— Вы на счет Мавдейкина, что ли?
— И про него тоже, — в этот самый момент в щелку двери просовывается голова толстяка. Он оценивающе проходится по нам с Яной, задерживаясь на моей руке, которая упорно сжимает девчачье предплечье, а затем бесшумно скрывается в проеме.
Резкий звонок на пару заставляет встрепенуться нас обоих. Разжимаю пальцы, давая девчонке свободу.
— У меня пара началась, — оповещает.
— Понял, — чувствую досаду. Не знаю, но я не хочу, чтобы она уходила. — Яна, — кажется, это впервые, когда я обращаюсь к ней по имени. Ее глаза светлеют, а легкий румянец на бледной коже ускоряет мое сердцебиение. — Яна, я очень рассчитываю на твою помощь в субботу. В последний раз. Обещаю.
Девчонка пробегается по мне трудночитаемым взглядом. И пока она молчит, я испытываю смятение.
— Хорошо, — соглашается, а я расслабленно выдыхаю. — Но это будет в последний раз, — решительно требует.
— Даю слово доцента! — растягиваю губы в улыбке, когда замечаю подобную на ее привлекательном лице. — Думаю, нам нужно обменяться контактами, чтобы в субботу быть на связи, — подхватываю телефон со стола.
— У меня ваш есть, — необдуманно выпаливает Яна и резко смолкает, сжимая губы. — Ой, — смотрю на нее вопросительно. В смысле есть? — Ну… эээ… Илья Иванович, я опаздываю! Давайте в пятницу после вашей пары обменяемся?! — оставив цветочный шлейф, стремительно вылетает из аудитории.
Задумчиво пялюсь на стену, откуда с плаката мне показывает язык Альберт Эйнштейн.
Убираю телефон в карман джинсов, туманно соображая. Странная она всё-таки…
На сегодня у меня занятий больше нет, но осталось одно незавершённое дело. И это дело я планирую завершить на кафедре «Теплоэнергетики и теплотехники».
Глава 27. Шеф, всё пропало!
— Брысь! — успеваю садануть Степана Васильевича под зад и быстро опускаю противень с ароматным пирогом на чугунные конфорки.
Бросаю прихваты и несусь к раковине, подставляя обожжённые пальцы под холодную воду.
— Шшшш! — обиженно шипит наглый кошара, делая свой облезлый хвост трубой.
— Но-но! Я вам сейчас так пошиплю, Степан Васильевич, что останетесь без крема, — грозно бросаю кошаку, путающемуся под ногами.
Пока я варила крем для пирога, этот прохвост крутился подле меня целый час, ожидая, когда сможет вылизать кастрюльку с остатками заварного лакомства.
«Блииин!» — всхлипываю.
Смотрю на пальцы и молюсь, чтобы не было волдырей. Негоже идти в гости с такими уродскими руками. Мало того, что мои ногти отродясь не видели маникюра, так не хватало еще безобразными волдырями позорить Миронова перед Аглаей Рудольфовной, у которой, между прочим, всегда выполнен аккуратный френч.
Искоса посматриваю на время.
Девять утра, но это не повод радоваться, когда званый обед в два, а мне еще собираться и тащиться с пирогом до общаги, откуда Миронов меня подберет. Об этом он оповестил вчера после пары. И я даже не успела пискнуть и сообразить, насколько решителен он был в своём утверждении. И посмотрел еще так… подозрительно-странно…
Это, конечно, мне подходит, потому как называть свой адрес я бы в любом случае не планировала, но было бы удобнее, если бы добиралась до дома старушки я самостоятельно. А теперь придется тащиться к общаге.
Но даже это не страшно…
Страшно то, что я до сих пор не решила, что надену в гости. И этот момент я оттягиваю до последнего, будто это мне сможет как-то помочь, и каким-то волшебным образом в моем гардеробе вдруг появится сказочное платье, в котором рядом с элегантным Мироновым я не буду выглядеть простушкой из деревни.
Именно этого я и боюсь.
Выглядеть дешево и неподходяще для девушки Ильи Ивановича. Его шатенистая брюнетка смотрелась бы с ним эффектнее и правильнее нежели я, и мне до сих пор не понятно, почему он скрывает от бабули их отношения, а вынуждает притворяться меня.
Вчера после семинара у Миронова об этом мне узнать не посчастливилось. Наспех продиктовав Илье Ивановичу номер своего телефона, я поскакала на собеседование в ресторан.
Всю неделю я проносилась, как в одно место ужаленная, по собеседованиям. Рефлексировать и утопать в жалости к себе — вещи неоплачиваемые. Поэтому тратить на них свое время, когда в моем кармане ветер гуляет, — безрассудно и непродуманно. Мне хватило вечера воскресенья, чтобы побыть слабой, а в понедельник проснуться и решительно начать поиски работы, которые, к слову, за шесть дней ни к чему меня не прибили. Ни один из предложенных вариантов мне не подошел: либо график неудобный, либо оплата смешная, либо расстояние от дома до работы непреодолимое.
В итоге средств, которые у меня остались после оплаты за квартиру, в лучшем случае хватит на неделю, а если затянуть потуже пояс и перейти на одноразовое питание в сутки, постараться не болеть, меньше тратить воду, использовать свечи вместо электричества по вечерам, не смотреть любимую «Битву экстрасенсов» и, скажем, подогревать утюг на газу, тогда, возможно, я смогу протянуть еще пару недель, за которые мне кровь из носа необходимо найти новую работу.
Обильно смазываю пирог кремом под укоризненным взглядом Степана Васильевича, переживающего о том, что ему ничего не останется.
Я не могу прийти в гости с пустыми руками, а покупать презент — не имею материальной возможности.
Оставляю пирог на столе пропитываться, а кастрюлю вручаю кошаку.
Распахиваю дверцы резного дубового шкафа и вглядываюсь внутрь изучающе, словно не зная его содержимого.
Я иду на обед к бабушке моего преподавателя!
Это что-то необъяснимое и невероятное.
И как я должна выглядеть?
Бросив взгляд в окно, замечаю солнце.
Довольно редкое явление для столицы, и каждый раз знаменующееся тем, что день будет успешным.
Я на себя надеюсь.
Не оплошать и не спалиться, потому что промах с номером телефона изрядно пощекотал мои нервишки.
Так, что надеть?
Закусываю кончик указательного пальца.
Консервативное или либеральное?
Строгое или позволить себе капельку дерзинки?
Молодежное или женщины с загадкой?
Вспоминаю девушку из бара, с которой танцевал Миронов.
Она эффектная и стильная…
А я…
А я лучше! У меня лицо красивое!
И попа!
Лицо и попа!
Лицо как попа!
Хохотнув, надуваю щеки и хватаю трикотажное платье темно-синего оттенка, подходящее к цвету моих глаз. Оно укороченное, но не настолько, чтобы светить голым задом.
Поверх набрасываю кожанку, пусть не совсем по погоде, но так я хотя бы буду выглядеть современно. На ноги надеваю грубые ботинки-берцы, и, если правильно рассчитать время и положиться на Мироновскую пунктуальность, я не успею превратиться в сосульку, стоя у общаги с пирогом в руках.
Волосы оставляю распущенными и просушиваю основательно, чтобы не простыть и не тратиться потом на аптеку.
В целом мой внешний вид меня устраивает. Не могу отвечать за Илью Ивановича, но это его проблемы. Если бы он взял с собой свою настоящую девушку — было бы стопроцентное попадание. А так пусть радуется тому, кто есть.
Попрощавшись со Степаном Васильевичем, который узнав, что я направляюсь к Аглае Рудольфовне, слезно просил взять его с собой, я выбрала добраться до общаги на автобусе.
Это дольше, но спокойнее для меня и пирога.
Электробусы практически всегда полупустые, а толкаться в метро и бегать по переходам с противнем, накрытым полотенцем, а сверху пакетом, — недостаточно удобно.
В кармане небольшой сумочки булькает телефон.
Пристроив пирог на соседнее кресло, вынимаю гаджет и очень долго вожу глазами по одному единственному слову:
Миронов И.И.: Выезжаю
Очень за вас рада, Илья Иванович! А я уже как час трясусь.
Ничего не ответив, бросаю телефон в сумку и прикидываю в уме о том, что доберусь я гораздо раньше, чем Миронов на своем локомотиве.
Солнце поднялось и отражается от окна электробуса. Оно приятно слепит, и я подставляю лицо с закрытыми глазами его теплым ласкающим лучам.
Блаженно улыбаюсь.
Несмотря на звездец моего положения, мне хорошо.
Я так часто получала от жизни поджопники, что очередные практически не чувствуются. Главное — устоять при новом пинке, а не свалиться вперед… на колени…
Никогда и никому не позволю нагнуть себя и поставить на колени.
Никогда.
Я знаю, что выкручусь. Знаю, что всё у меня получится!
И я ни за что не вернусь в свою деревню…
Кивнув своим мыслям, не замечаю, как добираюсь до нужной остановки, от которой мне нужно пешкодралом прочесать минут десять до общаги.
Я была не права, когда считала, что смогу околеть.
Погода шепчет!
Молодежь разделась, коммунальщики засуетились, а собачье дерьмо повылазило из-под талого снега.
Перепрыгиваю через обнажившиеся после зимы мины, чтобы не вляпаться.
Весна идет!
Душа поет, а … Миронов ждет…
Стоит, облокотившись на капот своего тепловоза. Даже сквозь затемнённые солнцезащитные очки я вижу, что смотрит он на меня.
На меня, вышагивающую отнюдь не со стороны общежития.
Какого лешего, Илья Иванович, вы такой скрупулёзный? Не могли в пробке постоять пару минут?
Замедляю шаг, придумывая, что буду врать.
Спустив очки на нос и скрестив руки на груди, Миронов пробегается по мне изучающим взглядом. Его ноги тоже скрещены в щиколотках, а плечи обтянуты черной кожаной курткой, из-под которой выглядывает тонкий темно-синий свитер.
Миронов смотрит так же, как я на него с витающим в весеннем воздухе вопросом:
— Мы не сговаривались, — отталкивается от капота и делает два шага навстречу.
Кручу головой и улыбаюсь.
Это действительно выглядит странно с учетом того, что мы одеты практически одинаково. Только ноги Миронова упакованы в темные джинсы, а мои — в капроновые колготки.
Я щурюсь и не могу понять от чего больше: то ли от солнца, то ли от слепящей привлекательности моего преподавателя. Он выглядит стильно и дорого. При всей простоте его гардероба он выглядит, черт возьми, шикарно.