В этом году после долгого перебирания «за» и «против» «Современник» всё же издаст отдельной книгой «Пути-перепутья», один из экземпляров которой Фёдор Абрамов в знак искренней благодарности за первую публикацию привёз в «Новый мир» Валерию Косолапову, которого в этот момент не оказалось на месте.
Спустя время Валерий Алексеевич ответил писателю благодарным письмом:
«26.06. 1974 года.
<…> Вчера впервые после длительного перерыва приехал на работу в журнал и порадовался, увидев на столе Вашу новую книгу. Огромное Вам спасибо за подарок и за внимание. Как Вы, очевидно, понимаете, роман “Пути-перепутья” мне очень дорог, и как давнему поклоннику Вашего писательского таланта, и как редактору “Нового мира”».
«Характер великого человека всегда сложный», – скажет однажды Абрамов о Твардовском, и эти слова можно в полной мере отнести и к самому Фёдору Александровичу.
По воспоминаниям знавших Фёдора Абрамова людей, он был наделён натурой взрывной, запросто входил в раж, но и быстро отходил, не умел долго держать зла. «Заслуга» Валерия Косолапова в публикации «Двух зим…» в «Роман-газете», «Путей-перепутий» и «Деревянных коней», как только прошла череда всех этих эпопей, была Абрамовым просто-напросто забыта. Даже после ухода Косолапова с поста главреда «Нового мира» между ними остались дружественные отношения, несмотря на то что по-прежнему находились те, кто пытался напомнить Фёдору Александровичу о роли Косолапова в «продвижении» его творчества. Но у Абрамова на этот счёт, по всей видимости, всё же было своё мнение.
Но самым главным событием этого года для Фёдора Абрамова станет обретение собственного дома в Верколе. Ради этого он сделает невозможное, – откажется от участия в майском пленуме правления СП РСФСР и целый месяц проведёт в родных местах, занимаясь реставрацией своей веркольской избы.
Все годы, приезжая на родину в качестве гостя, он неизменно будет жить с мечтой о собственном доме, и воплощение её в реальность станет самым настоящим подарком, пусть и требующим немало хлопот. Конечно, дом семьи брата Михаила давненько стал для Фёдора Александровича родным. И всё же свой дом – другое дело.
Вопрос о приобретении дома в Верколе решился в самый канун Нового года.
17 декабря 1973 года Абрамов получил долгожданное письмо от Таисии Мининой, работавшей директором школы в посёлке Новолавела.
Письмо было действительно желанным, так как оно касалось одного небольшого пустующего домика в Верколе, который Абрамов приметил уже давненько, да вот только решение о его покупке принял по весне, во время своего очередного приезда на родину.
В своём письме Минина сообщала:
«Многоуважаемый Фёдор Александрович!
Письмо Ваше получила. Бабушкин дом мне тоже очень дорог, так как это последняя связь с родной Верколой. У меня там родных и близких не осталось: отец убит в 1943 г., мать умерла в 1947 году (я ещё училась в 9-м классе Карпогорской школы), братьев и сестёр у меня не было. Учила бабушка, а после института она жила у меня в Ловеле.
Да, жаль… а жить в Верколе муж и дети не хотят, т. к. в Лохнове (Покшеньге, муж оттуда) есть большой, хороший дом. Летом ездим в Покшеньгу отдыхать.
Фёдор Абрамов. Дружеский шарж. Художник Н. Лисогорский
Автограф Андрея Вознесенского, поставленный на программке Фёдора Абрамова во время встречи редакции «Нового мира» с читателями в Выборгском Дворце культуры. Ленинград. 1973 г.
Если дом Вам понравился, я не возражаю. Правда, нужен ремонт печи, крылечка, изгороди (изгородь Вам надо поставить хорошую), ведь Вы для нас, земляков, большой авторитет, наша гордость.
Поэтому домик небольшой, продавать Вам неудобно как-то, вот я и молчала.
Сколько стоит, спрашиваете? Я не знаю, могу подарить, если он Вам дорог. Да и у бабушки о Вас были тёплые воспоминания…»
Не откладывая в дальний ящик разрешение вопроса о приобретении дома, заняться оформлением купчей Фёдор Абрамов попросил Нину Клопову, жену двоюродного брата Фёдора Клопова, которой и перевёл требуемую денежную сумму. По всей видимости, Фёдор Александрович за ценой не особо стоял. Хоть и плохонький был домишко, а принять его в дар он всё одно не мог. Всё же дом приобретал!
Конечно, Фёдор Абрамов мечтал не о таком веркольском жилище. Но место! Место, где стоял этот осиротевший дом, – вот что его прежде всего привлекло! Высокий угор на семи ветрах, простор полей под ним и бегущая лента Пинеги, а за ней, как и в его детстве, белоснежные стены построек Веркольского монастыря и бескрайняя даль лесов, таких, что взором не окинешь. И эта огромная «пекашинская» лиственница из далёкого прошлого, что выросла на откосе, словно живой памятник его «Братьям и сёстрам». А ещё его неизменно влекла родительская усадьба, что была совсем рядом на его родном абрамовском печище, до которой было всего-то дорогу перейти.
Обременяя себя небольшим домишком на угоре, Фёдор Абрамов в душе надеялся, что ему невдолге удастся приобрести стоящий рядом, с левой стороны от фасада, уже нежилой ветхий большой дом, принадлежавший Анастасии Андреевне Абрамовой, после сноса которого можно будет поставить настоящий дом с конём. Но на уговоры Абрамова продать старенький дом Анастасия Андреевна ответила отказом, и с мечтой о строительстве большого дома на угоре Абрамову пришлось расстаться. Дом этот в конечном итоге всё же уберут, но случится это тогда, когда Фёдора Александровича уже не будет.
Хлопоты по дому начались в мае, ещё задолго до черёмухового цвета, когда Пинега, едва освободившись ото льда, ещё не согнала полые воды с прибрежных луговин – самая пора распуты, время разбитых дорог.
Забота о приведении в жилое состояние собственного дома настолько захватила Фёдора Абрамова, что он на время превратился из писателя в прораба и плотника, решив лично решать вопросы не только с доставкой необходимого материала, но и принимать непосредственное участие в строительстве.
Почти сразу после покупки веркольского дома Абрамов рассказал об этом в письме Михаилу Щербакову, попросив помочь в стройке. Вероятнее всего, Щербаков не одобрил приобретения.
Вот по этому поводу строки из щербаковского дневника:
«Мнение веркольцев – не дом, а гнильё. Под гору бы срыть бульдозером. Развалюха и т. д. А между тем передняя часть дома рублена из соснового сухостоя. Брёвна смолистые, крепкие. Стены под наружной обшивкой будут стоять век. В общем, дом будет хороший».
И тут же в дневнике находим запись с прямо противоположным мнением:
«Советую Ф. А. строить новый дом из бруса. Брус – в Ваймуше. Но он купил небольшой старый дом (500 руб.).
Место очень хорошее. По сути дела, не дом, а место купил. Приглашает недели на 2 в Верколу помочь ремонтировать этот дом. Я дал согласие».
И все эти две недели, пока чинился дом, Фёдор Абрамов неотлучно находился при стройке. Помогал всем, чем мог. Ездил за стройматериалами в Карпогоры, помогал плотникам, да и сам столярничал…
Вот так в мае 1974 года в Верколе, в самом красивом месте деревни, у Фёдора Абрамова появился свой собственный дом в одну небольшую, но просторную и уютную комнатку, которая будет служить ему и спальней, и столовой, и писательским кабинетом. Рядом Пинега, за ней монастырь и простор лесов – всё то, что он видел в детстве. «Волнами, пёстрыми табунами ходит разнотравье по лугу… а за лугом поля, Пинега, играющая мелкой серебристой рябью, а за Пинегой прибрежный песок-желтяк, белые развалины монастыря, красная щелья и леса, леса – синие, бескрайние, до самого неба…» – так описывал Абрамов то, что окружало его дом.
Уже в своих поздних дневниковых записях 1981 года Фёдор Александрович запишет: «Дом-то мой едва ли не самый жалкий в деревне. Маленький. В три окна… Впрочем, ощущение бедности, малости лишь на первых порах. А потом пройдёт какая-то неделя, и я уже бесконечно влюблён в свой дом».
Действительно, уж очень невелик, но уютен получился абрамовский дом всего-то в три оконца. Не так просторна комната, служившая и местом отдыха, и гостиной, и столовой, и писательским кабинетом. Из всей мебели – самое необходимое да печь-столбок почти у самого входа.
Благоустройство веркольской усадьбы, как и самого дома, займёт у Фёдора Абрамова ещё не один год. Но это уже не будет тем марафоном, что случился в мае 1974 года. Постепенно будут устраняться все шероховатости и недочёты спешной стройки. Спустя некоторое время летняя веранда превратится в кухню и рамы в доме по-городскому «заиграют» петлями. Уже на следующий год рядом с домом появится свежесрубленная новенькая баня, разобьются клумбы, и лишь амбарчик в углу усадьбы, доставшийся в наследство от прежней хозяйки дома, будет напоминать о её прошлом, и Абрамов наотрез откажется его сносить. «В амбаре жизнь моих предков», – будет отвечать он на все предложения освободить усадьбу от неказистого замшелого векового строения, давно потерявшего хозяйственную надобность.
Со временем на усадьбе появятся и берёзки с осинками, и кусты смородины с малиной. Их посадит по просьбе писателя племянник Владимир со своей женой Анисией.
Домик в Верколе станет для Фёдора Абрамова не просто райским приютом на летние месяцы всех последующих лет жизни, но и ещё более тесной связью писателя с родиной, без которой он себя просто не мыслил. Под его крышей он закончит последний свой роман «Дом», будет обдумывать «Чистую книгу», здесь родятся рассказы-этюды «Травы-муравы», записи его дневников и записных книжек, да и много ещё чего, что станет впоследствии литературным наследием писателя Фёдора Абрамова. Конечно, в жизни Абрамова по-прежнему будут Комарово с Опальневым, дальние заграничные поездки и путешествия по своей стране, но с лета 1974 года его главным притяжением станет скромный дом, без которого он уже не мыслил своей Верколы.
«Премию дали… Счастлив ли я?»
В 1975 году постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР за трилогию «Пряслины» Фёдору Абрамову будет присуждена Государственная премия СССР.