Я вроде улыбаюсь ей тоже.
Но не уверена, что это похоже на улыбку.
Опасливо вкладываю бабульке свою руку, искоса поглядывая на Миронова.
Что мне делать, Илья Иванович?!
Отомрите уже! Ну что вы как каменное изваяние, ну?!
Хоть намекните как-нибудь, глазом там дерните или кашляните!
Молчит.
— Здравствуйте. Яна, — представляюсь в ответ.
— Яна? — восхищается женщина, потрясывая моей рукой так, что мои внутренности звенят как монеты в копилке. — Ты смотри-ка! Мое любимое имя! Подруга детства моя покойная была Яной, ох и мировая баба была!
Что?
Умоляюще смотрю на Миронова, который даже бровью не ведет.
Он вообще живой? Или впал в анабиоз и притворился палочником?
— Ох, Илюша, такую красавицу от меня скрывал! Ну чего ты стоишь? — хмурится Аглая Рудольфовна, замечая, что ее внук подзавис. Вот действительно, Илья Иванович, пора бы уже проснуться. — Познакомь нас по-человечески!
И тут глаза Миронова подозрительно сощуриваются, а потом распахиваются.
Мне уже это не нравится.
Я успеваю только ойкнуть, как огромная лапа доцента притягивает меня к своему обнажённому боку и укладывается прямо в области моей талии.
Очумелыми глазами смотрю на Илью Ивановича, боясь пошевелиться, чтобы ненароком не потереться о теплую кожу доцента, от которой на таком расстоянии прямо пышет жаром.
— Знакомься, бабуль, моя девушка Яна, — подпрыгиваю, когда получаю чмок прямо в висок. Что, блин? Моя челюсть не грациозно падает, но Миронов достойно ее подбирает и возвращает на место, потрепав меня за щеку. Как любимую собаку. — Ягодка, — это видимо я, — а эта потрясающая женщина — моя уважаемая и любимая бабушка Аглая Рудольфовна, — представляет бабулю.
Эээ! Я не поняла. А почему бабушка и уважаемая, и любимая, а я — только «моя девушка»?
Боже! О чем я вообще?
— Ой! — стряхивает скупую слезу женщина, — растрогали старую бабку! Не могу. Тушь потекла. Илюш, проводи до туалета. Не могу же я перед невестой внука выглядеть негоже.
Уже невеста?
Хера тут дела скоро решаются.
Миронов отлепляет меня от своего бока так же, как прилепил ранее и скрывается вместе с бабулей в коридоре.
Закусываю губу и ношусь по комнате истерическим взглядом.
Подхожу к панорамному окну и примиряюсь.
Нет, двадцать второй этаж — слишком высоковат, чтобы из него сигануть.
Думай, Яна, думай!
Вчерашние проблемы уже не кажутся нерешаемыми, когда мне светят скорые замужество и беременность от доцента.
Господи! Что же делать?
И вот на кой черт Миронов меня представил в качестве своей девушки? У него же есть вылизанная брюнетчатая шатенка? Я ему за каким водоотведением сдалась?
— Удрать решила? — шепотом шипит Миронов, озираясь назад. — Не выйдет, — в приказном тоне подлетает ко мне и притягивает за локоть практически вплотную к своему носу. И торсу.
Рабочей блузой я чувствую, как касаюсь его напряженного живота.
И мой живот тоже начинает напряжённо потягивать внизу, потому что от Ильи Ивановича пахнет утром. И сном. И мужчиной. Короче утренним сонным мужчиной.
— Вы что, меня силой будете удерживать? — возмущаюсь тоже шепотом я и поглядываю на выход. — Илья Иванович, я, конечно, безмерно вам благодарна за то, что вы не бросили меня ночью и организовали ночлег, но вам не кажется, что цена за ваши услуги слишком завышена? — стараюсь выдернуть руку.
— Решетникова! — шикает. — Мне нужна твоя помощь! — косится на дверь и выпускает из плена. — Подыграй мне. Нужно, чтобы моя бабушка поверила, что мы встречаемся.
Че?
Я не ослышалась?
Выгибаю бровь и вновь смотрю в окно — может, там снег пошел или еще какой природный катаклизм, а я и не заметила.
А потом вспоминаю!
Так сегодня же первое апреля!
И начинаю неправдоподобно смеяться!
— Это шутка такая, да? Первое апреля — никому не верю, Илья Иванович! — довольно заключаю, пританцовывая.
И хохочу, прямо хохочу!
От всей души хохочу!
А потом мои губы съезжают вниз, и надежда тоже катится туда же.
Потому что Миронов не выглядит человеком, который пошутил.
— Это не шутка. Мне нужно, чтобы ты притворилась моей девушкой, — твердо чеканит.
— Проблема в том, что мне это не нужно, — отнекиваюсь я.
Что значит ему нужно? А меня он спросил?
Хочу ли я, Яна Решетникова, быть девушкой доцента Миронова Ильи Ивановича?
Кажется, ответ очевиден.
Закатываю глаза, складывая руки на груди.
— Хорошо! Твои условия? — выгибает бровь.
Отстраняюсь, одергиваю блузу и задираю нос.
Это другой разговор.
Всегда нужно решать вопросы дипломатично и предельно выгодно обеим сторонам.
Задумываюсь.
Понимаю, что времени в обрез, потому что вот-вот должна вернуться Аглая Рудольфовна. Но в моей голове такая окрошка, что ничего стоящего на ум не приходит.
Ну что мне у него попросить?
Отдать ту кровать, на которой спала?
Или умный кран?
Денег попросить?
Или продуктами холодильник забить?
О!
А может, попросить решить мои проблемы с упырем, которому я ухо контузила?
— Ну! — подстегивает нервно Миронов.
Ой, блин!
Ладно.
— До конца семестра вы меня не вызываете к доске, Илья Иванович. Не терроризируете меня своими задачами. На контрольных ставите одни пятерки, — затыкаюсь, глядя на позеленевшее лицо преподавателя. — Ну хорошо, четвёрки, — компромисс! Компромисс! — И без проблем допускаете до экзамена! — на последнем слове зажмуриваюсь, готовясь все-таки вылететь с двадцать второго этажа.
Миронов молчит.
Да и я вроде как на месте стою.
— А тебе не кажется, что мне будет легче пригрозить тебе недопуском до экзамена, чем выполнять это всё? — шепотом гремит над макушкой голос Миронова.
Да, что-то такое в этом есть.
Но!
Распахиваю глаза и смотрю на доцента. Две его груди вызывающе топорщатся и велят обратить на них внимание. Но сейчас не об этом, когда я чувствую, как поток гнева и ярости поднимается во мне с утроенной силой. Я еле сдерживаюсь, чтобы не втащить ненавистному преподавателю.
Шантажировать меня вздумал?
Ну что он за человек такой?
— Как же гнусно вы играете, Илья Иванович, — кручу головой. — А с виду приличный человек.
— Ну-ну, Решетникова, за речью следи.
А мне уже терять нечего.
— Тогда я вашей бабуле расскажу, что вы меня принуждаете быть вашей девушкой! Что вы на это скажете?! — я тоже не лыком шита. Съел?!
Миронов задумывается, поскрёбывая пальцем подбородок.
— Идет! — протягивает мне руку, но я не успеваю вложить свою, потому что…
— Вы ж мои соколики! Ну как приятно на любящих друг друга людей смотреть! — ликует Аглая Рудольфовна.
Глава 24. Горошинка и стручочек!
— Яночка, а как вы познакомились? — Рудольфовна пытает мою студентку, которая неплохо держится.
Привалившись плечом к косяку, наблюдаю, стоя в дверях, за сидящей на высоком стуле ба. Она смотрит на мою новоиспеченную девушку с обожанием и неподдельным восторгом, когда та, раскованно забросив ногу на ногу, минутой ранее звездела о том, как самоотверженно мы друг друга любим.
Усмехаюсь и кручу головой.
Этой девчонке в театральный надо было поступать, а не страшить тригонометрические уравнения.
Но, с другой стороны, как славненько всё для меня разрешилось: теперь беспокойная душа бабули угомонится и она, наконец, перестанет таскаться по всяким сомнительным притонам, чтобы узнать мое будущее. Кстати, на счет последнего я планирую разобраться. Какого лешего Рудольфовна таскалась к шарлатанке? Выходит так, что за моей спиной моя родственница и аферистка с угольными глазами заговоры против меня плетут?
Не бывать этому!
Всё правильно я сделал, и принятое решение устроить для ба небольшое шоу с появившейся в моей жизни девушкой — оказалось выгодным всем: в первую очередь для меня, чтобы остаться верным своему холостяцкому существованию, бабуле, чтобы спокойно спать, и даже моей предприимчивой студентке, заломившей приличную цену за участие в представлении.
Ладно, так уж и быть: допуск до экзамена я ей организую, а вот на счет сдачи экзамена уговора не было, поэтому там я отыграюсь по полной.
Оторвавшись от косяка, выхожу из укрытия, ловя на своей футболке прошмыгнувший зайцем взгляд Решетниковой. Мне пришлось прикрыть свой живот. Светить голым пупком перед ба и своей студенткой — далеко от приличия.
— Мы познакомились, когда я спасал Яну, ба, — подхожу к девушке и притягиваю к себе, решая перехватить инициативу по навешиванию лапши на себя. Иначе эта прохиндейка такого наговорит, потом век буду перед родственницей отмываться. — На парковке. Ей плохо стало, а я оказал первую помощь! — треплю опешившую девчонку за ухо.
Её ротик мило распахивается, являя мне розовый язычок.
И правда хорошенькая.
Пока молчит.
А не когда смотрит на меня взглядом, посылающим в далекое кругосветное.
Согласен, с ухом я погорячился.
И тут же исправился.
Потрепав за яблочко скулы.
— Как романтично! — качает головой ба. — Мой внук — настоящий герой, — заключает торжественно ба.
Решетникова закатывает глаза и издает булькающий звук недовольства и протеста.
А что? Она хотела, чтобы я рассказал ба, что она является моей студенткой? Или сомневается в том, что я герой?
От бессознательного падения спас?
Спас.
Накормил?
Было!
Спать уложил?
Вон, видно, что выспалась!
Не приставал?
Всё пристойно и чинно.
А то, что мне снилось… так это не доказуемо.
Ну и?
Чем не герой?
— Пожалуй, герой! Правда, ягодка? Я же у тебя герой? — приторно улыбаюсь и поглаживаю напряженное девичье бедро. А когда девушка ко мне поворачивается, вмиг перестаю это делать. Она смотрит так, словно жгучей крапивой хлещет.
— Конечно, бубенчик! Ты мой самый настоящий герой! — сахарно скалится.