Гадкая ночь — страница 39 из 67

29. Беспощадный

В ту ночь в маленьком отеле в горах Сервасу приснился сон. Он в вагоне парижского метро. Замечает среди людей Гюстава. Поднимается с места – сердце колотится как сумасшедшее, – идет по центральному проходу, расталкивает людей локтями, чтобы добраться до мальчика. Поезд въезжает на станцию «Сен-Мартен». На самом деле станции с таким названием нет. «Сен-Мишель», «Сен-Сюльпис», «Сент-Амбруаз», «Сен-Жермен-де-Пре», «Сен-Филипп-дю-Руль» – есть. А «Сен-Мартен» отсутствует. В реальной жизни. Не во сне. Пассажиры смотрят осуждающе, некоторые – зло. Плевать. Он вот-вот доберется до Гюстава, но поезд останавливается, двери открываются, толпа выходит. Сервас вываливается на платформу, видит малыша, тот направляется к эскалатору. Мартен пытается прорваться через толпу, но его отбрасывают назад.

– Гюстав! – кричит он.

Мальчик оборачивается, смотрит на него. Сервасу кажется, что он сейчас умрет от счастья, но видит в детских глазах страх. Гюстав ныряет вниз, между людьми, чтобы… убежать! Пятилетний ребенок. Один в метро. Сервас взбирается по эскалатору через две ступеньки, с энергией отчаяния отпихивая от себя окружающих. Наконец-то развилка коридоров. Никого.

Он один.

На горизонте ни души. Тишина звучит на особой частоте. Сервас оборачивается. Эскалатор пуст, как и платформа внизу. Мартен зовет Гюстава – и слышит в ответ лишь эхо. Он один. Он потерялся. Все коридоры – тупики. Ни выхода, ни надежды. Он заперт под землей на веки вечные.

Сервас хочет закричать – и пробуждается. Кирстен спит. Он слышит ее дыхание.

Они не задернули шторы, и в неземной голубоватый сумрак комнаты через окно проник фосфоресцирующий свет, образовав на полу прямоугольник.

Сервас откинул простыню и пуховое одеяло, подошел к окну. Свет в шале давно погасили, и в его темных очертаниях появилось что-то враждебное, пугающее. Снежный пейзаж навеял сыщику мысли о водяном рве вокруг крепости, защищающем обитателей от захватчиков.

Стекло запотело от его дыхания, и он вернулся досыпать.

* * *

– Я останусь здесь, – объявила за завтраком Кирстен. – Посмотрим, удастся ли мне делать два дела одновременно – наблюдать за шале и двигаться на снегоходах. Это лучше, чем сидеть все время взаперти.

– Ладно…

Сервас собирался вернуться в Тулузу, сдать оружие, потом отправиться в медиатеку или книжный магазин, купить книжку Лабарта и к вечеру вернуться. Кроме того, несмотря на субботу, нужно позвонить Роксане Варен – пусть в понедельник, прямо с утра, займется усыновлением Гюстава и узнает все детали. Мартен набрал номер Эсперандье. Тот слушал We are on Fire в исполнении дуэта «Мистер эйрплейн мэн», но ответил сразу.

– Проверь, не было ли у Лабартов в прошлом приводов и судимостей, и пропусти обоих через картотеку правонарушителей, совершивших преступления на сексуальной почве или с особой жестокостью.

«Сочинения» Лабарта свидетельствовали о его интересе к сексуальным практикам такого… толка, которые порой толкают их адептов на нарушение закона.

– Ух ты! Кто они такие, эти клоуны, что ты даешь мне срочное задание в субботу?

– Университетский профессор и его жена. Займешься ими в понедельник, не откладывая. Поцелуй Шарлен…

– Профессор? Серьезно? Что они натворили?

– Вот ты мне и расскажешь.

– Это связано с мальчиком?

– Мы нашли Гюстава. Лабарты его… опекают.

Последовала долгая пауза, потом Эсперандье воскликнул негодующим тоном:

– И ты вот так, между прочим, мне об этом сообщаешь?!

– Мы только вчера всё выяснили, – сказал Сервас, понимая, что Венсан имеет полное право яриться.

– Знаешь, Мартен, с тех пор как появилась эта эскимоска, друзья отошли для тебя на второй план. Я уже ревную… Будь очень осторожен, тебя тут кое-кто ждет… По-моему, он держит тебя на мушке и ногами сучит от нетерпения – жаждет заполучить твой пистолет.

– Знаю. У нас с ним свидание.

Больше Сервас ни о чем не хотел говорить. Лучше повременить.

Он убрал телефон в карман, осторожно тронулся с места и через два часа уже въезжал в Тулузу. В субботу утром комиссариат был на три четверти пуст, но Рембо ждал их разговора в выделенном ему небольшом кабинете. Сервасу этот человек с приплюснутым носом и бульдожьей челюстью напомнил боксера, который за свою спортивную карьеру чаще пропускал удары, чем наносил их. «Ничего, сейчас меня используют вместо груши», – подумал Мартен.

– Ваш телефон, майор, – с ходу попросил Рембо.

– Не понял…

– Отключите ваш телефон, будьте так добры.

Сервас протянул ему мобильник.

– Сделайте это сами. Я не умею.

Рембо недоверчиво покачал головой, нехотя нажал на красную кнопку и вернул телефон хозяину.

– Я намерен побеседовать с вами по поводу убийства Флориана Жансана, – начал он. – Как вы наверняка понимаете, это дело считается исключительно важным вследствие того, что человек был застрелен из полицейского пистолета.

– В каком качестве я выступаю? Меня подозревают?

Рембо не ответил. «Интересно, какую тактику он выберет, – спросил себя Сервас, – конфронтацию или сотрудничество?» Они сидели по разные стороны стола – значит, конфронтация.

– Начните с рассказа о том, что произошло на крыше вагона, потом опишите ночь, когда вы поехали в Сен-Мартен…

– Всё есть в моем рапорте.

– Знаю. Читал. Мне доложили, что вы много дней провели в коме, верно? Как самочувствие?

Так-так, решил задать открытый вопрос, дружок… В учебнике по тактике ведения допросов написано, что открытый вопрос подталкивает собеседника к разговору и выдаче максимального количества информации. После этого рекомендуется переходить к закрытым вопросам: техника воронки. Беда в том, что бандитам эти хитрости хорошо известны, а проблема сотрудников службы собственной безопасности еще серьезнее: они допрашивают полицейских, следовательно, должны быть хитрее, изворотливее, даже коварнее всех.

Посмотрим, как выкрутится Рембо.

– Как я себя чувствую? Вас это действительно интересует?

– Да.

– Бросьте, Рембо; если мне понадобится психиатр, я найду, к кому обратиться.

– Гм-гм… а он вам нужен?

– Решили поиграть? Будете повторять за мной?

– А вы во что играете, майор?

– Сколько это будет продолжаться, черт бы вас побрал?!

– Я с вами не играю, майор.

– Ну да, конечно!

– Давайте оставим препирательства, лучше объясните, что вы делали на крыше вагона, зачем полезли туда в грозу? Могли поджариться, как тост.

– Я преследовал подозреваемого, который угрожал мне оружием, а потом сбежал.

– Но угроза миновала, не так ли?

– Считаете, я должен был позволить ему сбежать?

– Когда вы лезли наверх, пистолет держали в руке? Вы целились в Жансана?

– Что… Да о чем вы? Я не был вооружен! Мой пистолет остался в машине, в бардачке.

– Вы утверждаете, что гнались за подозреваемым, который незадолго до того целился в вас, и не были вооружены?

«Вопрос закрытый, но чуточку слишком длинный и риторический», – оценил Сервас.

– Можно посмотреть на вещи и так, – ответил он.

– Можно посмотреть на вещи и так?

– Вы снова за свое?

– Проехали… Итак, Жансан в вас стреляет, в ту же секунду получает разряд и превращается в новогоднюю елку.

– А вы любитель метафор, Рембо… Фамилия влияет?

– Не идиотничайте, Сервас. Вам и впрямь не повезло: Жансан мог поджариться секундой раньше, и вы избежали бы комы.

– Или он вынес бы мне мозги.

– Считаете, кома вас изменила?

Туше́! Возможно, он недооценил Рембо.

– Все меняются, комиссар, с комой или без нее.

– У вас были галлюцинации? Видели покойных родителей, всякие странные вещи?

«Сволочь», – выругался про себя Мартен.

– Нет.

– Все осталось как было?

– А у вас, Рембо?

Тот молча покачал головой. Он привык к клиентам-хитрованам и не даст выбить себя из колеи.

«У меня тоже…» – подумал Сервас.

– Вы помните первую фразу, которую сказал Жансан, позвонив поздно вечером?

Сервас задумался.

– «Как поживает твое сердце?»

– Хорошо. Дальше.

– Он говорил о той ночи… На крыше вагона… Назвал ее про́клятой или что-то в этом роде…

– Продолжайте.

– Сказал, что из-за меня стал похож на… черт, не помню, имя ничего мне не говорит… И вид имеет соответствующий…

– Понятно.

– Сказал, что видел меня в Сент-Мартене.

– А что вы там делали?

– Приехал в мэрию. По поводу пропавшего мальчика…

– Розыском пропавшего ребенка занимается ваша бригада?

– Нет. Но и с Жансаном это никак не связано.

– Предположим. Как вы отреагировали?

– Спросил, чего он хочет.

– Что он ответил?

– Что хочет поговорить.

Рембо бросил на Серваса удивленный взгляд.

– Я спросил, о чем, – добавил Мартен, не дождавшись ответной реплики, хотя знал, что не должен облегчать инквизитору жизнь.

– А он?

– Сказал, что я сам знаю о чем.

– Это так?

– Нет.

– Ладно. Как протекал ваш диалог дальше?

– Я сказал, что мне есть чем заняться.

– Тут-то он и упомянул вашу дочь… – нанес удар Рембо.

Вот к чему он подводил с самого начала…

– Да.

– В каких выражениях?

– «Знаю, к тебе дочь приехала…»

– И вы тут же решили ехать?

– Нет. Попросил его повторить.

– Вы разозлились?

– Да.

– И он повторил?

– Нет. Сказал, что будет ждать меня в полночь перед термами в Сен-Мартене.

– Он сказал что-нибудь еще о вашей дочери?

– Да.

– Что именно?

– «Передай привет дочурке».

– И вы разозлились еще сильнее?

– Да.

Глаза Рембо превратились в две щелочки. Сервас сохранял внешнюю невозмутимость, хотя воспринимал вопросы и комментарии собеседника как провокацию. Само существование на белом свете такого гада, как Рембо, было для него личным оскорблением.

– Мы проверили, в какое время ваш мобильный телефон находился между Тулузой и Сен-Мартеном. Установили, что в ту ночь вы ехали с недопустимой скоростью, майор. О чем вы думали, летя туда как на пожар?