О том, что на спектакль пришёл сам Абрамов, мне сказала перед самым выходом на сцену Сухаревская. И сказала так, словно небеса с землёй сошлись!
Уже после показа спектакля в капелле, придя за кулисы, Абрамов, проходя мимо Сухаревской, бросил в её адрес резкую фразу: «У вас много своего текста». Состояние Сухаревской можно было понять.
Но и после этого абрамовского всплеска эмоций спектакль не умер, а продолжил жить ещё долгие годы. Мы ставили его на разных площадках, играли перед разным зрителем, при этом постоянно оттачивая игру. Естественно, были показы и на селе. Там особая публика. И Сухаревская, видя, с какой любовью и эмоциональной составляющей воспринимается там спектакль, говорила: «Вот что такое Абрамов для деревни! Его проза – это сама земля! Его проза от народа!» Сухаревская действительно искренне любила абрамовскую прозу.
Афиша авторского вечера Фёдора Абрамова в ЦДЛ. 24 ноября 1974 г.
С Владимиром Солоухиным в ЦДЛ. Москва. 24 ноября 1974 г.
А мне он однажды сказал так: «Вы мою Альку играете лучше, чем я её написал!» Такое абрамовское признание дорогого стоит!
Нужно отметить, что постановка «Пелагеи и Альки» Сухаревской – Азариной вовсе не была последней в судьбе этих двух абрамовских повестей. Да и вряд ли возможно перечислить все театры страны, на сценах которых были поставлены спектакли о Пелагее и Альке. Причём инсценировка не всегда называлась именно так, как именовались повести. Так, например, в Саратовском драмтеатре в 1976 году состоялась премьера спектакля «Жили-были мать да дочь», поставленного Александром Дзекуном и Валентиной Ермаковой, к тому же ещё и исполнившей роль Пелагеи. В 1988 году эта театральная постановка была отмечена высокой наградой – Государственной премией РСФСР.
Подчас провинциальные драматурги, режиссёры-постановщики искали свои оригинальные подходы, как это было, например, в Камчатском драматическом театре, где спектакль был поставлен по инсценировке Бориса Гутина, который удачно справился не только с текстом повестей, но и их постановкой на сцене.
Разумеется, Фёдор Абрамов видел не все варианты инсценировок, и вряд ли бы он все их одобрил, принял, «обнял», как было в случае с пьесой Владимира Молько. Но сам факт того, что спектакль «Пелагея и Алька» настолько интересовал театры страны, говорит о многом. И нельзя сказать, что его постановка была простой. Скорее, наоборот! И всё же «Пелагею и Альку» ставили, потому что это был честный, искренний разговор о жизни, понятный всем.
«Ржут “Кони” на Таганке»
Первая постановка спектаклей «Две зимы и три лета», затем «Пелагея и Алька» в разных вариациях инсценировок… Без сомнения, при всей сложности работы, всё это было очень заметным явлением в отношении постановок «по Абрамову», но до тех пор, пока в Театре на Таганке не появились «Деревянные кони», ставшие поистине легендарной постановкой на все времена. Это был спектакль, без которого уже не мыслился ни один театральный сезон любимовской «Таганки», который ещё при жизни Фёдора Абрамова был поставлен на сцене более ста раз. Сотый, юбилейный выход «Деревянных коней» на сцену 29 января 1977 года приветствовал сам автор, приехавший в столицу на несколько дней. «Я не обижен вниманием театров, – скажет Фёдор Александрович в 1981 году на одной из своих встреч с читателями. – Все мои крупные вещи идут на сцене или даже на сценах отдельных театров. Первая, самая дорогая для меня вещь, которую я вспоминаю с особым счастьем, – это “Деревянные кони” на “Таганке”. На моей любимой “Таганке”… Конечно, было жутко. Были опасения, произойдёт ли нужная, необходимая стыковка? Получилось! И мне кажется, получился очень, очень неплохой спектакль, который идёт и поныне, идёт восьмой или девятый год…»
Но, скажем честно, ведь была затея и в Архангельском драмтеатре поставить «Деревянных коней», да не увенчалась успехом. Может быть, оттого и брали Фёдора Абрамова сомнения за успех постановки на «Таганке». Справятся ли?! Но ведь там Любимов! И надежда на положительный исход дела брала своё.
1974 год был для Театра на Таганке особенным – десять лет со дня основания. Спектакль «Деревянные кони» должен был стать подарком зрителям к юбилею.
Но почему Юрий Любимов выбрал именно Фёдора Абрамова? «Любимов взялся за материал чужой ему, но не чуждый», – напишет в своей статье «Парадоксальные параллели», опубликованной в журнале «Смена» 20 октября 1974 года, Владимир Соловьёв и будет прав! По его словам, Абрамова и Любимова связало время, тем самым дав возможность произвести на свет спектакль, о котором будут спорить, «потому что он живой, а о живом спорят, в отличие от мёртвого, о нём, о мёртвом, ничего не говорят или говорят одно хорошее: de mortuis nil nisi bene».
Фёдор Абрамов, не раздумывая, принял предложение Юрия Любимова поставить на сцене «Деревянных коней». А вот когда режиссёр предложил соединить в пьесе три повести – «Деревянные кони», «Пелагея» и «Алька», Абрамов засомневался. Не слишком ли громоздко будет? Да и как сюжет вытянуть? Если с «Пелагеей» и «Алькой» куда ни шло, а как быть с «Деревянными конями»? Как их увязать в единое целое?
Не исключено, что Юрий Любимов хорошо понимал, что, возьмись он за написание пьесы, то замечаний от Фёдора Абрамова насобирал бы вдоволь. Писатель вряд ли бы пошёл на изменение, возможно, ключевых моментов в тексте.
И тут Юрию Петровичу пришла гениальная мысль – дать бразды правления в написании пьесы лично Фёдору Абрамову! Безусловно, это был риск обречь пьесу на долгое и мучительное хождение по цензурным инстанциям, так как не факт, что абрамовский текст разом бы осилил эти высокие чиновничьи барьеры. Впрочем, так оно и случилось. Но это решение Любимова предопределяло не только сохранность оригинала абрамовского текста, но и снятие определённого напряжения, которое неизбежно возникло бы между соавторами в ходе написания пьесы.
Безусловно, пьеса «Деревянные кони» была совместным детищем Абрамова и Любимова, но первой скрипкой в нём была именно абрамовская. Даже на театральных афишах «Деревянных коней» автором пьесы значился только Абрамов. Юрий Петрович благородно оставил за собой лишь режиссуру постановки.
Спектакль «Деревянные кони» был не просто изящным творением, синтезом двух искусств – литературы и театральной режиссуры, но и объединил зрителя театра и читателя, и это не могло остаться незамеченным критикой, как литературной, так и театральной.
19 октября 1974 года завотделом искусств еженедельника «Литературная Россия» Александр Пистунов, желая получить статью-отклик о спектакле «Деревянные кони» от самого Абрамова, писал ему: «Ваш спектакль в Театре на Таганке… соединил несоединимое: зрителей этого театра и читателей Вашей прозы… Нам очень бы хотелось, чтобы на страницах “Литературной России” Вы рассказали о том, как шла эта работа, что она дала Вам, художнику, что у Вас отняла. Что Вы думаете о театре и Ю. П. Любимове, как могли сочетаться в одном столь дальние друг от друга стилевые основы. Впрочем, о чём бы Вы ни писали в связи с этой темой, всё было бы с благодарностью опубликовано в еженедельнике. Видимо, наступает время синтеза искусств, время разносторонней духовной жизни, и “Деревянные кони” тому доказательство».
Впрочем, ведь именно Юрий Любимов потребовал в Управлении театров, музыкальных организаций и концертной работы Моссовета заключения авторского договора с Фёдором Абрамовым, и тому в подтверждение выдержка из ответного письма Любимову от начальника управления В. Ронова:
«Январь 1974 года…
Что касается Вашей просьбы о заключении договора с автором Ф. Абрамовым на пьесу “Деревянные кони” и финансировании её, то сообщаем, что Главк поддержал эту просьбу и направил 25 февраля с. г. соответствующее письмо заместителю министра культуры РСФСР Зайцеву».
Прочитав эти строки, можно с уверенностью сказать, что пьеса «Деревянные кони» стала ещё одной победой таланта писателя Фёдора Абрамова, нашедшего своё воплощение в гениальной любимовской постановке, о которой до сих пор не сказано в полную силу.
Юрий Дмитриевич Черниченко в статье «Живая вода», опубликованной в журнале «Театр» (№ 11 за 1974 год), так скажет о пьесе: «За десять лет любимовского режиссёрского творчества мы были свидетелями постановок поэм, писем, статей, анекдотов, научных трудов, лирики, прозы, Брехта и Шекспира… Теперь мы увидели постановку просто новой, современной, по-русски написанной пьесы».
Из-под пера Фёдора Абрамова вышел не один вариант пьесы, и всякий раз она вновь и вновь направлялась к Юрию Любимову, а от него снова возвращалась к автору с пометкамии того или иного монолога или сцены в целом, которые вызывали у цензоров серьёзные возражения. Причём все шишки критики получал именно Любимов, который, вероятнее всего, до конца работы так и не сознался высокому начальству, что единоличным автором пьесы всё же является Фёдор Абрамов.
Так, в одном из писем В. Ронова, возглавлявшего сферу культуры в Моссовете, на имя Юрия Любимова и директора Театра драмы и комедии Николая Дупака значилось: «К сожалению, наши замечания и пожелания… крайне недостаточно учтены Вами… Исходя из интересов общего дела, мы просим вас ещё раз внимательно отнестись к ранее высказанным замечаниям и пожеланиям… Без внесения нами поправок в текст не считаем возможным направить пьесу в Главлит».
Было предложено вовсе исключить из пьесы эпизод раскулачивания с пояснением, что это была классовая политика партии в деревне, которая твёрдо опиралась на поддержку масс и сломила сопротивление кулаков, к которым были применены чрезвычайные меры. Предлагалось пересмотреть многие реплики, в том числе такие как «сноп жита унесла с поля», «а смех… тоже витамин!» или «Вот и сказал! Начали было за детей, а теперь не знаю и за что» (Пелагея). Предлагалось подумать над иным воплощением сцен «у Петра Ивановича», похороны Павла, да и вообще над заключительной сценой спектакля (цензуре не понравилась фраза «снова заливисто ржут деревянные кони»).