Сегодня у Ильи был последний экзамен. Последний — это не игра слов, это буквально. Мой муж написал заявление об увольнении. Он собирается плотно заняться бизнесом, не распаляясь на несколько работ, ну а я… я его не отговаривала! Я же не дура! А то найдется еще какая-нибудь ушлая студентка, и будет строить моему доценту глазки. Ну уже нет! Миронов мой! И к тому же, ну как мы сможем находиться в одном корпусе и не лапать друг друга? Я точно не смогу! У меня мироновильянка! А это, на минуточку, очень страшное заболевание, от которого мои трусики все время мокрые!
— Проходите, мои хорошие. Яночка, вот твои тапочки, — суетится Аглая Рудольфовна, встречая нас на пороге. Илье женщина даже не предлагает. На его лице красноречиво написано, что он об этом думает. Благодарно улыбаюсь и надеваю домашние тапки. — Илюша, рулька получилась высший пилотаж, — хвастается ба. — Так, руки мыть и за стол. Горячее остывает, — распоряжается.
Мы с Ильей весело переглядываемся и послушно следуем в ванную.
Каждую субботу мы традиционно обедаем у Аглаи Рудольфовны, но сегодня особый повод: мы с Ильей расскажем, что собираемся пожениться. У нас даже дата свадьбы уже назначена.
Ни она, ни мои родители, никто не знает о том, что мы официально женаты, но посвящать в это родню мы не планируем, решив, что проведём выездную регистрацию с кольцами и бракосочетанием для них и для себя как положено! Я, вообще-то, хочу белое свадебное платье надеть! Я же девочка!
К моим родителям мы поедем завтра. Они еще ни разу не видели Илью, но заочно с ним знакомы. Не представляю, как будет выглядеть знакомство и прошение руки одновременно, при условии того, что мы женаты, но я уверена в своем мужчине и в том, что он очарует мою семью.
Я не стесняюсь своей семьи даже при том, что в нашей скромной квартире самые дорогие вещи — будут надеты на мне. Илья тоже не из семьи олигархов. Поэтому моего мужа ничем не испугаешь.
Взявшись за руки, идем в зал. Пахнет отменно. От волнения перед экзаменом я не успела позавтракать и мой желудок напоминает об этом.
— Степан Васильевич, добрый день, — здороваюсь с кошаком, развалившимся на шикарном диване с пультом от телевизора в лапах.
Бросив на нас равнодушный взгляд, кошак продолжает смотреть «Битву экстрасенсов».
— Тунеядец, — бурчит Миронов, глядя на Степана Васильевича.
Смеюсь.
У этих двоих война.
Они не выносят друг друга и постоянно вытворяют всякую дичь. Здесь, у Аглаи Рудольфовны дома, куда Илья определил кота в тот же день, когда забрал меня себе.
Когда ба увидела Васильича, у нее случилась любовь с первого взгляда. Я даже помню, как она причитала: «Какой хиленький, какой слабенький. Некормленый… Где вы его взяли, Илюш?».
«На помойке подобрали», — процедил Миронов, скрипя зубами и получив лапой по подбородку.
С того самого дня Степана Васильевича не узнать: он больше не облезлый кошак. Он — СТЕПАН ВАСИЛЬЕВИЧ!!!
С гладкой, блестящей, лощеной шерсткой, с километровыми усами и пузом до земли! Ему не хватает шляпы и трости для полного дворянского набора.
— Мя, — фыркает кошак.
— Поговори мне еще, — парирует в ответ Илья.
Аглая Рудольфовна до сих пор ничего не знает про Белладонну и Степана Васильевича. Мы решили не доводить пожилую женщину до инфаркта. Но Степан Васильич благодарно ежедневно массажирует спину Рудольфовне, и я не понимаю, как она не догадалась сама.
Когда вчетвером усаживаемся за столом, мы с Ильей переглядываемся. Киваю, мол, давай.
— Бабуль, мы с Яной хотим тебе кое-что сказать, — берет слово мой муж.
— О, Господи, — Рудольфовна хватается за сердце одной рукой, а другой — за лапу Степана Васильевича, выискивая мужской поддержки. — Не пугайте, родимые.
Улыбаюсь примилейше, давая понять, что новость приятная.
— Мы решили пожениться, — сообщает Миронов и берёт меня за руку, нежно целуя запястье.
— Батюшки! Степан Васильевич, вы слышали? Матерь Божья! — причитает женщина. — Хвала тебе, Всевышний, — поднимает руки кверху и крестится. — Дождалась старая бабка, — на последнюю фразу Степан Васильевич возмущённо вякает, мол, с этим он не согласен. — Мои ж вы родные! — вскакивает со стула и обнимает нас сзади, сталкивая с Ильей лбами. Целует сначала в мою макушку, потом в темечко моего мужа. — А когда свадьба, Илюш? — наклоняется к внуку.
— В конце августа, ба.
— В конце августа… — задумчиво тянет Рудольфовна. — Вот и славненько. Потому как в начале августа мы со Степаном Васильевичем поедем на море. Правда, дорогой? — обращается к кошаку, наяривающему за столом красную икру.
— Муа, — подтверждает обжора.
— Ох, ребятушки, — спохватывается Аглая Рудольфовна. — Секундочку, — уносится в спальную комнату. — Степан Васильевич, дорогой, попрошу за мной.
Кошак закатывает глаза и лениво спрыгивает со стула. Таща по ламинату толстое пузо, плетётся за женщиной.
Илья посылает ему ругательства вслед, а затем поворачивается ко мне:
— Уважаемая Белладонна, — игриво шепчет. — Сегодня вечером снимите с меня порчу?
— Опять? — наигранно возмущаюсь. — Вчера же снимали, — обхватываю Илью за шею и притягиваю его голову к себе.
— Не помогает. У меня постоянно стоит. Хотите посмотреть? — кивает на пах.
Зажимаю рот рукой, пораженно распахнув глаза. Мой муж постоянно меня смущает!
— Замолчи, — толкаю его в плечо и хохочу, не веря, что он говорит об этом в доме своей бабушки.
— Нашла! — в комнату влетает ба. — Глядите, — крутится на месте. — У меня уже платье готово на вашу свадьбу!
Показываю Аглае Рудольфовне «класс», а Илья задумчиво скребет по подбородку ногтями.
— Ба, так ты ж его, вроде, себе на похороны покупала, — начинает ржать Миронов, запрокинув голову.
Закусываю губу, сдерживаясь.
— Не хами, — возмущается Аглая Рудольфовна. — Рано мне на тот свет. Мне еще правнуков на ноги поднимать, — и с глухим ударом ставит на стол…
— Это что? — смотрю на бордовую знакомую жидкость, подспудно зная ее сшибающие наповал свойства.
— Так клюквенная настойка Платоныча, — лукаво щурится женщина. — Горько, соколики!