После объявления войны растерянность у людей сменилась желанием встать на защиту Родины. В клинике Петрова многие больные сами требовали немедленной выписки, чтобы идти в военкомат. Многих выписали. Тех, кого недавно прооперировали, срочно переводили в другие стационары. Клинику профессора Петрова за считанные дни превратили в военный госпиталь.
Блокада Ленинграда – осада города в окружении немецких, финских войск и их союзников с 8 сентября 1941 года. Частично блокадное кольцо прорвано 18 января 1943 года. Полное снятие блокады произошло 27 января 1944 года. Блокада сопровождалась большими человеческими и материальными жертвами, вызванными голодом, холодом, артиллерийскими обстрелами и бомбежками с воздуха. По некоторым данным, в блокадном городе погибло до одного миллиона человек. Точные цифры уточняются до сих пор.
Да что там клиника – весь Ленинград перевели на военное положение. Вот погасли под грубым брезентовым чехлом сверкающие золотом шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости. Сняли и закопали в землю коней с Аничкова моста. Укрыли мешками с песком витрины магазинов и памятник Петру Первому на Сенатской площади (тогда площадь Декабристов). Окна в домах перекрестили бумажными лентами. На окраинах ощетинились противотанковые «ежи». Начали строить ДОТы, рыть траншеи. Город готовился к обороне.
Хирург Углов рвался на фронт. Но медкомиссия его забраковала и оставила в городе. Жену Веру Михайловну мобилизовали, и она в чине военврача второго ранга работала в эвакогоспитале на Васильевском острове. Детей удалось эвакуировать вместе с базой ГИДУВа.
Как заметил Фёдор Григорьевич, после начала войны все его болезни отошли на второй план, словно затаились. И до победы не беспокоили своего владельца. Если до этого тревожили боли в позвоночнике – наследие войны с финнами, – нарушали покой обострение гастрита и гепатита – память о перенесенном брюшном тифе, – то сейчас все куда-то делось, будто и не было никогда. Впоследствии Фёдор Григорьевич отметил сей феномен у многих своих знакомых. Организм словно мобилизовал все скрытые резервы для того, чтобы дать хозяину справиться с навалившимися бедствиями.
Поначалу на крышах госпиталей в Ленинграде рисовали красные кресты, чтобы защититься от бомбовых ударов. Так рекомендовала Женевская конвенция. А позднее оказалось, что эти кресты служили прекрасным ориентиром для фашистских стервятников. Они сбрасывали бомбы именно на красные кресты. В результате таких бомбардировок одна из бомб попала в соседний госпиталь, расположенный на Суворовском проспекте. В госпиталь, где работал Фёдор Григорьевич, на улице Кирочной (тогда Салтыкова-Щедрина), за время блокады попало пять авиабомб и тринадцать снарядов. И пять раз в зимнее время вылетали все стекла в окнах клиники.
Фёдор Григорьевич Углов в 1941 году
Третья Женевская конвенция (1929), регулирующая основные международно-правовые стандарты гуманного отношения во время войны, сводится к нескольким основным принципам:
1. Госпитали и медицинский персонал в зонах военных действий должны быть защищены от нападений;
2. Раненым, которые больше не способны к ведению военных действий, должна быть оказана медицинская помощь;
3. Гуманное обращение с военнопленными;
4. Воюющие стороны обязаны защищать гражданское население.
После разрушения Бадаевских складов, где хранились основные городские запасы продовольствия, в Ленинграде резко уменьшили паек. На город надвигался голод.
Помимо бомбежек, огромные проблемы создавали артиллерийские обстрелы. После каждого артобстрела с улицы доставляли множество пострадавших с ужасными зияющими ранами, оторванными конечностями. Здесь и пригодился опыт финской войны. Зачастую оперировали под светом керосиновых ламп под местной анестезией. Хроническая усталость и недосыпание – вечные спутники блокадных хирургов.
Но самое страшное испытание для ленинградцев наступило после 8 сентября 1941 года, когда пал Шлиссельбург и кольцо блокады окончательно замкнулось. Первыми начали умирать мужчины, занятые на тяжелых работах, затем служащие, у которых продовольственный паек был похуже, а после – пожилые люди, особенно из числа интеллигенции, плохо приспособленные к тяжелым условиям жизни.
Поначалу люди довозили своих умерших родных до кладбищ, зашив тела в простыни. Затем, когда голод отнял последние силы, просто выносили тела из подъездов на улицу. Все это Фёдор Григорьевич видел сам, проходя по ленинградским улицам. Дом, где он проживал до войны, разобрали на дрова. Поэтому пришлось перебраться в свой кабинет в институте. Так экономились силы.
Доктор Углов отмечал, что голод в блокаду сокрушал посильнее любой бомбежки. Он атрофировал рассудок, убивал волю, нарушал реальные представления об окружающей действительности. Встречались и те, кто утрачивал человеческий облик.
Однако больше все же было тех, кто сам держался и другим не давал умереть. Потеря хлебных карточек в Ленинграде в начале или середине месяца равносильна смерти. Карточки не дублировались и повторно не выдавались. Фёдор Григорьевич вспоминал, как их санитарка Наташа потеряла свои карточки (возможно, их украли). Так все раненые в клинике целый месяц отрезали по пять граммов хлеба от своего скудного пайка и делились с Наташей. Она выжила и еще тридцать лет после войны проработала санитаркой. И таких примеров можно привести тысячи.
Первая блокадная зима стала самой тяжелой для города и ленинградцев. Встал транспорт. Все перемещения теперь только пешком. Но, несмотря ни на что, город жил. Жил и боролся с ненавистным врагом. Назло фашистам в городе продолжали работать театр, филармония, библиотеки, издавались газеты, заводы выпускали продукцию для фронта. Ни от одного ленинградца – и от тех, кто уже умирал от ран и дистрофии, и от тех, кто еще оставался в строю, – не услышали слов о сдаче города. Люди не допускали даже мысли о такой чудовищной катастрофе.
Все раненые, лечившиеся в клинике, рвались обратно на фронт. Даже с тяжелыми увечьями, имевшие все шансы на списание «вчистую», просились назад в свои подразделения. За все четыре года войны Фёдор Григорьевич только один раз встретил симулянта, который пытался «откосить» от действующей армии и уехать в тыл. Углов разоблачил негодяя, но пожалел его молодость, не стал докладывать особистам, как тогда было принято. Дал парню шанс исправиться.
Некоторое облегчение принесла «Дорога жизни», проложенная по Ладоге, когда замерзла вода и по льду организовали в Ленинград провоз продуктов. Все равно этого было недостаточно. Раненые поправлялись хуже, чем обычно. Сказывались авитаминоз и дистрофия – вечные спутники длительного голодания.
Пережив первую блокадную зиму, весной ленинградцы столкнулись с еще одной проблемой – множество неубранных трупов, что заполонили собой все улицы и дворы. Как только сошел снег и обнажились страшные находки, все силы горожане бросили на их ликвидацию. Иначе могла начаться эпидемия заразных заболеваний.
Эмилия Викторовна Углова-Стрельцова, Фёдор Григорьевич Углов и его блокадные друзья Николай Иванович Потапов и Юрий Георгиевич Смоленский. 1966
Несмотря на все ужасы блокады, Фёдор Григорьевич оставался настоящим ученым. За войну он написал девять научных работ. Дополнил и подготовил к печати в виде отдельной книги свою монографию по опыту лечения раненых в условиях дивизионного пункта медицинской помощи. Перед своим отъездом в эвакуацию профессор Петров дал положительный отзыв и рекомендовал Петру Андреевичу Куприянову, известному военному хирургу, занимавшемуся делами медицинских издательств, ее опубликовать. Увы, по ряду причин эта нужная на то время книга так и не увидела свет. Зато ее наработки послужили для будущей докторской диссертации хирурга Углова.
Петр Андреевич Куприянов (1893–1963) – советский хирург, академик Академии медицинских наук (1944), генерал-майор медицинской службы (1945), лауреат Ленинской премии (1960), Герой Социалистического труда (1963). Выпускник ВМА 1918 года. После четвертого курса ВМА, став зауряд-врачом, участвовал в Первой мировой войне в качестве врача артиллерийской бригады. В 1921 году защитил докторскую диссертацию на тему: «Хирургическая анатомия наружного основания черепа». С 1924 года старший ординатор, затем начальник хирургического отделения Ленинградского окружного клинического военного госпиталя им. З.П. Соловьёва. В советско-финскую войну (1939–1940) главный хирург Северо-Западного фронта. В ВОВ главный хирург Северного и Ленинградского фронтов. С 1943 по 1963 год профессор и начальник вновь созданной кафедры факультетской хирургии № 2 ВМА. В 1958 году на базе его клиники создана первая в стране кафедра анестезиологии и реанимации. Занимался проблемами грудной и военно-полевой хирургии. Первым в Ленинграде (вторым в стране после Бакулева) выполнил перевязку открытого артериального протока, устранил стеноз легочной артерии и коарктации аорты, осуществил закрытую митральную комиссуротомию. С 1959 года первым в СССР начал делать операции на «сухом» сердце. Автор более чем 360 работ по военно-полевой хирургии, хирургии груди и живота, анестезиологии и реаниматологии, клинической физиологии. Подготовил 25 докторов и 38 кандидатов наук. Его имя носит кафедра усовершенствования врачей в Военно-медицинской академии. Похоронен на Богословском кладбище в Ленинграде.
Помимо прочего, Фёдор Григорьевич организовал курсы повышения квалификации для фронтовых хирургов и фельдшеров, оказывающих помощь раненым непосредственно на передовой. Делился с ними своим богатым хирургическим опытом. Он не только оставался оперирующим хирургом и заведующим отделением, но и продолжал исполнять обязанности ассистента кафедры. Продолжал обучать других.
Частичный прорыв блокады 18 января 1943 года внес живительную струю в обеспечение госпиталя как в продовольствии, так и в медикаментах. К этому времени врачи научились правильно бороться с дистрофией и авитаминозом. Раненые стали поправляться быстрее.