлежностью любителей. Более двухсот лет прошло с тех пор, как оно пало и всё ещё не может подняться и бьётся в сетях подражания. А футуризм прежде всего самобытность. Выйдемте же на улицу. Не правда ли, Москва прекраснее, чем вы думали до сих пор. И [не только] не Кремлем, но бульварами, но Театральной площадью, но Тверской, кофейнями и ресторанами и вами, теми, кому дорого искусство. Убьём же глупую праздность, и нерешительность, и терпение. Пора взбунтоваться. Пора говорить не в замкнутых кругах, но для всех, для толпы, для черни, которую раньше так презирали. Не для многих искусство, но для черни, и чернь для него. Будем борцами. Всему [мирозданию] придётся сплотиться, чтобы устоять, и ничто не устоит. Я кончил, господа [и не только звёздам, но и вам бросаю вызов]» (ОР ГРМ. Ф. 177. Е.х. 10. Л. 31).