— Мы направляемся в штаб Объединенной демократической армии, — пояснил он. — Зачем? На месте все узнаем.
Петя насупился, закурил сигаретку и, что-то взвесив в уме, сказал:
— Не скрою, я обрадовался, когда узнал, что поедем вместе. И в то же время — лучше уж послали бы кого-нибудь из мужиков…
— Это еще почему?
Он сердито швырнул недокуренную сигарету в урну.
— Дорога-то очень уж опасная! Или вы думаете, гоминьдановская контрразведка сидит и дремлет? За участком Харбин — Цзямусы у них, нужно полагать, особое наблюдение. Они знают, что их песенка спета, и готовы на всякие пакости.
— С божьей помощью, Петя, как говорит архиепископ Мелетий.
Вскоре все прояснилось. Напутствуя нас, начальник отдела сказал:
— Ехать по железной дороге опасно. Вас перебросят на «Р-5». Завтра в шесть утра. Будете переводить важные документы. Поскольку американцы нарушили союзнические обязательства и войска США открыто выступают на стороне гоминьдановцев, всячески способствуя развязыванию гражданской войны, мы по просьбе Северо-Восточного комитета согласились рассмотреть вопрос о помощи народно-демократическим силам. Возможно, наши внешнеторговые организации подпишут с ними торговый контракт.
Цзямусы, вопреки моим ожиданиям, оказался большим городом. До недавнего времени тут была твердыня японской армии, место размещения крупных воинских соединений. И неудивительно: Цзямусы — речной порт и узел стратегических железных дорог, важная перевалочная база и торговый центр Нижнесунгарийской равнины. Цзямусы как бы отгорожен от остальной Маньчжурии отрогами Малого Хингана и хребтами Восточно-Маньчжурских гор. До советской границы отсюда — километров двести пятьдесят. Сплошная равнина, кое-где заболоченная. Более удобное место для базирования штаба народной армии и Северо-Восточного бюро ЦК партии трудно было подыскать. Огромное гнездо, защищенное горными кряжами.
В августе прошлого года на подступах к Цзямусы завязались ожесточенные бои. Японцы напустили на наши бронекатера бревна, затопили свои баржи, подорвали железнодорожный мост через Сунгари, чтобы разрушенные фермы преградили путь кораблям. В Цзямусы было много военных городков и госпиталей, складов. Отступая, японцы подожгли их. Первыми на рейд Цзямусы ворвались бронекатера и монитор «Ленин». В самом городе завязалась рукопашная схватка. К исходу дня моряки овладели городом. Была разоружена японская бригада численностью в три тысячи пятьсот человек. И на всем пути своего отступления по Сунгари, вплоть до Харбина, японцы бросили огромное количество оружия, военного снаряжения, продовольствия. Пушки, танки, самолеты, автомашины, фураж, склады с обмундированием… Все это досталось маньчжурским партизанам и 8-й народной армии.
Город напоминал крепость, и все здесь, как в крепости, было строго, четко. Гражданских лиц почти не встречалось. Пока мы ехали в легковой машине с аэродрома по улицам, я всюду видела зенитные орудия, бронеавтомобили, легкие и средние японские танки, тяжелые пулеметы на повозках; бойцы были вооружены винтовками Арисака. На плацах проводились строевые занятия. Когда машина шла по набережной Сунгари, я видела полузатопленные суда на фарватере, искореженные фермы железнодорожного моста через реку; на рейде стояли уцелевшие японские катера, на них деловито суетились китайские моряки.
Когда машина останавливалась, я пытливо вглядывалась в лица бойцов. Одеты они были в желтое японское обмундирование, но у каждого на головном уборе сияла красная звездочка. Бойцы улыбались нам, в знак приветствия поднимали руки, что-то выкрикивали. Это был веселый, молодой, энергичный народ. В груди у меня поднималось радостное чувство, я испытывала почти восторг. Здесь родилась и крепла день ото дня новая сила — Объединенная демократическая армия… Цзямусы… Может быть, именно этому городу суждено стать отправной точкой грандиозных событий в истории китайской революции… И вот я разъезжаю по его улицам, дышу его предгрозовым воздухом…
Штаб, куда нас привезли, размещался в высоком желтом здании бывшего жандармского управления. Железобетонные доты с пустыми сейчас амбразурами прикрывали вход в здание, и странно было сознавать, что совсем недавно здесь лютовали японские жандармы. Это был не главный штаб, а один из штабов.
— Здесь размещается штаб товарища Измайлова, — сказал сопровождавший нас офицер, — он ждет вас!
Мы с Петей переглянулись, но не стали расспрашивать, кто такой этот Измайлов и чем занимается в Цзямусы. За столиком дежурного сидел Го Янь в военной форме без погон. Это был тот самый Го Янь, с которым я познакомилась в Мукдене, — секретарь губернатора. Он быстро поднялся и откозырял.
— Я знал, что мы с вами рано или поздно встретимся! — сказал он пылко, с нотками сугубо восточного фатализма.
— Не преувеличивайте, Го Янь. Простая случайность. Но я рада, что мы встретились.
— Случайность? Нам всегда так кажется. Я почему-то часто вас вспоминал, гадал, где вы.
— Лучше скажите, чем вы здесь занимаетесь?
— Помогаю товарищу Чжан Вэньтяню. Он просит вас к себе!
— Но нам сказали, что сперва мы должны представиться товарищу Измайлову! — проговорил Петя.
Го Янь весело рассмеялся и объяснил:
— Чжан Вэньтянь и Измайлов — одно и то же лицо.
— Он русский? — удивились мы.
— Нет, нет, китаец. Он, как и я, учился в Советском Союзе и в целях конспирации носил фамилию Измайлов. Все так делали. Вот эта русская фамилия и закрепилась за ним.
Чжан Вэньтянь встретил нас очень сердечно, усадил в кресла. Боец поставил перед нами поднос с чаем. Чжан Вэньтянь говорил по-русски, хотя кое-какие слова приходилось ему подсказывать. Он пригласил в кабинет Го Яня. Тот внес стопу каких-то папок, положил на стол и уселся в кресло рядом со мной.
За последние месяцы перед моими глазами прошли сотни, если не тысячи китайских лиц, одни запоминались, другие начисто забывались. Но лицо Чжана Вэньтяня сохранилось в памяти: чуть скуластое, волевое, с завораживающе спокойным взглядом синевато-черных глаз… По всей видимости, этот человек привык жестко дисциплинировать себя, сохранять спокойствие в самых трудных ситуациях, так как знал: всякая неуверенность и истерика руководителя порождают панику у подчиненных. Таково было первое впечатление о нем. Мы пили чай и разговаривали. Вернее, говорил Чжан Вэньтянь, а мы с Петей Головановым внимательно слушали.
О чем он говорил? О том, что сейчас занят созданием военно-политических училищ, военных школ. Приходится заботиться о госпиталях и складах. Работы хватает. Некоторые товарищи немедленно рвутся в бой (он бросил быстрый взгляд на Го Яня), и это говорит об их высоком моральном духе. Но нужна выдержка. Как известно, Соединенные Штаты спешно снабжают гоминьдановскую армию первоклассным оружием, подстрекают Чан Кайши к развязыванию гражданской войны. По всей видимости, избежать гражданской войны не удастся. Гоминьдановцы готовятся к общему наступлению. Войска США вопреки решению Московского совещания министров иностранных дел не хотят уходить из Китая и конечно же вмешаются в гражданскую войну на стороне Чан Кайши.
— Мы находимся в трудном положении, — сказал Чжан Вэньтянь. — Потому и торопимся создать здесь крупную, хорошо вооруженную группировку войск. К выступлению мы готовы уже сейчас. Но война может оказаться затяжной, и нужно готовиться к ней основательно. Нам потребуется много горючего, потребуются медикаменты, одежда, обувь, продовольствие, автомашины, паровозы. И много еще чего потребуется для нужд армии и населения. Война будет до победного конца.
Он говорил неторопливо, подводя нас к чему-то главному.
— Так вот. Заблаговременно мы решили обратиться к советским организациям с просьбой о дополнительной помощи. У нас должен быть прочный, надежный тыл.
Он положил ладонь на груду папок:
— Здесь перечислено все, что нам может в скором времени потребоваться. Вы все прочтете, переведете. Работы много. — И добавил: — Работа сверхспешная: в этом месяце советские войска уйдут из Маньчжурии.
Он отпил из чашки остывший чай, раскрыл одну из папок.
— Мы просили ваш главный штаб прислать квалифицированных переводчиков для уточнений и дополнительной доработки заявок. Вы будете как бы связующим звеном между вашим и нашим штабами. Точное знание языка в данном случае очень важно. Особенно когда начнутся консультации. Вам отведено помещение для работы. Помогать будет Го Янь. Ну и я, разумеется…
Наконец-то мы поняли, зачем нас сюда командировали. Вскоре прибудут наши специалисты, и мы вместе будем уточнять заявки, давать консультации.
Нас устроили в гостиницу. Мы изъявили желание приступить к работе немедленно, так как знали, что тянуть с этим нельзя: гражданская война вот-вот начнется. Работали по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки, не делая перерывов на обед. В общем-то документы были важного характера, и допуск к ним имел ограниченный круг лиц. За дверью нашего кабинета всегда стояли часовые. То, что мне оказано такое доверие, меня не удивило. Начальник отдела всегда считал меня рабочей лошадью, которая сдюжит в любых обстоятельствах.
В документах речь шла не только о нуждах армии. Тут был целый комплекс, рассчитанный на экономическое возрождение Маньчжурии с помощью Советского Союза. Предполагалось, что все военно-политические учебные заведения и военные школы, госпитали материально будет обеспечивать Советский Союз, укрепит их своими инструкторами, учебными пособиями. Неподалеку от Цзямусы, в предгорьях Малого Хингана, находилось Хэганское месторождение хороших коксующихся углей. Японцы при отступлении взорвали и затопили шахты. Народно-демократическая администрация просила наших специалистов восстановить добычу угля на шахтах. Так как у китайцев не было квалифицированных кадров, они просили восстановить взорванные японцами мосты и железнодорожные сооружения. Требовались ремонтно-восстановительные поезда, подъемные механизмы, рельсы, сваи, балки. К тому и сводилась пространная заявка с комментариями и разъяснениями.