«Италия не может оставаться в стороне»
Итальянцы не вступили в войну в сентябре 1939 г., хотя формально были союзником нацистской Германии. Итальянский диктатор Бенито Муссолини хотел сначала посмотреть, «как пойдут дела», а уже потом в нужный момент «урвать свой кусок добычи». В результате Италия объявила войну Англии и Франции только 10 июня 1940 г. В этот момент вторая была практически разгромлена, а первой в ожидании германского десанта было не до итальянцев. Впрочем, каких-либо согласованных действий между войсками т. н. «Оси» с самого начала не наблюдалось. Муссолини неоднократно заявлял, что будет вести свою «параллельную войну», смысл которой состоял в том, чтобы добиваться своих целей в районах «исторических интересов Италии», пользуясь победами Германии на главных направлениях. Посему он и выбрал момент, когда, на его взгляд, не опоздал к падению жертвы агрессии, но и не выступил раньше, пока еще не разбиты главные силы противника.
Надо отметить, что Гитлер с самого начала довольно скромно оценивал возможности итальянской армии, хотя дуче и уверял его, что ее состояние «превосходно». Правда, немецкий военный атташе в Риме генерал Ринтелен сообщал, что «от Италии не следует ждать многого, так как ее армия не готова к войне».
Вскоре события подтвердили правоту фюрера. Наступление в Альпах против французских войск, начатое 20 июня, позорно провалилось. Нападение на Грецию, начатое втайне от немцев в октябре 1940 г., в итоге привело не только к краху попытки оккупации этой страны, но и к потере значительной части ранее захваченной Албании. Лишь вмешательство Германии и ее победы спасли итальянцев от полного поражения на Балканах. Впоследствии им была доверена только оккупационная служба, с которой они тоже справлялись с переменным успехом.
Плохо складывались дела и в колониях. К маю 1941 г. Италия потеряла все владения в Восточной Африке, ситуация в Ливии тоже складывалась весьма критически. Таким образом, за первый год войны итальянской армии не только не удалось завоевать новых территорий, наоборот, она не могла даже удержать уже имевшиеся…
Гитлер был крайне недоволен дуче, так как позорные поражения того не только подрывали авторитет блока, но и создали реальные угрозы для самой Германии, заставив ее внести серьезные коррективы в свои планы военных кампаний. В отместку фюрер скрыл от Муссолини свое намерение начать войну против России. Последний год назад сам говорил о неизбежности столкновения стран «Оси» с СССР. Правда, он думал, что оно произойдет где-то в 1945–1950 гг. Однако 22 июня 1941 г. не застигло дуче врасплох. Весной 1941 г. в Рим приходила масса разведданных, говоривших о сосредоточении немецких войск на советской границе. Только слепой мог этого не заметить. Поэтому Муссолини втайне дал указание начальнику генштаба генералу Каваллеро подготовить три дивизии для отправки в Россию. «Италия не может оставаться в стороне», – говорил он.
В середине июня итальянский военный атташе в Берлине генерал Маррса сообщил, что, по его сведениям, нападение Германии на Россию – дело ближайшего времени. В ночь на 22 июня в Рим поступило послание Гитлера, в котором уже официально сообщалось о начале войны. Подобное пренебрежение к своему партнеру было неудивительно, так как к тому времени Италия из равноправного союзника превратилась в обычного сателлита, не способного проводить самостоятельную политику. Вскоре после начала боевых действий Муссолини верноподданнически предложил послать в Россию иальянский экспедиционный корпус.
Фюрер изначально был против этого, полагая, что от итальянских войск гораздо больше пользы будет на Средиземном море. Однако дуче упорно считал, что «в антибольшевистской войне Италия не может оставаться в стороне». Муссолини, безусловно, надеялся, что Красная Армия будет вскоре разгромлена, и хотел присоединиться к дележу трофеев и добычи. Так же считал и начальник итальянского генштаба генерал Каваллеро: «Немцы могут легко одержать решающую победу, а вооруженные силы большевиков рассеются».
30 июня от фюрера наконец пришло долгожданное письмо с разрешением послать на Восточный фронт итальянские войска. Он сообщил дуче, что «русские солдаты сражаются фанатически», и выразил свое согласие с «благородным предложением» итальянского диктатора послать на подмогу свой экспедиционный корпус. Окрыленный Муссолини 5 июля заявил на заседании совета министров о своем решении направить в Россию, «где решается судьба Европы и всего мира», три дивизии, за которыми последуют новые соединения.
И вот 10 июля «макаронники» в 216 железнодорожных составах двинулись на восток. Командиром корпуса, насчитывавшего 62 тысячи человек, был назначен генерал Мессе. Гитлер, по свидетельству Гальдера, рассматривал итальянские войска как вспомогательные для использования на определенных участках. Впрочем, на практике сразу все пошло не столь гладко. Несмотря на обещания Кейтеля использовать корпус как единое целое, дивизии нередко вводились в бой поодиночке, причем местные командиры ставили им явно невыполнимые задачи. Начались конфликты. Со стороны Мессе стали поступать упреки в плохом снабжении, осуществлявшемся, как ему казалось, по остаточному принципу.
К концу лета итальянский корпус особых успехов не достиг, но и больших потерь тоже не понес. 23 августа в «Волчье логово» прибыл Муссолини. Диктаторы обсудили обстановку, потом слетали на самолете на места недавних боев, в частности в Брестскую крепость, затем посетили итальянские дивизии, выдвигавшиеся к линии фронта в полосе группы армий «Зюд».
По окончании визита Гитлер высказал свое разочарование. Он уже тогда был твердо уверен, что итальянцы ничего не смогут сделать на Восточном фронте, и сомневался в боевых возможностях их войск.
Осенью 1941 г. итальянские дивизии месили грязь на дорогах Украины, проводя операции местного значения. Командир корпуса Мессе считал, что «немцы показали, что они не желают понять реальные возможности корпуса». Между тем к этому времени позиция фюрера относительно итальянского присутствия в России несколько изменилась. Он согласился, что «было бы полезным участие итальянских альпийских частей в боях за Кавказ». Наступление зимы сильно осложнило положение экспедиционного корпуса, но в его полосе обороны наступило длительное затишье, продолжавшееся вплоть до июля 1942 г. Лишь в марте – мае некоторые части участвовали в мелких стычках и перестрелках. Надо сказать, что дуче не хотел быстрой победы Германии, и об этом знали многие в его окружении. С одной стороны – из-за зависти, а с другой – боясь чрезмерного усиления авторитета Рейха. Этот факт еще раз показывает, что порой отношения между союзниками складывались весьма странно и напоминали отношения детей в семье, соперничающих между собой.
Гитлер, фон Рундштедт и Муссолини на вездеходе W31 G4, Восточный фронт, 28 августа 1941 г. Мимо них к фронту движутся итальянские части
Поражение под Москвой заставило Гитлера кардинально изменить свою позицию по отношению к войскам сателлитов. В январе 1942 г. он не только согласился на увеличение итальянского контингента на Восточном фронте, но и просил ускорить присылку войск, обещая создать для них единое итальянское командование. Конечно, фюрер понимал, что использовать «макаронников» на острие главного удара вряд ли удастся, но прикрыть ими фланги было вполне возможно. Радости Муссолини не было конца, так как он считал, что «за столом мирной конференции 200 тысяч солдат будут весить намного больше, чем 60 тысяч».
По всей вероятности, в это время дуче и его начальник штаба Каваллеро уже не верили в победу Италии на Средиземноморье, либо этот театр боевых действий просто надоел им. Теперь они оба увлеклись Восточным фронтом, надеясь хотя бы тут поднять военный престиж итальянской армии. Несмотря на зимние неудачи, Муссолини продолжал верить в непобедимость Вермахта. Весной он планировал послать в Россию еще 20 дивизий, так как опасался «диспропорции между немецким и итальянским вкладом в дело “Оси”». Дуче боялся, что «если не приблизить наше военное усилие к немецкому», то «Германия станет нам диктовать свои условия точно так же, как побежденным странам». Впрочем, Каваллеро был более реалистичен и настаивал на отправке на Восточный фронт только шести дивизий.
В мае был отозван в Италию командир корпуса генерал Мессе, чьи антинемецкие настроения приобрели широкую известность. Министр иностранных дел Италии Чиано так определил взгляды Мессе, ставшие результатом его пребывания в России: «Как и все, кто имел дело с немцами, он их ненавидит и считает, что единственный способ разговаривать с ними – это пинок в живот». Подобные мысли генерала не соответствовали воинственному настроению, царившему в Риме, где дуче принял «историческое решение» послать на Восточный фронт целую армию. Сам фюрер в тот момент оценивал отношения между союзниками как образцовые. Причем доказывал это тем, что переговоры между ним и Муссолини всегда проходят быстро и тот со всем соглашается, в отличие от Черчилля с Рузвельтом, которые, дескать, заседают неделями и никак не могут прийти к согласию.
Новые итальянские дивизии в количестве семь единиц не успели прибыть на фронт к началу операции «Блау», как просил Гитлер. Большая часть их прибыла в Донбасс только в конце июля.
Что касается посвящения союзников в планы ведения войны, то командование группы армий «Зюд» получило секретный приказ фюрера «соблюдать максимум осторожности и вводить союзников только в курс непосредственных тактических задач, прямо их касающихся». Причем информировать следовало только в последнюю минуту.
Была сформирована 8-я итальянская армия, которая была включена в состав группы армий «Б». Уже 13 августа ее дивизии достигли реки Дон, где и остановились. Итальянское командование взяло на себя оборону полосы вдоль этой реки. Альпийский корпус, который изначально предназначался для штурма Кавказа, был также использован в качестве резерва на сталинградском направлении. Немецкое командование приняло меры по усилению 8-й армии, направив в ее состав три немецких пехотных дивизии, чьи подразделения были включены в боевые порядки. Это решение вызвало протест со стороны командующего армией генерала Гарибальди и острый конфликт между союзниками.
«Итальянцы сдали Сталинград»
Некоторое время итальянцы отсиживались в окопах вдоль берегов Дона, не предпринимая активных действий. 14 октября 1942 г. 8-я армия получила приказ Гитлера на зимнюю кампанию, чьим главным требованием было создание неприступной обороны согласно разработанным немцами инструкциям. Деятельность германского представителя генерала Типпельскирха вылилась в цепь конфликтов с итальянским командованием, активно сопротивлявшимся проведению этих мероприятий. Все это сопровождалось бесконечными жалобами друг на друга. Итальянские генералы воспринимали советы Типпельскирха как «оскорбительные нравоучения, в которых они не нуждались».
Между тем боевой дух и санитарное состояние итальянских войск было хуже некуда. Так, в сентябре в 35-м корпусе 60 % личного состава были сильно истощены, 50 % болели ревматизмом, 70 % – дизентерией. Появилось множество перебежчиков и дезертиров. В войсках существовала взаимная национальная неприязнь, нередко приводившая к дракам и стычкам «братьев по оружию». Понятно, что никакой «неприступной обороны» эти войска создать и удержать не могли…
В тылу тоже было не все гладко. Итальянские политики в беседах и переговорах все чаще стали высказывать пораженческие настроения, возлагая ответственность за военные неудачи на Гитлера и командование Вермахта. Осенью 1942 г. итальянское руководство стало уже открыто выражать стремление вообще выйти из войны. По дипломатическим каналам итальянцы пытались установить контакты с союзниками, чтобы выяснить их позицию в случае разрыва с Германией. В ноябре Муссолини, к этому времени уже разочаровавшийся в Восточном фронте, заявил немецкому послу в Риме Макензену и главе военной миссии Ринтелену, что видит выход из создавшегося положения только в сосредоточении всех сил на Средиземном море. Для этого, по его мнению, надо было заключить сепаратный мир с СССР.
Тем временем на Востоке надвигался кризис. 19 ноября советские войска прорвали фронт, удерживавшийся румынскими армиями, и окружили в районе Сталинграда 6-ю армию Вермахта. Немцы судорожно собирали войска в попытке деблокировать ее. Итальянская 8-я армия была лишена оперативных резервов, и три немецких дивизии также были выведены из ее состава. Между тем удержание фронта на Верхнем Дону имело для немцев решающее значение. 5 декабря Гитлер писал в своем приказе: «Оставление этих позиций равносильно будет смертному приговору».
Однако другие германские офицеры иллюзий не питали. Так, командующий 4-м воздушным флотом Вольфрам фон Рихтхофен считал, что в случае советского удара по 8-й итальянской армии «итальянцы, возможно, побегут еще быстрее, чем румыны». Схожей точки зрения придерживался и генерал Типпельскирх: «Пять итальянских дивизий, если их не остановить, побегут до самого Черного моря».12 декабря и сам фюрер на совещании в «Волчьем логове» выразил опасение в устойчивости итальянской обороны: «Наш союзник очень слаб, а в тылу у него почти ничего нет»[84].
В реальности, когда 16 декабря советские войска действительно перешли в наступление и форсировали Дон, получилось нечто среднее. Итальянцы в течение двух дней пытались обороняться и не отступали, но потом все же побежали. Немецкий офицер связи так докладывал об этом: «Всеобщее беспорядочное бегство. Возможности повлиять на итальянских офицеров и солдат больше нет». Итальянский историк Бокка писал: «Уже 18 декабря наступил полный разгром итальянских войск… Советские танковые части, как нож сквозь масло, прошли через позиции наших дивизий, и оборона 8-й армии рухнула».
В результате этого поражения в обороне немецких войск образовалась брешь шириной в 300 км, что ставило под угрозу как группу армий «Дон», действовавшую юго-западнее Сталинграда, так и войска на Кавказе. Такова была расплата за решение фюрера использовать на Восточном фронте итальянские войска.
Вскоре и альпийский корпус попал в окружение, из которого выходил пятнадцать дней. В результате из четырех дивизий численностью 55 тысяч человек вырвались только около 13 тысяч. Всего с 11 декабря по 31 января итальянские войска в России потеряли свыше 84 тысяч убитыми и пленными, а также 30 тысяч ранеными. При этом было брошено почти все вооружение и техника. 1 февраля 1943 г. остатки разбитых частей по приказу немецкого командования покинули фронт и пешком отправились в Гомель.
После Сталинградской катастрофы Муссолини еще больше стал сомневаться в успехе дальнейшей войны с Россией и попытался развить свою идею заключения сепаратного мира с СССР в беседе с немецким военным атташе в Риме генералом Ринтеленом. Затем он попытался обсудить этот «проект» с Герингом. Он сказал ему: «Если мы не хотим войны на два фронта, то необходим, если возможно, Брест-Литовск. Война с Россией бесцельна». Однако фюрер ясно дал понять министру иностранных дел Чиано, что план политического урегулирования с Советским Союзом нереален и беспочвенен. Здесь в очередной раз проявилось различное понимание целей войны Гитлером и Муссолини. Первый экстремистски считал: «либо полная победа, либо полное поражение». Дуче же был настроен более рационально: раз не удалось добиться победы на поле боя, можно договориться о приемлемых условиях мира.
Немецкая же пропаганда впоследствии извлекла из позорного поражения итальянцев определенную пользу. Если поражение под Москвой списали на грязь и морозы, то разгром на Волге свалили на «трусливых союзников». Сам Гитлер 21 декабря 1942 г. заявил итальянскому военному атташе генералу Маррасу, что виноват тот, кого бьют, и итальянцы сами должны позаботиться о восстановлении своей воинской чести. Позднее, 11 февраля, в беседе с Рихтхофеном он высказался еще более определенно: «Единственной причиной создавшейся обстановки является позорное поведение в бою итальянцев… Этого можно было ожидать, но не в такой степени». Фюрер считал, что если бы итальянский фронт на Дону не рухнул, Манштейн прорвал бы кольцо вокруг 6-й армии, и тогда положение кое-как удалось бы восстановить, как это произошло год назад под Москвой.
Аналогичного мнения придерживались и другие лица. Рейхсмаршал Геринг сказал по этому поводу: «Только с разгромом итальянской армии события под Сталинградом обернулись катастрофой». А Кейтель вообще считал, что поражение 6-й армии Паулюса явилось прямым следствием низкого морального духа 8-й итальянской армии. Типпельскирх также всячески поносил союзников, отмечая, что те не только не умеют упорно обороняться, но и вообще не умеют вести бой и использовать резервы.
«Не хочу видеть их больше!»
В конце зимы решался вопрос о дальнейшей судьбе итальянских войск на Восточном фронте. В итоге 16 февраля Муссолини получил письмо от фюрера, в котором тот указал, что отныне хочет использовать «макаронников» для борьбы с партизанами в тылу немецких войск. Дуче такое предложение показалось в высшей степени унизительным. Возмущался и итальянский атташе генерал Маррас и довозмущался до такой степени, что был изгнан из Берлина. В начале марта генерал Йодль доложил Гитлеру об итальянских предложениях по восстановлению их экспедиционного корпуса на Восточном фронте. Фюрер ответил: «Я скажу дуче, что это не имеет смысла. Давать им оружие – значит обманывать самих себя… Нет никакого смысла давать итальянцам вооружение для организации армии, которая побросает оружие перед лицом врага при первом же случае».
Наивысшего накала антиитальянские настроения достигли на совещании в гауптквартире Гитлера 20 марта 1943 г., где откровенно высказывались мнения, что ничего хорошего от итальянцев ждать не стоит и что их войска не способны выполнять боевые задачи. Начальник ОКХ генерал Цайтцлер выразил свое мнение так: «Не хочу видеть их больше!»
Впрочем, и боевой дух итальянских солдат, уцелевших после бойни на Дону, упал до невозможности, и использовать их на фронте все равно уже было бессмысленно. Даже для борьбы с партизанами они годились слабо. В итоге в марте Муссолини принял решение отозвать все свои части на родину. 22 мая из Гомеля отошел поезд с последними итальянцами. Им еще крупно повезло, что Гитлер не распорядился отправить их в Италию пешком…
Эти события вкупе с капитуляцией в Тунисе еще больше увеличили пропасть между союзниками и непонимание между ними. Гитлер призывал Италию к тотальной войне на уничтожение, а Муссолини искал возможность для выхода из войны, продолжение которой грозило крахом фашистского режима. Дуче в течение весны неоднократно предпринимал попытки склонить фюрера к переговорам со Сталиным и переключить усилия на Средиземноморье. Это и неудивительно, так как в отличие от Германии война уже вплотную подошла к его стране, и не сегодня – завтра могла состояться высадка союзного десанта. Однако Гитлер упрямо утверждал: «С Москвой мира быть не может, и следует добиваться решения на поле боя». Он категорически требовал от Муссолини мобилизации всех сил для продолжения борьбы.
На настойчивые просьбы помочь итальянской армии фюрер тоже неоднократно отвечал отказом. Он настаивал на сосредоточении максимального числа войск против СССР и обещал в ближайшее время нанести решающий удар на Восточном фронте.
После провала операции «Цитадель» и произошедшей одновременно с этим высадки союзников на Сицилии положение держав «Оси» еще более осложнилось. В поисках выхода из создавшегося положения 19 июля в Фельте, на севере Италии, была организована еще одна встреча Гитлера с Муссолини. Однако она не дала никаких результатов, а уже через шесть дней дуче был отстранен от власти и арестован по приказу короля Италии Виктора-Эммануила. После длительных переговоров с англо-американскими представителями новое итальянское правительство во главе с престарелым маршалом Бадольо 3 сентября приняло условия капитуляции, продиктованные противником.
Гитлер очень нервно отреагировал на это известие. По свидетельству очевидцев, он кричал и бушевал, называя итальянцев предателями и изменниками: «Муссолини оказался слабее, чем я думал… Мы никогда не могли положиться на итальянских союзников, и думаю, одним нам будет легче победить, чем с этим невменяемым народом. Из-за них мы лишились престижа и потерпели настоящее поражение, а успехов они нам не принесли!» Выход Италии из «Оси» привел к ослаблению блока сателлитов Германии, положив начало его постепенному распаду.
Однако просто так сидеть сложа руки немцы тоже не собирались. В ответ на подписание сепаратного мира итальянцами германские войска немедленно приступили к разоружению итальянской армии и флота, за короткое время взяв под контроль большую часть территории страны. Попытки сопротивления со стороны бывших союзников жестко пресекались, вплоть до расстрелов. Так, когда 9 сентября 1943 г. основные силы итальянского флота отправились сдаваться на Мальту, немецкие бомбардировщики атаковали их в проливе Бонифачо, между Корсикой и Сардинией. Прямым попаданием двух радиоуправляемых бомб был уничтожен флагман линкор «Рома». От страшного взрыва он разломился пополам и быстро затонул. Погибли 1254 человека, в т. ч. командир эскадры адмирал Бергамини. Еще одна бомба попала в линкор «Италия», но тот, несмотря на тяжелые повреждения, остался на плаву[85]. Это была своеобразная и довольно эффектная месть итальянцам за их бездействие, трусость и предательство.
Румыния
Руководство Румынии, вступая в войну против СССР, рассчитывало таким образом удовлетворить свои притязания на значительную часть украинской территории. Эти надежды усиленно подогревал и Гитлер, который при этом подчеркивал, что их осуществление зависит от степени участия румын в войне.
Поначалу румынским войскам отводилась весьма скромная роль. Они должны были поддерживать действия группы армий «Зюд», а потом, временно, до окончания войны, нести на юге России оккупационную службу. В первые месяцы все развивалось именно так, и казалось, полная победа над Советами близка. А после взятия Одессы – главной стратегической цели для румынской армии – диктатор Антонеску, фактически управлявший страной, вообще объявил, что «фактически война победоносно завершена». После этого румынский генштаб даже приступил к сокращению армии.
Однако все изменилось уже 14 августа, когда фюрер потребовал участия румынских войск в боевых действиях уже за Днепром. Антонеску, который 21-го числа произвел сам себя в маршалы, не особо задумываясь, дал согласие. В результате к концу осени численность румынских войск в России увеличилась до 700 тысяч человек. Конечно, определенные сомнения относительно союзников у Гитлера имелись. Еще 16 июля он заявил в своей главной квартире: «Наши отношения с Румынией сейчас хороши, но кто знает, как они сложатся в будущем? Поэтому надо быть готовым ко всему». 26 февраля 1942 г. во время ужина в «Вольфшанце» фюрер беспокоился за своего союзника: «Румыния! Если теперь с Антонеску что-нибудь случится, кто придет на его место? Я с ужасом думаю об этом. Король просто грязная свинья… Румынский крестьянин – это скотина несчастная»[86].
После провала операции «Барбаросса» многим, в том числе и Антонеску, стало ясно, что теперь до конца войны далеко. Ему пришлось объявить своей армии: «Наш долг состоит в ведении войны до конца». Между тем Германия, готовясь к новой летней кампании, усилила нажим на своих европейских союзников, требуя от них новых военных контингентов, увеличения выпуска военной продукции, поставок сырья и продовольствия. При этом специально поощрялся дух соперничества, кто внесет больший вклад в общее дело. Антонеску, который хотя и считался главнокомандующим, а фактически являлся нацистской марионеткой, тоже не стал скупиться и обещал Гитлеру довести численность своих войск до 26 дивизий. В итоге все эти части были в основном сведены в 3-ю и 4-ю армии и включены в состав группы армий «Зюд».
Во время операции «Блау» румынские войска совместно с немцами дошли до Волги и Кавказа. Впрочем, на направлениях главного удара они не использовались, в основном прикрывая растянутые фланги. В разгар наступления в сентябре 1942 г. фюрер поучал Антонеску: «Германия и ее союзники сидят все вместе в одной лодке, которую никто не может покинуть по пути».
Поражение Вермахта под Сталинградом привело к фактическому разгрому обеих румынских армий. По мнению многих специалистов, этот удар потряс Румынию даже больше, чем Третий рейх. Для маленькой страны потеря 18 дивизий и 200 тысяч человек была настоящей катастрофой. Все это, с одной стороны, обострило отношения между союзниками, а с другой, вывело на передний план разногласия в румынском военном руководстве, до этого остававшемся относительно единым. Большинство генералов стали высказываться за отзыв оставшихся дивизий с Восточного фронта. Сам Ион Антонеску по этому поводу сказал: «Германия проиграла свою войну. Нужно не допустить, чтобы и мы ее проиграли».
Румынское правительство сразу же увлеклось идеей сепаратного мира. К тому же в это время осложнилась и экономическая ситуация в самой Румынии, безотказно предоставлявшей все свои ресурсы в распоряжение Гитлера. Одна из местных газет писала в 1943 г.: «Румыния внесла в войну огромную ценную дань. Кто не знает, что война «Оси» ведется с помощью румынской нефти? Наш лес является важным элементом для авиационной и кораблестроительной промышленности… Чего только не дала Румыния для поддержки этой войны!»
В это же время с одобрения Антонеску румынские дипломаты начали зондировать возможность заключения мира между западными державами и Германией. Естественно, об этом почти сразу же узнал и Гитлер. Характерно, что немцы всегда оперативно узнавали о «тайных» переговорах своих союзников. Фюрер расценил подобные действия как попытку румын уклониться от продолжения совместной войны и дал понять, что не допустит этого. Кроме того, он заверил маршала, что «решающая победа» уже близка и надо лишь немного потерпеть. Румыния имела важнейшее стратегическое значение для Третьего рейха. Ежегодно оттуда поставлялось 3–4 млн тонн нефти и нефтепродуктов, что составляло около одной трети всей германской нефти. Понятно, что допустить выхода этой страны из войны было нельзя.
Тем не менее Антонеску начал настаивать на отводе остатков своих войск в тыл. Немецкое командование ответило, что не позволит ни одному румынскому солдату перейти Днепр. В итоге такое разрешение было частично дано, но только для полностью разбитых частей, потерявших большую часть личного состава. В итоге к маю 1943 г. количество румынских дивизий на фронте сократилось до восьми, но это все равно был довольно большой контингент. Все эти части находились на Кубанском плацдарме в составе 17-й немецкой армии.
Пытаясь укрепить пошатнувшееся доверие правящих кругов своей страны, Антонеску утверждал, что продолжение войны на стороне Германии является вынужденной мерой. Отвод войск с фронта, по его мнению, был чреват серьезными последствиями. Маршал боялся, что «если мы откажемся воевать, то потеряем нашу армию, находящуюся вдали от страны, немцы захватят нас и будут обирать как оккупированную страну». Антонеску считал, что разрыв с Германией возможен лишь в случае высадки англоамериканских войск на Балканах. Он надеялся, что борьба на Востоке позволит сдержать наступление русских до того момента, как к Румынии подойдут войска западных союзников.
В апреле состоялись переговоры Гитлера с Антонеску, на которых фюрер подчеркнул необходимость усиления борьбы на Восточном фронте, где, по его мнению, решалась судьба всей войны. Он также обещал, что в ближайшее время русские армии будут разгромлены. «Необходимо предпринять все меры для ведения борьбы до последней возможности… Только полная победа является решением проблемы», – говорил германский лидер. Антонеску в ответ поклялся в верности союзническому долгу. Он, в отличие от Муссолини, предлагавшего заключить сепаратный мир с СССР, наоборот, настаивал на прекращении борьбы на Западе и концентрации всех сил против большевизма. Однако Гитлер считал, что войну надо продолжать на всех фронтах. На некоторое время отношения партнеров стабилизировались.
Поражение Вермахта в Курской битве и начавшийся отход к Днепру снова осложнили положение Румынии. Гитлер же требовал от союзников дальнейшей мобилизации людских и материальных ресурсов. В своем письме от 25 октября он писал: «Настал решающий момент, когда мы всеми силами должны обеспечить нашим солдатам все для борьбы со стоящим у ворот Румынии противником». Румынское руководство, по мнению фюрера, должно было использовать все резервы для ведения войны, при этом не смея предъявлять никаких экономических требований к Германии.
В ноябре, когда были потеряны оборонительные позиции на Днепре, Гитлер потребовал от Антонеску незамедлительно направить на фронт новые дивизии: «Каждая румынская дивизия, прибывшая на фронт, даст мне возможность освободить немецкие дивизии для контрнаступления, что может оказать влияние на восстановление положения в районе Нижнего Днепра». Румынский маршал в ответ сетовал на большие потери и трудности. 15 ноября он писал фюреру: «В 1942 г. мы дали 26 дивизий с самым лучшим вооружением и послали почти всю тяжелую артиллерию. На Дону и под Сталинградом мы потеряли 18 дивизий, а остальные восемь дивизий были измотаны на Кубани. Кроме того, семь наших дивизий в настоящее время отрезаны в Крыму». Антонеску также жаловался на трудности военно-экономического характера. Он отмечал откровенно низкие боевые качества своих войск.
Фюрер и румынский диктатор маршал Ион Антонеску
Тем временем румынское руководство не прекращало поиска путей выхода из войны. Впрочем, все попытки натыкались на требование о немедленной капитуляции и выступлении против немцев. И опять Гитлер знал об этом. Учитывая опасность внезапного выхода Румынии из войны, он в январе 1944 г. приказал разработать план оккупации страны. В его рамках под видом усиления противовоздушной обороны Плоешти туда были направлены дополнительные части. В общей сложности германский контингент в Румынии насчитывал почти 100 тысяч человек, что, несомненно, являлось гарантом ее союзной верности.
В конце февраля состоялась новая встреча Гитлера с Антонеску, на которой фюрер пытался убедить партнера по «Оси» в неприступности Атлантического вала и обещал любой ценой удержать Крым.
Но ситуация на фронте продолжала ухудшаться. Несмотря на отчаянные усилия немцев, советские войска форсировали реку Прут и вышли к румынской границе. В этих условиях 23–24 марта в FHQ состоялись новые переговоры двух диктаторов. Гитлер вновь пытался зарядить маршала оптимизмом, обещая предпринять крупное контрнаступление с целью преградить русским путь в Румынию. Кроме того, он нарисовал радужную картинку «решительных перемен» в пользу Германии, которые вскоре должны произойти на Восточном фронте. Фюрер твердо обещал, что группа армий «Зюд» ни в коем случае не подпустит Красную Армию к румынским границам.
После возвращения в Бухарест румынский диктатор убедился в том, что вести с фронта, которые он получил, далеко не соответствовали тому, что говорил Гитлер. Он отправил фюреру не лишенное упреков письмо, в котором писал: «Вернувшись сегодня в свою страну, я нашел что положение выглядит совершенно иначе, чем мне это казалось, когда я был в Главной квартире… Положение от Тарнополя до Бугского лимана очень серьезное. Группа противника, форсировавшая Днестр, уже находится в районе Яссы. Противник ведет мощное наступление между Днестром и Бугом. Оказывается, что германский фронт в этом районе отодвинут к югу намного дальше, чем это было представлено во время моего отъезда из Главной квартиры».
Переписка продолжалась. В ответ на эти панические сообщения в последние дни марта Гитлер отправил Антонеску новое письмо, в котором указал, «что было бы важно напряжением всех сил остановить русских как можно дальше от границ союзных государств юго-востока и организовать сплошной фронт». Фюрер потребовал «ускорить мобилизацию и развертывание румынских дивизий и вывести каждое боеспособное соединение в северном направлении на Прут». Он снова и снова призывал маршала сражаться до конца. Рейхсминистр Риббентроп со своей стороны, в начале апреля, даже заявил, что Вермахт будет защищать румынскую территорию, как свою родину.
Тем временем к маю немцы и румыны действительно смогли стабилизировать фронт на подступах к Румынии. Антонеску и правительство получили четырехмесячную передышку.
В конце июля по приказу Гитлера двенадцать немецких дивизий были переброшены из состава группы армий «Зюд Украин» на центральный участок Восточного фронта. Естественно, отбытие такого большого количества частей не осталось незамеченным и снова вызвало панику в рядах румынской армии и руководства. Оставшихся войск было явно недостаточно для обороны Румынии.
В связи с этим 4 августа Антонеску вылетел в «Волчье логово». Там фюрер снова заявил, что Вермахт будет защищать его страну до последнего. В свою очередь, Гитлер потребовал от Антонеску заверений в том, что румыны тоже будут биться, несмотря ни на что. В ответ маршал патетически заявил: «Я отдал приказ о мобилизации всей нации. Мы переживаем тотальную войну, и никто не должен щадить своей жизни». Дабы закончить встречу на оптимистической ноте, фюрер также рассказал Антонеску про ракеты и другое «чудо-оружие», которое скоро изменит ход войны.
Однако все эти заверения и обещания уже не играли никакой роли. Румынские войска были деморализованы и не хотели воевать. Один из иностранных дипломатов отмечал: «Генералы не скрывали от меня, что потеряли надежду и хотят теперь, чтобы война немедленно кончилась… В правящих кругах большинство желает, чтобы советское наступление началось как можно скорее и привело к поражению немцев, что даст возможность покончить с войной и вступить в переговоры».
В результате начавшегося 20 августа наступления советских войск группа армий «Зюд Украин» потерпела сокрушительное поражение, а 23 августа в Румынии произошел давно запланированный военный переворот. План по оккупации страны был введен в действие слишком поздно и не возымел успеха. В то же время новое румынское правительство объявило войну Германии. В результате немецким частям пришлось спешно удирать в сторону Венгрии и создавать там новую линию обороны. Ушли не все. 56 455 человек, в том числе 14 генералов и 1200 офицеров, попали в плен к бывшим союзникам.
Венгрия
«Венгры во всем превосходят румын», – заявил Гитлер своему окружению 26 февраля 1942 г.[87] Положение Венгрии в ряду союзников нацистской Германии можно охарактеризовать следующим историческим анекдотом, имевшим хождение в венгерских политических кругах.
Госсекретарь США Хэлл доложил Рузвельту о том, что Венгрия объявила войну США. Президент удивился, так как не знал, что среди государств, граничащих с Америкой, есть еще и Венгрия. Хэлл подтвердил, что она не граничит не только с США, но и с их союзниками. После этого Рузвельт поинтересовался, какой государственный строй в Венгрии. Хэлл ответил, что она по конституции – королевство. Президент недоуменно заявил, что не помнит среди царствующих особ венгерского короля. На это госсекретарь подтвердил, что в Венгрии нет короля. Рузвельт удивился: «Кто же правит этой страной?» Хэлл ответил: «Правит адмирал Хорти». Президент подумал было, что Венгрия, значит, морская держава, на что госсекретарь возразил: «Она не имеет выхода к морю». После этого Рузвельт с тревогой посмотрел на Хэлла: что же получается? Венгрия не имеет общих границ ни с США, ни с их союзниками, к тому же не является морской державой, хотя управляет ей адмирал, а в довершение ко всему – это королевство без короля и наследников. Какой-то абсурд.
Вот такого анекдотичного союзника, правда, располагавшего большими ресурсами и имевшего весьма приличную армию, заимела Германия.
Венгрия присоединилась к пакту «Рим – Берлин – Токио» в ноябре 1940 г. Германское правительство добилось этого с помощью кнута и пряника. С одной стороны – на венгров давили: типа, кто не с нами, тот против нас. С другой – в качестве «награды» им было обещано вернуть потерянные после Первой мировой войны районы Бачка и Банат, где проживало более полумиллиона этнических венгров. Высшая власть в стране фактически находилась в руках Тайного совета во главе с вице-адмиралом Хорти, питавшим большие симпатии к Третьему рейху.
6 апреля 1941 г. немцы начали вторжение в Грецию и Югославию. При этом территория Венгрии использовалась для переброски 2-й армии Вермахта. Югославы сами спровоцировали венгров, занимавших выжидательную позицию, когда на следующий день их бомбардировщики нанесли удар по венгерским аэродромам и железнодорожным станциям. При этом погибло много мирных жителей, а сами объекты атаки почти не пострадали. 12 апреля части 3-й венгерской армии перешли югославскую границу и страна тем самым вступила во Вторую мировую войну.
Однако накануне операции «Барбаросса» отношения между Германией и Венгрией несколько испортились. Гитлер был недоволен их нерешительными действиями во время Балканской кампании, а те, в свою очередь, тем, что фюрер существенно урезал их территориальные претензии к Румынии. В итоге фюрер не только не посвятил Хорти в планы, но и заявил, что «в сложившихся обстоятельствах Венгрия в период подготовки операции «Барбаросса» не должна рассматриваться в качестве союзника». Лишь 21 июня он позвонил адмиралу и лично сообщил о том, что завтра начинается новая война.
Регент Хорти на следующий день направил послание Гитлеру, в котором указал, что это самый счастливый день в его жизни. Тем не менее в первые дни войны венгры лишь привели в боевую готовность свои войска. Все изменилось 26 июня, когда советские самолеты обстреляли поезд, а также нанесли удар по г. Кашша. После этого инцидента Венгрия объявила войну Советскому Союзу, а уже 27 июня венгерские самолеты сбросили бомбы на город Станислав и русские погранзаставы. 1 июля «Мобильный корпус» генерала Белы Миклоша перешел в наступление. Первоначально в его составе было 25 тысяч солдат и офицеров и 160 танков. Их поддерживали истребительные, бомбардировочные и разведывательные авиационные части, имевшие на вооружении в основном старые немецкие и итальянские самолеты.
В течение лета – осени венгерские войска наступали на южном фланге Восточного фронта совместно с 11-й армией Вермахта и 16 августа вошли в г. Николаев на берегу Черного моря. После этого «Мобильный корпус» вел бои в районе Днепропетровска и Запорожья, участвовал в форсировании Днепра. Венгры, в отличие от итальянцев, проявили себя героически и в ряде случаев несли большие потери. Фюрер был доволен и пригласил адмирала Хорти в гости. С 6 по 8 сентября он совместно с министром-президентом Бардошем и начальником генштаба Сомбатхейи посетил Берлин, где побывал в штабе Верховного командования Вермахта. Гитлер в оптимистических тонах обрисовал положение на фронте в России, а также обещал вскоре отозвать «Мобильный корпус».
Венгры продолжали боевые действия вплоть до второй половины ноября, после чего отбыли на родину. Всего с июня по ноябрь 1941 г. они потеряли 2700 человек убитыми, 160 танков и 21 самолет.
В начале января 1942 г. в связи с кризисом на фронте Гитлер послал письмо Хорти, в котором потребовал увеличения числа венгерских частей на Восточном фронте, а вскоре в Будапешт выехал фельдмаршал Кейтель, чтобы на месте уточнить детали. Венгры не смогли отказать и 11 апреля начали отправку частей в Россию. Общая численность 2-й венгерской армии, поступившей в распоряжение группы армий «Зюд» составила 200 тысяч человек, с воздуха их прикрывало 1-е авиационное соединение. 28 июня войска «Оси» начали наступление, первой целью которого был Воронеж. Советская оборона, не выдержав массированного удара, развалилась, и венгры уже 10 июля вышли к Дону и заняли там оборону. В течение следующих недель они вели упорные бои с русскими, продолжавшими удерживать небольшие плацдармы на западном берегу. В конце концов линия фронта здесь стабилизировалась до конца года.
Поражение Вермахта под Сталинградом и разгром 2-й венгерской армии на Дону шокировали общественность и политическое руководство страны. От двухсоттысячного контингента к февралю 1943 г. осталось всего 70 тысяч человек, которые были деморализованы, лишились вооружения и пешком шли от Воронежа до Гомеля. После этого Гитлер разочаровался в венграх, так же как в итальянцах, и даже отказался выполнить просьбу венгерского командования о перевооружении уцелевших частей. Фюрер решил, что и эти союзники годятся только для охранной службы в тылу и строительных работ. Позднее после отдыха девять венгерских дивизий были направлены в Брянскую область для борьбы с партизанами.
В феврале начальник венгерского Генштаба генерал Сомбатхейи был вызван в гауптквартиру Гитлера для обсуждения вопросов, связанных с ликвидацией последствий поражения венгерских войск. Там его запугивали возможностью высадки англо-американских союзников на Балканском полуострове уже этой весной. Поэтому, дескать, вся Венгрия должна была мобилизоваться на борьбу и сражаться до последнего.
1 апреля уже регент Хорти прибыл на переговоры с Гитлером, который резко критиковал венгерского премьера Каллаи за попытки сократить участие его страны в войне и секретные контакты с западными странами. Возражения адмирала вызвали только гнев фюрера. Что характерно, немцам становилось известно обо всех попытках своих союзников вести сепаратные переговоры, причем практически сразу. Хорти попытался успокоить Гитлера и обещал набрать 20 тысяч добровольцев для войск СС из числа швабов, проживавших в Венгрии. Рейхсминистр Геббельс по этому поводу записал в своем дневнике: «Все весьма ненадежно. Влиятельные круги прилагают усилия, чтобы разорвать отношения с нами. Регент хочет создать впечатление, что он не участвует в этих происках. На самом деле это не так… Если бы англичане попытались высадиться на Балканах, Венгрия стала бы первой страной, которая предала бы нас».
Фюрер не расслаблялся и постоянно контролировал ситуацию в Венгрии, понимая ее ключевое стратегическое значение для Третьего рейха. Эта страна находилась на подступах к границе, через нее в Германию транспортировалась румынская нефть, и для обороны Балкан это тоже было ключевое звено.
Уже 16 апреля состоялась новая встреча Гитлера с Хорти. На сей раз фюрер стал убеждать регента, что наступательные планы немцев в 1942 г. не были выполнены «не потому, что союзные войска были якобы недостаточно оснащены и вооружены», а потому, что те «ни психологически, ни духовно не доросли до требований борьбы против большевиков». Впрочем, в реальности имело место и то и другое. В доказательство Гитлер привел ряд примеров, когда венгерские войска бросали свои позиции, бежали в панике, оголяя отдельные участки фронта. Естественно, эти справедливые упреки были восприняты Хорти с обидой, он снова стал пенять на плохое оснащение и нехватку вооружения, обещанного Германией. В итоге, резюмировав разговор, фюрер потребовал заменить венгерское правительство, которое трусливо пыталось установить контакты с США и Англией. Видимо, мысль посадить в Будапеште марионеточное руководство уже тогда пришла ему в голову.
Как бы в подтверждение вышесказанного, летом начальник венгерского генштаба Сомбатхейи предложил начальнику военной разведки полковнику Кадару разработать детальный план по выводу Венгрии из войны с помощью западных стран. Хотя в тогдашних условиях, учитывая близость к Рейху, все это было нереально. Венгры, видимо, не понимали, что немцы просто не дадут им в одностороннем порядке выйти из войны.
Летом дипломатам удалось первые контакты с США и Англией. Была даже достигнута договоренность, согласно которой венгры обязались не обстреливать союзную авиацию, а те, в свою очередь, обещали не бомбить города и коммуникации на территории страны. Хорти потом писал: «Тайное соглашение с западными державами, по которому мы обязывались не причинять вреда их самолетам, а те в свою очередь обещали не предпринимать бомбардировок венгерских городов, могло только приветствоваться немцами, так как благодаря этому оставались нетронутыми столь важные в стратегическом отношении железные дороги и наша военная промышленность».
Тем временем на Восточном фронте действовали только несколько эскадрилий венгерской авиации. Еще несколько дивизий действовали в тылу группы армий «Зюд», борясь с партизанами. В августе 1943 г. немецкое командование потребовало от венгров отправить на Восточный фронт новые войска для обороны тыловой зоны германских войск. Однако те различными уловками затянули этот вопрос и в итоге ничего не сделали. Напротив, венгры одну за другой отзывали с фронта свои и без того малочисленные авиационные подразделения. К 1 января 1944 г. там осталось только 30 венгерских самолетов, в том числе 12 Bf-109, столько же FW-189 и шесть Ju-88.
По мере продвижения советских войск на запад и побед союзников на Средиземном море в Венгрии все более ширились сепаратистские настроения. 19 сентября Тайный совет принял решение начать с западными союзниками сепаратные переговоры о мире, а в случае выхода англо-американских войск к границам Венгрии объявить о капитуляции. Естественно, через некоторое время об этом узнал Гитлер. Тем временем Хорти уже в открытую высказывал пораженческие настроения, а правительство неоднократно обращалось к немцам с просьбами отозвать венгерские части с фронта. 12 февраля 1944 г. адмирал написал письмо Гитлеру с просьбой отвести войска к предгорьям Карпат, но снова получил твердый отказ.
В конце концов венгры сами накликали себе беду. Уже в начале марта фюрер поручил ОКВ разработать план быстрой оккупации Венгрии на случай ее внезапного выхода из войны. Руководство операцией, которую следовало начать в случае, если это событие станет очевидным, было поручено командующему группой армий «F» фельдмаршалу фон Вайхсу. План получил название «Маргарет-2». Причем помимо чисто военных действий немцы разработали детальный план дезинформационных мероприятий по введению союзников в заблуждение. К 12 марта на венгерских границах сосредоточились пять немецких дивизий. Вскоре был получен приказ Гитлера начать оккупацию 19 марта.
Кроме того, фюрер решил придать вводу немецких войск некую законность, добившись формального согласия Хорти, зная, что тот пользуется в стране большим авторитетом. В крайнем случае его предполагалось арестовать.
Поэтому накануне операции регент был вызван в Австрию, в замок Клессхайм, под предлогом обсуждения обстановки на Восточном фронте. Премьер-министр Каллаи отговаривал Хорти от поездки, а начальник генштаба Сомбатхейи, наоборот, советовал использовать эту возможность для обсуждения вопроса об отзыве венгерских войск с восточного фронта.
Утром 18 марта спецпоезд адмирала Хорти прибыл в Зальцбург. Во время начавшихся переговоров Гитлер заявил своему союзнику, что не потерпит, чтобы за его спиной произошло новое предательство, имея в виду выход из войны Италии. Фюрер заявил, что, поскольку у него сложилось впечатление, что и Венгрия готовится перейти на сторону противника, он вынужден застраховать себя от каких-либо неожиданностей. Хорти пытался что-то возражать, но в итоге Гитлер безапелляционно заявил ему: «Я принял решение о военной оккупации Венгрии». Далее он потребовал передать армию под власть немецкого командования, создать новое правительство, принять спецпредставителя Германии с чрезвычайными полномочиями и, наконец, разрешить размещение в Венгрии немецких войск. Кроме того, венгерский генштаб вместо «отвода войск с Восточного фронта», наоборот, должен был немедленно сформировать еще восемь дивизий и отправить их в распоряжение группы армий «Зюд». Потом ошарашенному всей этой наглостью Хорти даже вручили готовый текст обращения к венгерскому народу. Естественно, адмирал отказался утвердить подобный план, фактически ставящий крест на независимости Венгрии, и заявил, что то, что планирует Гитлер, будет «отвратительным преступлением».
Тогда разозленный Гитлер отдал приказ начать операцию «Маргарет-2», а Хорти было решено задержать во дворце. Для этого заблаговременно был разработан план театрального представления, имитирующего воздушный налет союзников. Зазвучали сигналы воздушной тревоги, после чего было произведено задымление местности в районе замка. А через некоторое время, дабы изобразить разрывы бомб, неподалеку подорвали взрывпакеты. После этого немцы отключили телефонную связь, как будто та была нарушена в результате бомбардировки…
Спектакль блестяще сработал, переговоры удалось затянуть, подключая к ним все новых и новых лиц. А вечером, после ужина, Хорти опять имел беседу с Гитлером. В итоге адмирал не выдержал психологического давления, дополненного стрессом от «бомбежки», и сдался. Он пообещал, что сопротивления немецким войскам не будет, а правительство будет распущено.
Тем временем в ночь на 19 марта 11 немецких дивизий пересекли венгерскую границу со стороны Австрии, Хорватии и Румынии. Это был еще один блицкриг, и, когда Хорти вернулся в страну, оккупация уже была завершена. Не встречая сопротивления, части Вермахта и СС взяли под контроль все стратегические объекты. Через три дня было сформировано новое прогерманское правительство во главе с министром-президентом Дёме Стояи.
После этого, как того и желал Гитлер, венгерский контингент на Восточном фронте был увеличен до двух армий общей численностью 600 тысяч человек. Численность авиации также была значительно увеличена, достигнув к лету 1944 г. 900 самолетов. Эти войска, хотя и значительно уступали по качеству немецким, все же оказывали весомую помощь Вермахту.
Однако, несмотря ни на что, венгерские правительственные круги упрямо продолжали тайные переговоры с западными союзниками. Причем контакты поддерживались самыми разными способами, в том числе курьерскими самолетами. Так, 13 июня в Южную Италию был отправлен двухмоторный истребитель Ме-210 с очередным тайным посланием. Однако из-за нехватки топлива он не смог долететь до цели и приземлился на немецкой территории. В результате летчики были расстреляны, а немцы получили очередное доказательство предательской политики венгерского правительства.
Регент Венгрии адмирал Хорти и Гитлер на встрече в Бертехсгадене
После выхода из войны Румынии и последующего ее перехода на сторону Советов Хорти решил, что настал и его час. 25 сентября он отправил в Москву своего посланника фельдмаршал-лейтенанта Фараго с двумя сопровождающими. Сам Хорти потом вспоминал: «Они должны были попытаться обеспечить соблюдение следующих условий: немедленное прекращение боевых действий, участие англичан и американцев в оккупации Венгрии, беспрепятственная эвакуация немецких войск с территории страны». Фараго удалось договориться с наркомом иностранных дел Молотовым об условиях перемирия, чьим главным условием был разрыв всех отношений с нацистской Германией. 11 октября стороны подписали соответствующий протокол с открытой датой.
Однако венгры опять недооценили осведомленности и решительности Гитлера. Как только ему стало известно о намерениях венгерского правительства, он приказал ввести в действие заранее заготовленный план по сохранению контроля над Венгрией.
Утром 15 октября агентами гестапо был захвачен сын адмирала Хорти. При аресте он оказал сопротивление, был ранен и затем вывезен в Германию. Одновременно была усилена охрана стратегических объектов на территории страны. И хотя в 15.00 по радио было зачитано обращение регента, в котором он объявил о перемирии, это уже не могло ничего изменить. Вечером 16 октября диверсионный отряд СС под командованием Отто Скорцени штурмом взял резиденцию Хорти, арестовав адмирала. Ему было тут же предложено подписать документ об отречении, в противном случае эсэсовцы пообещали убить сына. Престарелый политик согласился[88].
Крепость «Будапешт»
Новым главой Венгрии Гитлер утвердил лидера венгерских фашистов подполковника Ференца Салаши. Теперь фюрер был уверен, что Венгрия будет сражаться до конца. Командование армии после некоторых колебаний согласилось продолжить борьбу, но не за «фашистский режим», а против большевизма.
Тем временем 17 октября армии 4-го Украинского фронта маршала Малиновского перешли в наступление с территории Румынии и через три дня захватили венгерский город Дебрецен. После этого советские войска продолжили движение на запад, однако части группы армий «Зюд» генерала Фриснера вскоре нанесли искусный контрудар и даже отрезали прорвавшиеся два кавалерийских и один танковый корпус. В ходе четырехдневных ожесточенных боев заслон, созданный немцами, удалось удержать, несмотря на все атаки с севера и юга. Лишь остатки подвижных советских соединений, бросив всю технику, сумели пробиться на юг.
Однако положение стабилизировалось ненадолго. Вскоре с юго-востока на территорию Венгрии вошли войска 3-го Украинского фронта маршала Толбухина. В течение 27 ноября – 4 декабря они форсировали Дунай, в районе Дуна-Секче, и продвинулись до озера Балатон, оказавшись юго-западнее Будапешта. В то же время войска 2-го Украинского фронта постепенно обходили венгерскую столицу с севера. Немецко-венгерские войска вынуждены были постоянно отражать все новые атаки с разных направлений. Однако Гитлер требовал любой ценой держаться и обещал подкрепления.
Салаши попытался по примеру Германии провести в Венгрии тотальную мобилизацию. Все население от 12 до 70 лет объявлялось мобилизованным в армию или на принудительные работы. Однако диктатор понимал, что и этого все равно не хватит, да и вооружить такую толпу стариков и детей все равно нечем. Потому он в декабре попросил Гитлера увеличить численность немецких войск на территории Венгрии. Фюрер, несмотря на критическое положение, пообещал прислать еще два-три армейских корпуса и даже начать «основное наступление против русских».
19 декабря советские войска перешли в новое наступление и прорвали фронт к юго-западу от венгерской столицы. Командующий группой армий «Зюд» генерал-оберст Фриснер предложил отвести часть войск с восточного берега Дуная. Однако начальник Генштаба Гудериан, сославшись на фюрера, запретил любой отход. «Фюрер считает, – сказал он, – что потеря Будапешта в момент успешного немецкого наступления на Западе снизит эффект последнего на 50 процентов», – вспоминал потом Фриснер[89]. Таким образом, Гитлер руководствовался чисто политическими соображениями. Внезапный удар в Арденнах должен был потрясти антигитлеровскую коалицию, и падение Будапешта в этих условиях было бы нежелательным событием.
Уже 24 декабря венгерская столица была окружена. При этом в самом большом городе мало что говорило о грозящей опасности – по улицам ходили трамваи, магазины были открыты, а жители готовились к Рождеству. Население не собиралось превращать город в поле боя, но у Гитлера было иное мнение. Руководителем обороны города был назначен обергруппенфюрер СС Карл Пфеффер-Вильденбрух, который получил приказ сражаться за каждый дом. А генерал-оберст Фриснер, неоднократно настаивавший на оставлении Будапешта, был отправлен в отставку с формулировкой «фюрер благодарит вас» и заменен генералом Велером, который подобных «пораженческих» предложений больше не выдвигал. В то же время из Восточной Пруссии в Венгрию срочно перебрасывались подкрепления. Освобождение Будапешта и удержание западной части Венгрии стало для Гитлера главной задачей. Ей он подчинил все прочие соображения.
В ночь на 2 января 1945 г. немецкие войска в составе семи танковых и двух моторизованных пехотных дивизий перешли в наступление. Им удалось прорвать фронт на глубину 30 км и выйти к южным пригородам Будапешта. Однако прорвать кольцо окружения все же не удалось. Потери Вермахта составили 39 танков, в том числе пять «Тигров-II».
13 января окруженный гарнизон Будапешта, вынужденный к этому времени оставить восточную часть города, с отчаянием запросил по радио помощи. Гитлер, не считаясь с потерями, тотчас приказал начать новый контрудар с целью деблокирования города. После непродолжительного перерыва утром 18 января 4-й танковый корпус СС возобновил наступление и, с фанатизмом прорвав советскую оборону, уже к вечеру следующего дня вышел к Дунаю в районе Дунапентеле, 22 января был взят Секешфехервар. Часть войск 3-го Украинского фронта попала в окружение. Это был, по сути, последний немецкий удар в духе блицкрига.
Однако прорваться на север к столице так и не удалось, хотя передовые части уже могли разглядывать ее в бинокли. 13 февраля остатки гарнизона Будапешта, который к тому времени превратился в груду развалин, сдались. Лишь некоторым группам защитников удалось прорваться к своим, при этом сам Пфеффер-Вильденбрух предал Гитлера, не выполнил его приказ сражаться до конца и также попытался вырваться из города, однако был пойман.
Однако фюрер по-прежнему не собирался сдавать Венгрию, от которой под его властью осталась только четверть территории, и, невзирая на тяжелое положение на фронте и к недоумению командования Вермахта, приказал перебросить туда всю 6-ю танковую армию СС Зеппа Дитриха. И это в то время, когда русские стояли уже в 60 км от Берлина! Он считал, что эсэсовские части его не подведут. Гитлер панически боялся потерять последнего союзника в Европе и до последнего цеплялся за него. Кроме того, он знал, что за озером Балатон находятся последние имевшиеся в распоряжении Третьего рейха месторождения нефти, а также лежит его родина Австрия.
6 марта началась операция «Весеннее пробуждение». Девять немецких танковых дивизий перешли в очередное наступление, нанося удары севернее и южнее озера Балатон. В результате им удалось прорвать фронт, вторично захватить Секешфехервар и выйти к Дунаю в районе Херцегфальва. Одновременно с юга перешли в наступление войска армии «Е», также сумевшие форсировать реку Драва и прорвать фронт на глубину до 30 км. Однако после этого наступление выдохлось. Местность в районе озера Балатон в условиях весенней распутицы оказалась попросту непроходимой для танковой армады, которую собрал здесь Гитлер. Тяжелые «Тигры» вязли в грязи, становясь легкой мишенью для сидевших в засаде советских артиллеристов.
В провале наступления также был виноват сам Дитрих. Он изначально считал наступление в Венгрии бессмысленным и попросту не ввел в сражение большую часть своих сил. Атаки велись без должного фанатизма и решительности. В итоге, потеряв безвозвратно всего 42 танка и лишь один бронетранспортер, 6-я ТА СС прекратила наступление[90]. Фактически Дитрих предал своего фюрера и саботировал его приказы. Через две недели об этом стало известно Гитлеру. 31 марта Йозеф Геббельс писал в дневнике: «В Венгрии разыгрывается сейчас настоящая трагедия. Зепп Дитрих, как я уже отмечал последний раз, ввел в сражение в Венгрии лишь часть своих войск и об их численности открыто солгал фюреру. Он хотел оставить резервы в Рейхе для последующего их использования на одерском участке фронта. В результате ему в Венгрии не хватило необходимых пополнений. Фюрера глубоко оскорбило такое поведение Зеппа Дитриха»[91]. Таким образом, заявления Гитлера о том, что его окружают предатели, были далеко небезосновательны.
А 21 марта русские сами перешли в контрнаступление и к началу апреля все-таки захватили всю территорию Венгрии. Впрочем, в тот момент это уже не имело решающего значения, так как немецкий фронт уже разваливался на всех направлениях.
Тем не менее в целом желание фюрера было выполнено. Венгрия не вышла из войны и продолжала сражаться почти до самого конца, а территория страны после этого напоминала выжженную землю. Итоговые потери венгерской армии составили 237 тысяч человек убитыми и ранеными, 520 тысяч попали в плен. При этом 54 755 венгров (свыше 10 %) умерли в советских лагерях. Сам Салаши был повешен по приговору венгерского суда в марте 1946 г.