ет с продуктами. А на дне там — ствол или наркота. Они брали, а ты их сразу крепил.
— А чё такого? — он всё пытался обернуться, потому что чувствовал себя уязвимым, когда я говорил со спины. — Всё равно на улице побирались, а на зоне их хоть кормили и поили. И в тепле… ай!
Костя опять его ткнул.
— Будто ты о них думал, — перебил я. — Дальше. Ловили приезжих на вокзале, командировочных, в основном, подкидывали им дурь, брали под протокол, но сразу предлагали откупиться. Приезжие ведь, наличные при себе у них всегда есть.
— Да не было такого! — возмутился Филиппов.
— А чё не было-то? Гантимуров нам всё рассказал, — я подмигнул Косте. — Под протокол. Ты же всё придумывал и его заставлял…
— Да чё он гонит! — заорал возмущённый опер. — Сам он это всё замутил!
— И травку из вещдоков он воровал, чтобы через своих барыг в клубах всяких молодёжных толкать? И Коршунову ствол он сам подбросил?
— Да! — рявкнул Филиппов. — Он там с кем-то связался, те попросили, чтобы мы его закрепили. Ствол какой-то мокрый, говорят, не знаю, это Гантимур все детали знает.
— А он сказал на тебя, — продолжил напирать я хитрым голосом. — Что ты коммерсанта завалил и что ствол этот велел Коршунову подкинуть.
— Да какой коммерсант? — опер рванул так, что Костя едва его удержал. — Вообще не знаю, о ком вы! Гантимур подошёл, базарит — ствол надо одному братку подкинуть, попросили друзья…
— Кто?
— Да не знаю я. Ну чё, он сказал, а я… — он замялся. — Он же гад, он же убить может. Конечно, я испугался, решил и… вот и… он сам всё сделал, я так, стоял только, протокол писал… ну, не я писал, ну…
— Погоди, — я усмехнулся про себя, но вида не показал. — Ты вообще не при делах? Да ну, не гони. Рассказывай давай. Гантимуров вообще всё на тебя под протокол сказал. Что ты вдохновитель, что ты его компроматом пугал.
— Да п*** он! Козёл! Он всё мутит, ещё и на меня бочку катит! Он…
— Тихо, — сказал я, а Костя снова ткнул его в плечо. Скоро там точно будет синяк. — Ты мне не втюхивай, белый и пушистый. Это у тебя рыльце в пушку. Попал ты, Филипёнок. Но давай по чесноку тебе скажу одну вещь. Гантимур — гад ещё тот.
Теперь пора дать ему немного надежды, чтобы он увидел шанс, как из этого выпутаться, а не выдумал свой. А то ещё испортит планы. Нет, пусть делает, как надо мне, я ещё с ним не закончил.
— В натуре! — подтвердил Филиппов. — Гад, отвечаю — гад!
— Не перебивай. И мы решили, что расклад, когда он тебя сдал, а сам от ответственности ушёл, нас не устраивает.
— Да я на него чё угодно выдам! — пообещал он. — Скажите, и я…
— Тихо. Толку-то говорить, нужна конкретика, улики, а лучше — за руку поймать на горячем. Лучше знаешь, что? — я наклонился ещё ближе к нему. — Когда он опять что-то замутит, а он замутит, подскажи нам об этом, не забудем. Но знай — любой твой косяк он нам передаёт сразу, бежит и звонит. Так что сиди и не отсвечивай, работой занимайся. А когда на него самого подкопим побольше — я за тебя словечко замолвлю. Со службы попрут, сам понимаешь, но хотя бы в Тагил не уедешь.
— Да само собой!
— Понял меня? — спросил я грубее. — Сам не косячь, но и за этим гадом следи. А с Коршуновым смотри, что вышло — ствол ему подкинули сломанный, как оказалось. Узнай у криминалиста, он тебе подтвердит.
— Зачем? — удивился тот.
— Гантимур тебя хотел подставить, типа это ты фиктивные улики подкидываешь. Чтобы тебя самого в оборот взяли, потому что боится, что ты его сам первым выдашь, когда заподозришь. Вот и придумал схему. Ты сам не допёр до этого что ли?
— И чё делать? — испуганно спросил Филиппов и в очередной раз начал поворачиваться, пока Костя его не остановил.
— Как есть — так и говори. Был найден предмет, похожий на пистолет, задержанный не сопротивлялся, сотрудничал с сотрудниками милиции, не угрожал…
— Да он нам ноги обещал переломать!
— Не угрожал, — повторил я. — Свидетелей новых не привлекай, а если те, кто был, скажут, что ничего не видели — пусть так и остаётся. Короче — занимайся этим делом так, как ты привык.
— И как?
— Ну ты же привык на работе детородные органы пинать, — я кивнул Косте, и тот заулыбался, — вот так и делай дальше. Инициативу не проявляй, залезешь в это дело глубже — сам захлебнёшься, потому что оно против тебя идёт. А нам это ещё рано, нам ещё Гантимура прижать надо. Пусть дело разваливается, а Гантимур ещё схлопочет. Договорились?
— Договорились, — с трудом сказал опер.
— Вот и молодчина. Сиди здесь, а мы поехали, — я похлопал его по плечу. — Но помни — он про тебя всё нам выдаёт. Так что выводы делай сам. Или рядышком сидеть будете.
Мы вышли, я сразу в «Марка», пока опер не очухался.
Сейчас ему не до того, чтобы что-то предпринимать, сердце наверняка упало. Вот и пусть думает сейчас, как от угрозы избавиться, ему даже не до пробитой шины, тем более Костя домкрат забрал.
Так что своему другу Филиппов ничего не передаст, будет только за ним присматривать в оба и следить, чтобы самому где-то не накосячить.
Второй будет действовать так же. А чтобы они со временем не догадались, что к чему, скоро возьмём их в новый оборот. Но пока — Гантимуров.
— Ловко т-ты его, — сказал Костя, когда мы отъехали подальше. — Думал — пытать повезём.
— А я думал, ты его раньше порвёшь, когда ещё колесо менял.
— Хотел. Н-но ещё успею.
Он развалился на сиденье, включил магнитолу и начал тихо подпевать:
— Что такое осень — это небо…
Теперь второй опер. «Марк» направился на точку встречи с Гантимуровым.
Прибыли туда раньше, объехали действующую кочегарку и припарковались подальше. Дойдём пешком.
Кочегарка не только обеспечивала отопление зданий, но и нагревала воду, поэтому работала и летом. Сейчас не во всех домах бежала горячая вода, система водоснабжения постоянно ломалась. Но всё же в квартирах в центре даже зимой было тепло, и горячая водичка бежала из крана. А на окраинах города народ давным-давно врезал краны в батареи и набирал горячую воду оттуда. Хотя многие зимой мёрзли, отопление было не везде.
Здание кирпичное, но уже чёрное от въевшейся угольной пыли. Уголь лежал огромной кучей, отгороженный от основного двора заборчиком, но куски всё равно валялись повсюду. Жители окрестных частных домов иногда по ночам таскали отсюда куски, ведь никакой охраны не было.
У кучи стояла тачка с одним колесом, парень в грязной военной куртке и в чёрных от копоти перчатках-верхонках нагребал в неё уголь лопатой. Чёрная пыль сдувалась ветром в нашу сторону. А чуть дальше, держась так, чтобы пыль его не засыпала, стоял Валера.
— Нет, — громко говорил он. — Просто жду друзей. Вот они.
— М-м-м! — кочегар что-то пытался сказать и жестикулировал. — М-мы-м!
— Мы не помешаем, — сказал я, но парень даже не обернулся. Только когда Валера показал в мою сторону, парень обратил на меня внимание. — Просто подождём немного здесь, мешать не будем.
Кажется, глухонемой. Я старался говорить чётко, смотря на него, потому что знаю, что многие из них умеют читать по губам. Но не все, и этот, похоже, не умел. Он снова начал возмущаться, правда, кроме звука «м-м-м» он ничего не выдавал.
Но тут Костя сделал несколько быстрых и неуловимых жестов, показал на часы, а потом полез в карман и достал сигарету. Кочегар заулыбался, беззвучно засмеялся, снял верхонку и чёрными от грязи пальцами взял сигарету. После начал махать рукой, будто приглашал к себе. Костя сделал несколько жестов, парень кивнул, поулыбался, издал ещё один мычащий звук на прощание и повёз тачку с углём внутрь.
— Знаешь язык жестов, Костян? — сказал я.
— Н-н-немного, — Левитан потёр подбородок. — После Ч-Ч-чеччч, — он сглотнул, — п-после в-войны совсем говорить не мог, учила с-сестра д-двоюродная. Она н-не слышит с-совсем. Вот так-то.
— Всё вышло, Лёха? — спросил Валера.
— Да, — я кивнул, — Филипёнок сел на измену, потом задействуем его. Главное — Ярика давить он не будет. А у тебя что?
— Вот же он гад, этот Гантимур, — он нахмурился. — С ним поговорил — будто дерьма поел с лопаты. Но он клюнул. Сюда скоро приедет сам.
— И лично попробует найти тайник, — я огляделся. — Так и палку срубит, и себе чего-нибудь отожмёт на перепродажу. Или чтобы было, что на карман подкидывать. Это вроде он идёт. Ждём.
Всё повторилось, как и с Филипповым.
И правда, это явился Гантимуров, седой опер в джинсовой жилетке, в одиночку, вооружён, наверняка собирался найти всю наркоту сам и захапать себе. И вот же гад, сразу полез бычить на кочегара.
— Ты чё, мурло глухое? Увезу сейчас в дежурку, посидишь в камере, сразу всё вспомнишь! — говорил он дерзко и грубо, осторожно ступая по рассыпанному углю. — Где тайник, я тя спрашиваю?
Кочегар не очень понимал, что от него хотят, но лицо стало испуганным, угрозу для себя понял. И тут Гантимур решил, что физическое воздействие поможет, и замахнулся кулаком.
Против него самого и помогло. Мы с Валерой его опрокинули, приложив головой о большой кусок угля, а я достал фальшивую корочку и гаркнул волшебные буквы:
— ОСБ! Попал ты, Гантимуров!
Этот тоже обмяк. А Костя тем временем жестами показал испуганному кочегару, что беспокоиться не о чём, и тот вернулся к работе, только иногда тревожно оборачивался. А мы оттащили опера и бросили на уголь. Его одежда быстро перепачкалась.
Всё повторилось — несколько обвинений, намёки, что обо всём рассказал его коллега Филиппов, и Гантимур сразу начал сдавать рыжего опера с потрохами.
— И ствол Коршунову тоже он подбросил? — грубо спросил я, всё так же держась вне поля его зрения. Только корочку он видел, мельком.
— Он-он! — звучал он уже не так дерзко. Лицо перепачкалось в угольной пыли.
— А кто надоумил?
И тут он замер. Костя показал на кочегарку, мол, разговорить можно там, но тогда разрушится хрупкая легенда про ОСБ. Ведь ОСБ, как правило, пытками не угрожает… насколько мне известно. А я ещё хотел воспользоваться этой маскировкой.