Чеченская война все-таки – не мытьем так катаньем – пришла в Москву. Речь именно о войне, а не о ее криминальном фоне – похищениях, терактах, арестах и т. п.
Анна Политковская стала первой жертвой вновь открывшегося Московского фронта этой войны, которую она ненавидела и с преступлениями которой бескомпромиссно боролась.
Предсмертная шахада
«ИСЛАМКОМ». 06.02.2007
Илья Кормильцев умер в Лондоне 4 февраля в 10 часов утра. Перед смертью он произнес шахаду, повторяя по-арабски исповедание исламской веры за своим другом, живущим в Великобритании русским мусульманином, который был с ним в дни болезни и на руках которого Илья умер.
Илья Кормильцев шел к этому всю свою сознательную жизнь. Еще в советские годы, будучи далеким от Ислама, а, возможно, и от религиозности как таковой, Илья настолько глубоко прочувствовал фундаментальную несправедливость человеческого сообщества, настолько глубоко понял изъян в устройстве окружающего нас мира, что превратился в духовный символ для многих людей, несущих в своем сердце протест. Он стал вождем интеллектуального протеста, того, который стоит выше оптимистических ожиданий, связанных с переменами. Кормильцев и Цой вдвоем, но совершенно по-разному, стали воплощением духа времени. Цой – это новое экзистенциальное осознание своего одиночества в мире, которое приходит к молодому человеку после того, как для его поколения умирает слепая вера родителей и не работает больше врожденное доверие обывателей к системе. Цой – это новое мужество, рожденное отчаянием, но вместе с тем и побуждение к действию: он не рвет с социальной сущностью личности, он не перечеркивает веру в Историю.
Кормильцев в какой-то мере стоит над схваткой, но не как сноб, презирающий все стороны конфликта. Он открывает себе и тем, кто следует за ним, что проблема не в частной ошибке той или иной партии, а в глобальном дефекте самого устройства жизни. «Время перемен» для него ничего не значит, потому что сами эти перемены никуда не ведут. «За красным рассветом – розовый закат», – вот что такое для Кормильцева перемены!
Но это именно потому, что его протест носит безусловный характер. А раз так, то этот протест приобретает теологическое измерение. Духовная оппозиция Ильи выходит за пределы контекста обманутых и потерянных поколений, разбитых иллюзий, проигранной эпохи и т. п. Это оппозиция именно отсутствию высшего смысла. Все, что сделано Кормильцевым, все, что им написано, переведено, издано – посвящено отрицанию бессмысленности. В этом его фундаментальный трансцендентный оптимизм совершенно иного свойства, чем у тех, кто, как говорится «имеет простые человеческие чаяния», надеется на лучшую жизнь. Оптимизм (если тут вообще уместно это слово) у него был теологический, непонятный большинству современных людей.
Вот почему Илья остро интересовался Исламом. Ислам есть единственная религия в духовной истории человечества, которая ставит вопрос о Смысле, противостоящем абсурду. Вопрос о ценности, внутреннем оправдании быстротекущего, конечного времени. Ислам ставит этот вопрос перед человеком как вызов, указывая на трагичность и неопределенность каждой индивидуальной ситуации, равно как и ситуации, в которой находится все это бытие в целом. Ни в одной метафизической доктрине нет такой напряженной драмы непосредственного решения, от которого зависит судьба творения: «сейчас или никогда!»
Революционный радикализм Ислама, пришедшего в наш мир не для того, чтобы «подтвердить», а для того, чтобы «преодолеть», воплощен в одном ключевом слове – «Джихад». Это слово, производное от «джахд» – усилие. Невозможно себе представить что-то более противоположное вальяжной и всеприемлющей мудрости язычников. У них – следование естеству, плавание по течению, «дао». У мусульман – противостояние, поворот вод вспять, путь против «естественного хода вещей» – Джихад.
Это слово становится названием одного из сайтов, созданных Ильей в последние пару лет, его любимого детища в Интернете. Достаточно выйти на этот сайт, чтобы оценить всю многосторонность и объемность пути Кормильцева к окончательному принятию Ислама.
Издательство «Ультра.Культура» было единственным в РФ, издававшим книги в защиту политического, борющегося Ислама. Взаимодействуя с сугубо мусульманским издательством «УММА», «Ультра.Культура» учредила премию «Исламский прорыв», присуждавшуюся за лучшие достижения в деле понимания и защиты Ислама на «культурном фронте». В издательстве Кормильцева выходили книги, совершенно не совместимые с идеологической конъюнктурой сегодняшней России; книги, плюющие на возрожденное церберство и полицейщину наших дней. Поэтому, естественно, у издательства были административные проблемы. Серьезные люди в погонах нелицеприятно отзывались об этом издательстве. Но как тексты Ильи Кормильцева в исполнении Бутусова были интеллектуальным маяком в дурашливо-хороводную эпоху Горбачева, так и издательская деятельность «Ультра.Культуры» светила избранным с другого берега в нахмуренно-выжидательную эпоху Путина.
А теперь, пожалуй, главное. Илья Кормильцев был неизмеримо больше всего, что он делал и успел сделать. Есть люди, максимум которых реализован в их творческом продукте. О таких говорят: «Он превзошел сам себя, создав такой-то шедевр. Умри, лучше не сделаешь!» Так вот, все, что проявил Илья – при всей значимости и глубине этого – есть лишь легкий намек на его подлинную значимость. Редко от кого с первых же мгновений контакта исходит такая непостредственная очевидность внутреннего субъекта, которая исходила от Ильи. Это не то, что расхожим образом принято называть «личностью»: такой-то, дескать, Личность! Кормильцев являл собой вот именно что не «личность», а субъекта, свидетеля, не растворенного в бытии, не смешивающегося с миром, в который «вброшен».
И от этого у собеседников Кормильцева рождалось ощущение непередаваемой глубины и чудесности каждой минуты общения с ним. Как будто встретился с каким-то самым своим близким родственником, которого наяву, в реальной жизни просто не бывает.
Мир стал беднее с уходом этого человека, а исламское сообщество стало богаче, ибо достойное имя Ильи Кормильцева теперь принадлежит истории лучшей из общин.
Аллаху Акбар!
Памяти Магомеда Евлоева
«ИСЛАМКОМ». 03.09.2008
В России творятся странные дела, которые по своему сценарию выходят за всякие рамки, не имеют никаких прецедентов (разве что в каких-то отдаленных закоулках истории) и рвут со всякой политической логикой…
Как могло получиться, что министр внутренних дел республики стреляет при свидетелях в голову безоружного, несопротивляющегося политического оппозиционера, который является международно известной публичной фигурой, да еще при этом за полчаса до выстрела летел на одном самолете с президентом этого самого министра-киллера?
Ситуация настолько чудовищна и с самых циничных углов зрения настолько абсурдна, что некоторые головы сразу же после известия об убийстве стали искать конспирологические объяснения. Дескать, преступление каким-то образом организовал Буш или даже сам Маккейн (не иначе как в поддержку своей избирательной кампании!)… Другие ссылались на печально известную практику израильского Моссада. Люди не хотели верить, что такое бывает. Даже эскадроны смерти в Чили и Аргентине убивали не в присутствии президентов и не руками членов правительства!
Теперь, однако, к большому сожалению тех, кто хотел бы как-то «отмазать» от прямого и кровавого криминала номенклатурный истеблишмент, все точки над ï расставлены.
Магомед Евлоев оказался с Зязиковым в одном самолете по совпадению, которое, тем не менее, не было слишком невероятным: из Москвы в Назрань ежедневно всего один рейс. Евлоев летел из Европы, и предупредить Мусу Медова, который прибыл встречать оппозиционера с целым кортежем к трапу самолета, мог только один человек – сановный попутчик убитого. Что касается министра-убийцы, ингушское общество во всех своих элементах слишком взаимосвязано и слишком прозрачно для самого себя, чтобы в такой акции, совершенной при хотя бы даже самых приближенных охранниках, могла бы остаться хоть какая-нибудь неясность. Никакой охранник не захочет быть причастным к этому делу, потому что институт кровной мести – это вам не какой-то Гаагский трибунал!
Таким образом, сегодня уже является пройденным и ненужным делом требовать объективного расследования и установления виновных: виновные определены и им предъявлен счет по самой высшей мере.
Каждому понятно, что за объявлением кровной мести со стороны тейпа жертвы стоит консолидированное решение всего ингушского народа. Поэтому исход этой ситуации технологически однозначен. Значима другая, политическая, сторона этого вынесенного тейпом Евлоева решения. Кремль оказывается в крайне невыгодном и двусмысленном (чтобы не сказать попросту «дурацком») положении…
Оставить сейчас Зязикова на его посту – значит согласиться с тем, что он будет убит в статусе президента. Во-первых, казнь президента северо-кавказской республики согласно адату продемонстрирует то, что Москва пытается скрыть от мира всеми силами: неуправляемость политического процесса в этом регионе. Во-вторых, такой исход будет беспрецедентным, ибо до сих пор не погибал еще ни один «избранный» президент национального «субъекта федерации» (разумеется, никакие параллели с трагической историей Чеченской республики проводить нельзя, ибо Чечня и при Дудаеве, и при Масхадове, и при Кадырове была воюющей стороной и находилась в особом положении).
Снятие же Зязикова с поста президента будет означать публичное признание Москвой легитимности обвинений в его адрес и фактически станет выдачей скомпрометированного функционера на расправу. Трудно сказать, что является более несообразным той позиции, которую официальная Москва пытается занимать в отношении Кавказа.
Однако, честно говоря, вторая версия с точки зрения Москвы должна представляться меньшим злом: Зязикову и Медову будет как бы предоставлен шанс сбежать и скрыться от ингушского народа где-нибудь в Китае.