в энженьо Авила.
У доктора, как мы видим, не было недостатка в интересном материале для его еще не изданной, но заранее ставшей знаменитой книги: Авила владельцы сахарных плантаций и винокуренных заводов, сотен невольников и бескрайних земель, Авила - владельцы поместья в Оливенсе, большого особняка на Ладейре-до-Пелоуриньо в столице штата, Авила с пантагрюэльскими вкусами, Авила, содержавшие любовниц при дворе, Авила красивые женщины и бесстрашные мужчины, в том числе и ученый Авила. Помимо Луиса Антонио и Офинизии, до них и после них были и другие выдающиеся Авила, например, тот, что в 1823 году в Реконкаво вместе с дедом Кастро Алвеса[20] сражался с португальскими войсками, отстаивая независимость родины. Потом был Жеронимо Авила, вступивший в политическую борьбу, потерпев поражение на выборах, результаты которых он сфальсифицировал в Ильеусе, а его противники проделали то же самое в провинции; он со своими людьми стал разбойничать на дорогах, грабить селения и организовал поход на столицу штата, угрожая свергнуть правительство. Посредники добились умиротворения и вознаграждения разгневанного Авила.
Упадок семьи особенно стал заметен при жизни Педро д'Авила, носившего рыжую эспаньолку и отличавшегося сумасшедшим темпераментом; он покинул поместье (большой особняк в Баие был уже продан), энженьо и винокуренные заводы (к тому времени заложенные) и, оставив семью в городе, сбежал с цыганкой, обладавшей исключительной красотой и, по утверждению безутешной супруги, злыми чарами.
Известно, что Педро д'Авила нашел смерть в уличной драке, его убил другой любовник цыганки.
Все это теперь стало прошлым, давно забытым гражданами Ильеуса. Новая жизнь началась с появлением какао, а то, что было прежде, уже не представляло интереса. Энженьо и винокуренные заводы, сахарные и кофейные плантации, легенды и истории о них - все исчезло раз и навсегда; зато выросли плантации какао и возникли новые легенды и истории, в которых рассказывалось о том, как люди воевали между собой из-за земли. Слепые певцы разнесли по ярмаркам, вплоть до самых далеких сертанов, имена и подвиги героев какао, рассказали о славе .Ильеуса. Одного только доктора интересовало прошлое семьи Авила. Но это, конечно, не мешало ему пользоваться все более растущим уважением горожан. Грубые завоеватели земель, малограмотные фазендейро испытывали почти раболепное уважение к знанию, к ученым людям, которые писали в газетах " произносили речи.
Что же тогда говорить о человеке с такими блестящими способностями и познаниями, который может написать или уже написал целую книгу? Ибо столько ходило слухов о книге доктора и так восхвалялись ее достоинства, что большинство считало ее уже изданной много лет назад и давно вошедшей в сокровищницу отечественной литературы.
О ТОМ, КАК НАСИБ ОСТАЛСЯ БЕЗ КУХАРКИ
Насиб проснулся от стука в дверь комнаты, который повторился несколько раз. Насиб пришел домой на рассвете; после закрытия бара он ходил с Тонико Бастосом и Ньо Гало по кабаре, а потом очутился у Марии Машадан с Ризолетой, новенькой, слегка косившей девчонкой из Аракажу.
– Кто там?
– Это я, сеньор Насиб. Хочу проститься, я уезжаю.
Где-то поблизости прогудел пароход, видимо, вызывая лоцмана.
– Куда же ты уезжаешь, Филомена?
Насиб поднялся, рассеянно прислушался к гудку парохода. "По гудку можно догадаться, что "Ита", - подумал он, стараясь по стрелкам будильника, стоявшего рядом с кроватью, определить, который час.
Только шесть, а он вернулся домой в четыре. Что за женщина эта Ризолета! Нельзя сказать, чтобы она была красавица, нет, она даже косит немного. Зато знает всякие шутки, укусила его за ухо, а потом откинулась назад да как захохочет... Но что это выкинула старая Филомена, спятила она, что ли?
– Буду жить в Агуа-Прете с сыном...
– Что это, черт возьми, ты выдумала, Филомена? С ума сошла, что ли?
Еще не совсем проснувшись и вспоминая о Ризолете, Насиб поискал глазами домашние туфли. Его волосатая грудь пахла дешевыми духами этой женщины.
Он так и вышел в коридор - босиком, в длинной ночной рубашке. Старая Филомена ожидала его в гостиной, на ней было новое платье, на голове цветной платок, а в руках зонтик. На полу лежал баул и сверток с изображениями святых. Она служила у Насиба с тех пор, как тот купил бар, то есть больше четырех лет.
Она была ворчливая, но чистоплотная и работящая, серьезная сверх всякой меры, исключительно честная и старательная. "Просто драгоценная жемчужина", - обычно отзывалась о ней дона Арминда. Но нередка она вставала с левой ноги и в такие дни открывала рог лишь затем, чтобы объявить о своем предстоящем уходе и отъезде, в Агуа-Прету, где ее единственный сын обосновался несколько лет назад, открыв зеленную лавку. Она часто заговаривала об отъезде, и Насиб уже не верил ей больше, полагая, что это просто безобидная блажь старухи, которая так привязана к нему, что могла бы сойти скорее за члена семьи или дальнюю родственницу, чем за прислугу.
Снова послышался гудок, Насиб открыл окно; так он и предполагал, это оказалась "Ита" из Рио-де-Жанейро. Остановившись у скалы Рапа, пароход вызывал лоцмана.
– Что за глупости, Филомена? Так неожиданно, без всякого предупреждения?.. Просто чепуха какая-то.
– Неправда, сеньор Насиб! С той самой минуты, как я переступила порог вашего дома, я не переставала говорить: "Когда-нибудь я обязательно уеду к моему Висенте..."
– Но ты могла бы предупредить меня вчера, раз уж собралась уезжать...
– Я так и сделала - передала вам через Шико, но вы не обратили внимания. И даже не заглянули домой...
Это верно: служивший у Насиба Разиня Шико, сын доны Арминды, сказал ему вчера, когда приносил из дома завтрак, что старуха велела предупредить, что уезжает. Но это повторялось почти каждую неделю; Насиб пропустил слова Шико мимо ушей и ничего не ответил.
– Я ждала вас всю ночь... До рассвета... А вы бегали по девчонкам... Такой человек, как вы, уже давно должен был жениться и сидеть дома, а не болтаться после работы где попало... В один прекрасный день, хоть вы и крепкий с виду, вы ослабеете и умрете...
Ее худой палец указывал на грудь Насиба, видневшуюся через вырез длинной рубашки, вышитой красными цветочками. Насиб опустил глаза и увидел следы губной помады. Ризолета!.. Старая Филомена и дона Арминда любили нападать на него за то, что он все еще холост, постоянно на что-то намекали и подбирали Насибу невест.
– Послушай, Филомена...
– Ничего не поделаешь, сеньор Насиб. На этот раз я действительно уезжаю. Висенте мне написал, что женится и что я ему нужна. Я уже уложила вещи...
И надо же было ей уехать накануне банкета автобусной компании "Сул-Баияна", назначенного на следующий день... Попробуйте приготовить и подать обед на тридцать персон, а старуха будто нарочно выбрала этот день для отъезда.
– Прощайте, сеньор Насиб. Пусть господь вас хранит и поможет вам найти хорошую невесту, которая возьмет на себя заботы о вашем доме...
– Но, Филомена, сейчас только шесть часов, а поезд уходит в восемь...
– Я поездам никогда не доверяю, дело ненадежное. Уж лучше я приду заранее...
– Давай я хоть расплачусь с тобой...
Все это походило на нелепый сон. Он стал шагать босиком по холодному цементному полу гостиной, чихнул, тихонько выругался. Теперь только простудиться не хватает... Вот сумасшедшая старуха...
Филомена протянула костлявую руку и подала ему кончики пальцев.
– До свидания, сеньор Насиб. Будете в Агуа-Прете, милости просим.
Насиб отсчитал нужную сумму и добавил немного - как бы там ни было, она это заслужила, - помог Филомене поднять баул, тяжелый сверток с многочисленными изображениями святых, которые прежде украшали ее комнатку окнами во двор, и, наконец, зонтик. Через окно лился радостный утренний свет, а с ним врывался легкий морской ветерок, слышалось пение птиц, и солнце ярко сияло на безоблачном после долгих дождливых дней небе. Насиб посмотрел на пароход, к которому подходил катер лоцмана, и махнул рукой, решив больше не ложиться. Лучше он поспит в час сиесты, чтобы к вечеру быть в форме: он обещал Ризолете вернуться. Чертова старуха, весь день испортила...
Он подошел к окну и посмотрел вслед Филомене.
Ветерок с моря заставил его вздрогнуть, его дом на Ладейре-де-Сан-Себастьян находился почти напротив входа в бухту. Хорошо хоть, что дожди кончились. Они продолжались так долго, что еще немного - и погубили бы урожай, ведь если бы дожди не прекратились, молодые плоды какао могли загнить на деревьях. Полковники уже начали беспокоиться.
В окне соседнего дома появилась Арминда, подруга старой Филомены, и помахала ей платком. - С добрым утром, сеньор Насиб.
– Сумасшедшая эта Филомена... Ушла от меня...
– Да... Подумать только, какое совпадение! Еще вчера я сказала Шико, когда он пришел из бара: "Завтра Филомена уедет, сын вызвал ее письмом..."
– Шико мне говорил, но я не поверил.
– Она сидела допоздна, все поджидала вас. Подумайте, какое совпадение, мы обе сидели и беседовали на пороге вашего дома. Только вы так и не пришли... - Она засмеялась, и смех ее выражал то ли осуждение, то ли понимание.
– Я был занят, дона Арминда, у меня много работы...
Она не спускала с него глаз. Насиб встревожился: неужели Ризолета измазала ему губной помадой и лицо? Возможно, очень возможно.
– Да, я всегда говорила: таких трудолюбивых людей, как сеньор Насиб, мало в Ильеусе... Работаете ночи напролет...
– И вот как раз сегодня, - пожаловался Насиб, - когда нужно готовить обед на тридцать персон, заказанный на завтра...
– Я и не слышала, когда вы пришли, а ведь я легла поздно, не раньше двух...
Насиб что-то проворчал. Эта дона Арминда была воплощенным любопытством.
– Что-то около того... Кто теперь приготовит обед? Это дело нелегкое... На меня вы лучше не рассчитывайте. Дона Элизабет вот-вот разродится, срок уже подошел. Поэтому я и не ложилась, ее Пауло мог прибежать за мной в любую минуту. Да я и не умею готовить эти изысканные блюда...