видимы на уровне академий, но исчезают уже на уровне ректората. Пресловутая защита конфиденциальности…
Затем Роксана повернулась к Кирстен и повторила по-английски все, что рассказала Сервасу.
Норвежка хмурилась, когда не понимала, качала головой, переспрашивала, но в итоге они справились.
– Вторая проблема заключается в том, что данные хранятся до окончания ребенком классов первой ступени. Если он покидает систему, все стирается…
Последовал старательный перевод Роксаны, Кирстен кивала.
– Я, разумеется, сделала классический запрос на поиск с фотографией, которую – будем надеяться! – передадут в учебные заведения, как только Ученическая база выдаст отрицательный ответ. Другое дело, сколько времени это займет… – Роксана встала. – Ты правда веришь, что этот ребенок здесь, Мартен?
В ее голосе прозвучали скептические нотки – так же реагировали коллеги на оперативке. Сервас, не ответив, взял фотографию и положил на видное место у себя на столе. У него был отсутствующий вид человека, погруженного в собственные мысли и не замечающего окружающих. Роксана улыбнулась Кирстен и вышла, пожав плечами: ее внимания требовали более срочные дела. Норвежка ответила улыбкой и переключила внимание на смотревшего в окно майора.
– Не хочешь пройтись? – спросил он, не оборачиваясь.
Она не сводила глаз с его спины.
– Читала «Украденное письмо» Эдгара По?
Сервас повторил название по-английски: The Purloined Letter, – нашел накануне в Интернете.
– Объясни, – попросила Кирстен.
– Nil sapientae odiosius acumine nimio – «Для мудрости нет ничего ненавистнее мудрствования». Эта фраза Сенеки служит эпиграфом к рассказу. Мораль «Украденного письма» проста: часто бывает так, что мы не видим находящегося у нас под носом.
– Значит, ты действительно веришь, что Гюстав может быть где-то поблизости?
– Полицейские в рассказе По не могут найти письмо в квартире, думая, что его хорошо спрятали, – продолжил майор, проигнорировав вопрос. – Дюпен, предшественник Шерлока и всех сыщиков с аналитическими способностями выше среднего уровня, понимает: лучший способ – оставить письмо на виду, положив его в конверт с другим штемпелем, с адресом, написанным другим почерком.
– А ты забавный! – сказала по-английски Кирстен. – Но я ничего не понимаю…
– Перенеси письменный стол из новеллы классика в Сен-Мартен-де-Комменж, туда, где все началось. Ты сама сказала: Гиртман побывал в Тулузе и окрестностях много раз. Зачем?
– Из-за тебя. Ты – его наваждение.
– А что, если есть другая причина? Более важная, чем одержимость рядовым легавым. Например, сын…
Кирстен молча ждала продолжения.
– Замаскированный, но находящийся на виду, как письмо Эдгара По. Ребенку поменяли фамилию. Он ходит в школу. В отсутствие Гиртмана, то есть бо́льшую часть времени, им занимается другой человек. Или другие люди.
– И никто ничего не заметил?
– А что замечать? Мальчик как мальчик, один из многих. Учится в школе…
– Вот именно – в школе! Неужели никто из учителей не поинтересовался бы, что это за ребенок?
– Думаю, его каждый день отводят в школу, а Министерство образования не способно поставить на учет даже выявленных педофилов, где уж им разбираться в тонкостях… Не исключено, что люди, с которыми живет Гюстав, представляются его родителями.
– Ты сказал: Сен-Мартен?
– Сен-Мартен.
– Почему именно там?
А правда, почему? Если швейцарец и возвращается, чтобы видеться с сыном, то почему я решил, что он в Сен-Мартене?
– Потому что Гиртман провел там много лет…
– В психушке.
– Да. Но у него были сообщники на воле – такие, как Лиза Ферней.
– Старшая медсестра Института Варнье? Она там работала, а не жила.
Мартен задумался. Почему он всегда считал, что у Гиртмана есть другие сообщники-помощники? Откуда взялась мысль, что они тогда выявили не всех статистов и второстепенных действующих лиц?
Мартен понимал, что его рассуждения лишены какой бы то ни было логики. Нет, логика есть, но искаженная, кривобокая. Он, как параноик, видит знаки и совпадения там, где их нет, но мысленно все время возвращается к Сен-Мартену – как намагниченная стрелка компаса всегда указывает на север.
– Это в Сен-Мартене ты едва не погиб? – спросила Кирстен.
Она хорошо поработала над моим досье…
Сервас кивнул.
– Я всегда считал, что у него были еще помощники. Гиртман сбежал ночью, пешком, через горы, снегопад… В одиночку он не справился бы.
– И эти сообщники сейчас воспитывают Гюстава?
Кирстен не скрыла от майора, что не очень верит в подобное.
– А кто же еще?
– Ты сам-то понимаешь, насколько безосновательна твоя гипотеза?
– Конечно, понимаю.
Они съехали с шоссе на уровне Монтрежо, оставив позади монотонность равнины, и углубились в горы, сначала круглые, как груди, и поросшие заснеженными лесами. Пейзаж состоял из белизны и чистоты. Дорога то простреливала лес, то вилась по замерзшим долинам, касалась деревень, погрузившихся в зимнюю спячку, бежала параллельно реке. Вершины приближались и становились выше, но воистину непреодолимая преграда угадывалась в глубине: зубчатый суровый профиль высочайших пиков Пиренеев.
На круглой площадке они свернули с четырехполосного автобана, перебрались на другой берег реки, повернули налево и доехали до следующего знака «Стоп». Горы стали еще ближе. Дорога нависала над стремительным водным потоком, оправленным в высокие каменные стенки. Они заметили небольшую плотину и черный зев гидроэлектростанции на другом берегу, миновали туннель в форме шпильки для волос, а вынырнув на другом конце, увидели внизу, на каменном парапете, табличку: «Сен-Мартен-де-Комменж, 20 863 жителя». Дорога пошла под уклон, и они въехали в город.
Сугробы на улицах не впечатлили Кирстен: она выросла в Несне, на северо-западе, в самом центре Норвегии. На тротуарах было много народу: лыжники спускались в кабинах фуникулера со станций зимних видов спорта, расположенных на вершине горы, курортники покидали водолечебницы, чтобы поесть в кафе и ресторанах в центре города, родители гуляли с детьми – «пешими» и в колясках. Сервас спрашивал себя, могли ли Гиртман и Гюстав вот так же наслаждаться прогулкой, и не находил ответа. Лицо швейцарца было на первых полосах всех, не только местных, но и центральных газет, а такое лицо не забудешь, увидев один раз. Возможно, Гиртман изменил внешность, сделал пластическую операцию? Говорят, хирурги творят чудеса… Хотя новый имидж некоторых актрис заставляет в этом усомниться.
Они припарковались у мэрии и вышли из машины. По лесистому склону горы с шумом и шипением, серебряной стрелой летел водопад. По спине Серваса пробежала дрожь: как это похоже на Гиртмана – вернуться туда, где его знают, смешаться с толпой и прохаживаться «невидимкой»…
Одетая в сосновую шубу гора взирала на крыши домов и людей с тем же великолепным безразличием, с каким зимой 2008/2009-го наблюдала за преступной эпопеей.
– Что мы здесь делаем? – неожиданно спросил Сервас.
– О чем ты?
– Раз мы тут вместе, значит он этого хотел. Почему? Зачем он нас свел?
Кирстен оглянулась, пожала плечами и вошла в здание.
Мэр – молодой высокий плотный мужчина, с заросшим лицом и мешками под бледными водянистыми глазами – явно недосыпал, вел нездоровый образ жизни или… имел не лучшую наследственность. Его борода была удивительного цвета: между каштановым и рыжим с белыми прочерками посередине.
– Сервас… Эта фамилия что-то мне говорит, – произнес он зычным голосом и сгреб руку сыщика своей влажно-прохладной пятерней. (Обручального кольца на пальце не было.) Кирстен он одарил любезнейшей из улыбок.
– Секретарша сказала, вы ищете ребенка? – спросил мэр, ведя посетителей в свой впечатляющий размерами кабинет. Свет и свежий воздух проникали сюда через большие, от пола, окна и балконы с видом на самые грандиозные вершины. Да, в работе мэра Сен-Мартена есть привлекательные стороны…
Они сели за стол, и Сервас показал фотографию Гюстава.
– Его могли записать в школу здесь.
– Что заставляет вас так думать?
– Простите, не могу сказать – тайна следствия.
Мэр пожал плечами, кивнул и пробежал пальцами по клавиатуре.
– Если мальчика не увезли в другое место, он должен быть в Ученической базе. Взгляните.
Мартен и Кирстен обогнули стол и встали у кресла мэра. Тот вынул из ящика электронный ключ [57] и прочел им небольшую лекцию о пресловутой базе.
– Она защищена, как вы понимаете.
На экране компьютера появились слова идентификатор и пароль.
– Я должен ввести свой идентификатор. Потом – пароль, состоящий из моего персонального четырехзначного кода и шестизначного номера, содержащегося на этом ключе безопасности. Адрес подключения свой для каждой академии.
Сервас увидел стартовую страницу. Наверху – оранжево-сине-зеленая рабочая зона. На оранжевом написано Школа, на синем – Ученики, на зеленом – Оперативное управление.
– Модуль мэрии содержит только данные о записи в детские дошкольные и школьные учреждения. Как зовут мальчика?
– У нас есть только имя.
Мэр крутанулся в кресле, озадаченно посмотрел на посетителей.
– Серьезно? Только имя?.. Впервые с таким сталкиваюсь. Видите звездочку? «Заполнение графы Фамилия обязательно».
След завел их в тупик, едва поманив. Придется задействовать Роксану.
– Его зовут Гюстав. У вас наверняка хранятся архивы классов за последние годы: в Сен-Мартене не так много школ.
Мэр задумался.
– У вас есть ордер? – неожиданно спросил он.
Сервас достал бумагу из кармана.
– Хм… Имя Гюстав не так часто встречается в последнее время. Я постараюсь вам помочь.
Сервас понимал, как мало шансов, что мальчик записан под настоящим именем. А впрочем, почему нет? Кто проведет параллель между ребенком и швейцарским убийцей? Кто поверит, что он отдал сына в школу в Сен-Мартене? Есть ли тайник надежнее?