Сервас кивнул: это была обычная процедура международных расследований.
– Не знаю, с чего начать… – продолжил Стелен, переводя взгляд с майора на блондинку. – Происходящее довольно… невероятно. Офицер Нигаард служит в полиции Осло, на днях ее вызвали в Берген. («Господи, до чего же смешно он говорит по-английски», – рассеянно подумал Сервас.) Это на западном побережье Норвегии, – счел нужным уточнить комиссар. – Второй по величине город страны. – Холодная гостья не кивнула в подтверждение, но и не опровергла его слова. – Там произошло убийство… Жертва – молодая женщина – работала на нефтяной платформе в Северном море.
Стелен кашлянул, словно поперхнулся, поймал взгляд Серваса, и тот мгновенно насторожился: дело касается меня, вот откуда этот вызов…
– Офицер Нигаард поехала в Берген, потому что в кармане жертвы лежал… листок с ее фамилией, – продолжил комиссар, не глядя на Кирстен. – Один из рабочих так и не вернулся на платформу из отпуска. В его каюте были найдены фотографии, сделанные телеобъективом.
Сервасу показалось, что ими управляет, дергая за веревочки, некий демиург – тень, которая, даже не будучи названной, стремительно разрастается и затягивает их в свой мрак.
– На этих снимках ты, Мартен. – Стелен подтолкнул фотографии по столу. – Их делали в течение довольно долгого периода времени, если судить по деревьям и свету. – Он выдержал паузу. – Обрати внимание на ту, где на обороте написано «Гюстав». Мы полагаем, так зовут мальчика.
ГЮСТАВ.
Слово взорвалось, как граната, из которой выдернули чеку. Возможно ли это?
– В вещах отсутствующего рабочего мы нашли фотографии, – сообщила Кирстен, мелодично-хрипловатым голосом. – Они привели нас сюда. Сначала мы прочли французские слова Hotel de police – Комиссариат полиции. Потом ваше Министерство внутренних дел сообщило, о каком именно… politistasjonen… э-э… комиссариате идет речь… И твой… присутствующий здесь шеф… опознал тебя.
Отсюда и воскресный звонок… У Серваса оборвалось сердце.
Он рассматривал фотографии почти не дыша. Человеческий мозг – гениальный компьютер: Мартен никогда не видел себя под подобным углом – даже в зеркале, – но сразу узнал.
Да, снимали с помощью телеобъектива. Утром, в полдень, вечером… На выходе из дома и из комиссариата… У машины… Рядом с книжным магазином… На тротуаре… На террасе кафе перед Капитолием… И даже в метро и на стоянке в центре города. Фотограф прятался между машинами…
Когда это началось? Сколько времени продолжалось?
Вопросы без ответов. Кто-то следовал за ним тенью, шаг в шаг, наблюдал, следил. В любое время суток.
На мгновение показалось, что ледяные пальцы коснулись его затылка. Просторный кабинет Стелена внезапно стал тесным и душным. Почему не зажигаются неоновые лампы? Как здесь темно…
Сервас поднял глаза: за окнами плескался рассвет.
Майор инстинктивно коснулся левой стороны груди, и этот жест не укрылся от Стелена.
– Всё хорошо, Мартен?
– Да. Продолжай.
Ему было трудно дышать. У преследовавшей его тени было имя. То, что он пытался забыть последние пять лет.
– В каюте и службах взяли биологический материал и сделали анализ ДНК, – сказал комиссар. Ему было явно не по себе. – Судя по всему, обитатель каюты регулярно ее убирал. Тщательно – но недостаточно. Один фрагмент «заговорил». В последнее время наука сделала огромный шаг вперед…
Стелен снова откашлялся и посмотрел в глаза Сервасу.
– Короче, Мартен… Норвежская полиция отыскала след… Юлиана Гиртмана.
10. Группа
Это что – новая галлюцинация? Он вернулся в реанимацию, снова стал пленником машины-паучихи, лежит себе и видит и слышит несуществующее?
Последний «привет» из Швейцарии Сервас получил пять лет назад: Гиртман прислал ему человеческое сердце, и майор решил, что оно принадлежало Марианне. Пять лет… С тех пор ничего. Ни слова, ни звука. Ни намека на след. Бывший прокурор Женевы, предполагаемый убийца сорока женщин разных национальностей, исчез с экранов радаров полицейских служб всего мира.
Улетел. Испарился.
И вот появляется норвежская цаца и утверждает, что они случайно вышли на его след. Случайно? Они серьезно?! Сервас с растущей тревогой слушал рассказ Стелена об убийстве в Мариакирхен. Почерк похож на гиртмановский. Профиль жертвы уж точно. Дополнительную сложность создает то обстоятельство, что за исключением следов, найденных на ферме в Польше, ни одну жертву швейцарца не нашли. Почему же сегодня преступник так наследил? Если Сервас правильно понял, жертва работала на одной платформе с Гиртманом. Возможно, она что-то о нем узнала и он заставил ее замолчать, а потом сделал ноги. Или давно домогался несчастной и наконец перешел к действиям… Нет. Что-то не складывается… А бумажка с именем и фамилией каким боком относится к делу?
– Это на него не похоже, – сказал Мартен – и перехватил острый взгляд норвежской коллеги.
– Почему ты так решил?
– Гиртман всегда работает аккуратно.
Она кивнула, соглашаясь.
– Я, конечно, не так хорошо его знаю… – она сделала неопределенный жест рукой, устанавливая порядок подчиненности, – но домашнее задание выполнила – досье Гиртмана изучила. Однако…
Сервас терпеливо ждал продолжения.
– …приняв во внимание экспозицию места преступления, следы ног на снегу и железную трубу как предполагаемое орудие убийства, я спросила себя: а не идет ли речь о ловушке…
– Объясните…
– Представим, Гиртман узнал, что разоблачен, или она надумала его шантажировать, и они – тем или иным способом – договорились встретиться в церкви…
Полицейские помолчали.
– Он убивает ее и скрывается, – закончила Кирстен, не сводя глаз с Серваса.
– Не сходится, – Мартен покачал головой. – Если б Гиртман решил, что ему пора скрыться, не стал бы заводиться с убийством.
– Возможно, он захотел наказать ее. Или «попользоваться». Или то и другое вместе взятое.
– А фотографии? И что за фортель с бумажкой в кармане жертвы? На ней была написана ваша фамилия, верно?
Она молча кивнула и положила ладонь ему на запястье. Жест поразил его своей интимностью. У нее красивые пальцы, холеные, длинные. Маникюр безупречный, ногти покрыты розовым перламутровым лаком.
Сервас поежился.
– Верно, и мне непонятно, какой в этом смысл. Но, если я все правильно поняла, у вас двоих долгая общая история, так? Наверное, он хотел, чтобы снимки нашли, решил… – она пыталась подобрать слово, – …передать тебе дружеский привет.
– Кто этот мальчик? – спросил майор, кивнув на фотографию Гюстава. – Есть предположения?
– Ни одного. Наверное, его сын.
Сервас поднял глаза.
– Сын?
– Почему вы так удивлены?
– У Гиртмана нет детей…
– Возможно, появились – после бегства. Если снимок свежий, ребенку четыре-пять лет, а Гиртмана никто не видел шесть, я не ошибаюсь?
У Мартена мгновенно пересохло в горле. Шесть лет… Совпадает по времени с похищением Марианны…
– Гиртман мог сделать ребенка какой-нибудь женщине, – продолжила Кирстен. – На платформу он нанялся два года назад, а чем занимался до того, нам неизвестно. Но у тех, кто работает на платформе, частые отпуска.
Она понимает, – подумал Сервас и услышал, как Кирстен попросила, не отнимая пальцев от его запястья:
– Объяснись, иначе мы не сможем работать вместе. Не скрывай ничего.
И он решился.
– Впервые мы с Гиртманом встретились в заведении для душевнобольных, в сердце Пиренеев, – начал он по-английски.
– Пи-ре-не-ев?
Сервас махнул рукой в сторону окна.
– Mountains… close… [45]
Она кивнула. Ясно.
– Это было странное место. Там содержались не обычные душевнобольные, а безумные преступники. Гиртман содержался в специальном отсеке, с самыми опасными пациентами… Его ДНК нашли на месте преступления, совершенного в нескольких километрах от заведения. Потому я и поехал, чтобы поговорить с ним.
– Его выпускали на прогулку, разрешали встречаться с посетителями?
– Нет. Меры безопасности были беспрецедентными.
– Но как же тогда? How?
– Это длинная история, – пробормотал Сервас, вспоминая страшное, апокалиптичное расследование 2008–2009-го, когда он едва не лишился жизни, одну лошадь обезглавили, а располагавшийся на высоте двух тысяч метров завод был похоронен под снегом на глубине семидесяти метров под скалой.
Мартену казалось, что пальцы женщины вот-вот прожгут ему кожу. Она почувствовала, что ему неловко, и убрала руку.
– Когда я вошел в камеру – там были не палаты, а самые настоящие тюремные камеры, – он слушал музыку. Своего любимого композитора… И моего тоже… Мы любим одну и ту же музыку. Same music. Одного и того же композитора: Малера. Густава Малера. Гюстава.
– Понимаю… В его каюте на платформе мы обнаружили диск… – Она нашла в смартфоне нужную фотографию и повернула экран к Сервасу. – Густав Малер.
Майор указал на озеро, высокие горы, иглу колокольни на заднем плане.
– Деревню и озеро идентифицировали?
Кирстен кивнула.
– Это не составило труда: Халльштатт [46], одна из красивейших австрийских деревень. Потрясающее место. Включено в список Всемирного наследия человечества. Австрийские федеральные службы и полиция начали собственное расследование, но мы пока не знаем, живет мальчик в деревне постоянно или приезжал с родителями на курорт. Там всегда полно туристов.
Сервас попробовал вообразить Гиртмана, гуляющего за руку с пятилетним сыном.
Стелен посмотрел на часы.
– Пора на оперативку…
Майор бросил на него удивленный взгляд.
– Я позволил себе собрать твою группу, Мартен. Ты готов?
Он кивнул – и соврал, чувствуя, что Кирстен смотрит ему в спину.