Она узнала его имя: Панфило, что значит «всецело любящий». И в церкви, и дома, и на берегу моря все ее мысли — только о нем. Она потеряла самоуверенность, забыла гордость, утратила сон и аппетит. Ее нянька обо всем догадывается и пытается склонить ее к благоразумию. Но Фьямметта объявляет, что не в силах противостоять власти Амура: либо смерть, либо счастье любви с избранником сердца! Все решает видение Венеры, которая велит ей покориться. Фьямметта склоняет колени и говорит Венере: «Да будет — воля твоя! Прости мне мое сопротивление». Венера дохнула на нее, и от этого желание Фьямметты еще жарче разгорелось.
Фьямметта вводит Панфило в круг знакомых своего мужа. В обществе, среди общей беседы, они ведут свой особый разговор иносказаниями, «будто о древних греках». Перед тем, как рассказать о решительном тайном свидании, Фьямметта просит снисхождения и сострадания у своих слушательниц. «А ты, честная стыдливость, поздно мною познанная, удались, не карай робких женщин, пусть они узнают о том, к чему, любя, стремятся сами». Наступили дни блаженства, но вскоре за ними пришло горе. Однажды сквозь сон Фьямметта слышит, как Панфило плачет возле нее. На ее расспросы, прерывая слова вздохами, он сообщает, что отец вызывает его в родной город. Фьямметта молит его остаться, но Панфило должен ехать; он обещает вернуться через некоторое время. При последнем свидании Фьямметта потеряла сознание. Панфило на руках отнес возлюбленную на ее ложе и долго плакал, моля богов пощадить ее.
Фьямметта осталась одна. Ее одолевают черные думы, которые ничто не в силах рассеять. Наконец, приходит письмо от Панфило, который обещает скоро вернуться. Фьямметту это не утешает. Ее томят муки ревности: ведь во Флоренции столько красавиц. «Впрочем, кого он найдет, кто бы его любил так, как я?» Часто она на вышке дома следит, скоро ли зайдет солнце, отмечает белыми и черными камешками прошедшие и еще оставшиеся дни, перебирает вещи Панфило, перечитывает его письма, беседует ночью с луной; она слушает сказки служанок, читает повести любви, засыпая, грезит о милом. Приближается назначенный срок. Фьямметта обновляет свои наряды, пытается освежить свою красоту. Кто бы ни вошел, чей бы ни послышался голос, все ей кажется, что это Панфило или весть о нем. Раз сто на дню выглядывает она в окно. Вспомнив, что Панфило обещал что-то привезти ее мужу, Фьямметта решает спросить его, скоро ли вернется Панфило, но муж ничего об этом не знает. Срок давно уж прошел. Распространяется слух о женитьбе Панфило. Фьямметта потрясена. Она представляет себе, как Панфило будет рассказывать молодой жене о победе над ней. Ее терзают обида, отчаяние, злоба. Наконец, она заболевает. Муж обеспокоен, врачи бессильны помочь ей. Фьямметта нехотя наряжается, нехотя выходит на люди. Начнет причесываться — задумается, и гребень падает из рук. Все напоминает ей о Панфило. Выйдет ли на берег моря — ей вспоминается, как они там вместе гуляли, слушает ли музыку — звуки будят в ней любовные чувства. Фьямметта проклинает светскую жизнь, мечтает о простоте сельского существования, о невинности золотого века. Прошел год, и Фьямметта начинает привыкать к своему горю. Но вдруг она узнает, что женился только отец Панфило, а сам он завел возлюбленную. Это еще тяжелее для нее, так как это — самая несомненная измена. Настала весна, но для Фьямметты теперь это — пора печали. В довершение — злая насмешка судьбы: приходит известие, что приехал Панфило; но оказывается, что это его земляк и тезка. Фьямметта подробно перечисляет любовные невзгоды знаменитых женщин древности, стараясь доказать, что ее участь — горше всех. Она кончает рассказ напутствием своей книжке: «Маленькая моя книжечка, как будто извлеченная из гробницы твоей госпожи, ...влюбленным женщинам тебя я представляю такою, как ты есть, написанную моей рукою и часто орошенную моими слезами... Служи через страдания госпожи своей примером вечным для всех счастливых и несчастных».
Повесть Боккаччо полна литературных воспоминаний. Явление Венеры, которая, распахнув хитон, показывает Фьямметте на своей груди изображение Панфило, напоминает очень сходное видение в «Новой Жизни». Описание пути любви, проникающей через глаза в сердце (когда Фьямметта впервые видит в храме Панфило), воспроизводит старую доктрину трубадуров. Кормилица Фьямметты очень похожа на кормилицу Федры. Описание признаков влюбленности взято из Овидия, точно так же как заключительное обращение к книге парафразирует начало его «Печальных песен» («Tristia»). Вообще, откликов из Овидия очень много. Но это не механические заимствования, а выбор подходящего материала, умело осваиваемого, из литературных источников, которые не открывали чего-либо по существу нового, а лишь помогали художественно оформить самобытное чувство.
Это, однако, не касается чисто стилистических моментов, в которых проявляется чрезмерная зависимость от классиков. Сюда относятся — ораторская замедленность рассказа, сложность синтаксиса, большое количество вставных рассуждений, а главное — нагромождение исторических или мифологических образов и сравнений, иногда столь обильных (например, там, где Фьямметта сопоставляет свою судьбу с судьбою героинь древности), что возникает впечатление, будто рассказчица хочет щегольнуть своей ученостью. Здесь сказывается та же борьба за стиль, начатая в «Филоколо» и не окончившаяся еще в «Декамероне», старание освоить античную стилистику в целях создания современной подлинно художественной прозы на живом, национальном языке. При склонности гуманистов, и в том числе Боккаччо, превращать подражание древним в самоцель, частичные неудачи на этом пути были неизбежны.
Но во всем том, что касается обрисовки и анализа чувств, литературные и ученые реминисценции — лишь подспорье. В основном здесь Боккаччо самостоятелен, так же как он самостоятелен в живом и правдивом изображении обстановки душевной драмы — нравов и сцен неаполитанской жизни, празднеств, поездок, танцев на берегу моря, пленительного южного пейзажа. Превосходны также очень объективно очерченные фигуры второстепенных персонажей повести, в первую очередь — мужа Фьямметты и ее кормилицы, В целом, роман производит впечатление большой самобытности и гармонии.
«Фьямметта» — прощание Боккаччо с прошлым, с былой любовью, с феодальным Неаполем, где протекла его молодость, и решительный отход от рыцарской романтики, проникавшей до сих пор его творчество. Отныне Боккаччо — гражданин трезвой и деловой Флоренции, с которой он все более срастается, республиканец, начинающий интересоваться общественно-политическими вопросами и проявлять внимание к практической жизни и порождаемым ею общественным типам. В творчестве это соответствует дальнейшему углублению реализма, без отказа, однако, от поэтической стихии, культа изящной формы и использования принципов классической эстетики. Все это нашло столь же полное выражение, как и в «Фьямметте», во втором большом произведении этого периода, поэме в октавах «Фьезоланские нимфы», написанной около 1345 г. Начальные и заключительные строфы этой поэмы говорят о том, что она вдохновлена любовью, всецело владеющей сердцем поэта. Но предмет его чувства, — быть может, уже не Фьямметта, а какая-то другая флорентийская дама, имя и судьба которой остались нам неизвестны.
В основу сюжета Боккаччо положил миф, услышанный или вычитанный им где-то, а, быть может, свободно им измышленный по образцу «Метаморфоз» Овидия и приуроченный к Фьезоле, живописному городку поблизости от Флоренции. Именно — поэма должна объяснить происхождение названий двух ручьев, сбегающих с холма Фьезоле и затем сливающихся вместе.
В незапамятные времена, когда еще не существовало города Фьезоле и люди жили в первобытной простоте, не зная даже употребления хлеба и вина, на холме Фьезоле обитали нимфы, подчиненные Диане и принесшие обет девственности. Юный пастух Африко однажды подглядел собрание нимф и страстно влюбился в одну из них, Мензолу. Но суровая нимфа отвергает мольбы юноши, мечтающего сделать ее своей женой, и даже едва не поражает его копьем. Безутешному Африко является Венера и дает ему совет — переодеться женщиной и вмешаться в толпу нимф, что даст ему возможность достигнуть цели. Африко следует этому совету и, воспользовавшись моментом, силою овладевает Мензолой. Та сначала негодует и плачет, но затем в ее сердце пробуждается любовь, и она уже добровольно осыпает Африко ласками. Расставаясь, она обещает ему часто приходить на свиданье. Вслед за тем, однако, ее охватывает страх перед Дианой, и она скрывается от Африко. Тот ее тщетно разыскивает, тоскует и, наконец, в отчаянии лишает себя жизни собственным копьем на берегу потока, окрасив воды своей кровью.
Мензола, ничего не зная об этом, продолжает прятаться в своей пещере. Почувствовав себя беременной, она озабочена лишь одним — как бы сберечь своего будущего ребенка от гнева Дианы. Однако, когда у нее рождается прелестный мальчик, она оказывается не в силах отдать его старой нимфе, желающей помочь ей, и оставляет ребенка при себе. В конце концов Диана обнаруживает ее проступок и превращает убегающую от нее Мензолу в реку. После этого старая нимфа относит мальчика, названного Прунео, к родителям Африко, которые с любовью его воспитывают. Через некоторое время в страну приходит Атлант с множеством народа и насаждает цивилизацию. Он основывает город Фьезоле, а нимф выдает замуж за своих подданных. Прунео он сделал своим пажем, а затем сенешалом, приискал ему жену знатного рода и подарил обширные владения. У Прунео было десять сыновей, потомки которых стали гражданами Фьезоле, а затем переселились в основанную римлянами Флоренцию. Род Африко процвел, и из него в других местностях пошли именитые люди.
«Фьезоланские нимфы» — самое поэтическое из всех произведений Боккаччо и, вместе с тем, такое, в котором реалистическое и народное начало его творчества выразилось с огромной силой. Особенно ясно это становится, если сравнить «Фьезоланских нимф» с первым опытом Боккаччо в области пасторального жанра, «Амето». Здесь нимфы — уже не разряженные и жеманные светские красавицы или пышные, замысловатые аллегории более ранней поэмы, а простодушные и здоровые сельские девушки, истинные дочери природы. Диана более похожа на настоятельницу женского монастыря, деловито хозяйничающую и оберегающую от соблазнов своих питомиц, чем на величавую античную богиню. Даже Венера дана в упрощенном и очеловеченном виде, особенно когда она является Африко в необычном с точки зрения античной мифологии виде — с «младенцем» Амуром на руках, словно привычная для народной фантазии Мадонна. Таковы же чувства главных персонажей — необычайно простые и искренние, лишенные какой бы то ни было приподнятости или сентиментальности. Душевные движения подмечены и описаны с неменьшей правдивостью, чем в «Фьямметте». Превосходно обрисована борьба, происходящая в душе Мензолы, сначала между чувством горькой обиды по отношению к насильнику и зарождающейся нежности к нему, затем между любовью и страхом. Впервые в новой европейской литературе Боккаччо изобразил материнское чувство, всецело овладевающее душой молодой женщины. Точно так же тонко и правдиво нарисованы семейные сцены в доме Африко, трогательные заботы о нем родителей — когда мать, приняв любовный недуг юноши за обыкновенную болезнь, хочет приготовить ему ванну из целебных трав, а отец, разгадав в чем дело, прикрывает Африко одеялом и советует жене не тревожить его. Так же с большой теплотой изображено, как старики принимают в свой дом внука и нежно заботятся о нем.