Так, теперь шторы. Иржи надел подхваты на шею трупа, обернул – раз, другой, третий… сорвал с кровати простыню, завязал один конец узлом вокруг ручки, второй – вокруг шеи, поднял тело и опустил через открытое окно вниз, в серый снежный рассвет.
Потом снял пальто и остался в форме австрийского полицейского, купленной через Даркнет – теневую, анонимную сеть. Забрал стул от двери, поставил в центре комнаты под детектором дыма, влез на сиденье и достал из кармана зажигалку.
Гиртман стоял в начале коридора. Верзилу на посту перед дверью палаты Мартена сменила женщина, судя по форме – из местной полиции. Нужно найти способ избавиться от нее, иначе ловушка не сработает. Чертовы легавые спугнут дичь. Безопасность Гюстава после операции он обеспечил. Ключ от стальной двери есть только у него. Обычно в этой палате лежат самые знаменитые знаменитости. Цехетмайер и его подручный считают, что мальчик в другой комнате, где швейцарец несколько раз поднимал и опускал жалюзи. Туда из операционной привезли Мартена. Там он сидел и ждал окончания процедуры. Если они увидят эту «сторожиху», развернутся и уйдут. Если только… Вряд ли их остановит простой муниципальный полицейский.
Неожиданно раздался сигнал пожарной тревоги. «Гюстав!» – подумал Гиртман и кинулся бежать.
Иржи направлялся к палате ребенка и французского полицейского. Дверь была открыта. Охранница смотрела на него.
– Вы кто? – спросила она.
– Кто-то включил сирену, – спокойно бросил он. – Женщина повесилась на окне своей палаты. Мне сказали, что это здесь.
Она нахмурилась. Из открытой двери донесся крик, появилась медсестра.
– Кто-то… висит за окном! – пролепетала она и побежала по коридору.
Сотрудница полиции уставилась на чеха подозрительным взглядом.
– Вы кто? Я вас не знаю… Что это за форма?
Он ударил ее рукояткой пистолета по голове.
Звуки: они проникают в его затуманенное сознание. Пронзительные звуки. Разрывают туман у него в голове. Веки дрожат, но не поднимаются. Он чувствует свет – и запах антисептика, когда делает вдох.
Он часто моргает. Осознает боль в зрительных нервах, которую причиняет сверкание снега. Резкий, раздражающий звук беспрестанно возвращается, перекрывая регулярное «бип-бип» монитора. Наверное, он дома, звенит будильник… но это не так. Звук громче, агрессивнее.
Он открывает глаза.
Смотрит в белый потолок, видит белые стены. Что-то колеблется на стене. Это тень, она похожа на маятник ходиков на фоне бело-серых полос, наслаивающихся друг на друга.
И тут он понимает, где находится. И почему.
Правая рука медленно откидывает одеяло, осторожно тянет вверх больничную рубаху. Приходится чуть приподнять нижнюю часть тела, чтобы было лучше видно. Живот забинтован… Тянет. Его вскрыли, вынули половину печени, всё закрыли и зашили.
Он жив… Кошмарные звуки не прекращаются. Топот множества ног в коридоре. Хлопают двери. Голоса.
Он поворачивает голову. Там что-то есть… за шторами, по ту сторону окна, какая-то форма, разрушающая монотонность нарождающегося дня, она тихо колышется: как маятник. Тело… За окном висит тело…
Охваченный паникой, он смотрит на вторую кровать. Мальчик здесь. Лежит под простыней и одеялом. Нужно разбудить Гюстава, узнать, как он. Нельзя – ребенок дольше оставался на операционном столе. Пусть отдыхает.
Та длинная тень… То тело… Чье оно?
Раскачивается все медленнее.
Может, это ветки шевелятся под тяжестью снега? Или причиной всему наркотики, гуляющие по венам?
Нет, нет, это тело…
Он трогает рану через бандаж, слегка надавливает. Откидывает одеяло, начинает шевелиться. Он знает, что делать этого не нужно, но передвигает ноги ближе к краю кровати и садится. На секунду роняет подбородок на грудь и закрывает глаза. Выдержат ли его внутренности? Вдруг что-нибудь порвется, оторвется? Черт, он же только что очнулся! Все равно, нужно узнать, что это за тень за окном.
Он делает вдох. Открывает глаза, поднимает голову и распрямляется.
Снимает с пальца прищепку-датчик. Снова начинается трезвон.
Он опирается о тумбочку и встает. Очень медленно.
Ноги ватные, но держат его. Он знает, что, если упадет, нанесет себе непоправимый вред, но делает шаг. Еще один. Еще. Идет к окну. Ему кажется, что неподвижная теперь тень занимает всю комнату, забирается внутрь его тела, заполняет все свободное пространство затуманенного мозга.
Он видит еще одну тень, похожую на большую черную зловещую бабочку на самом верху канатной дороги.
Покалывание в животе напоминает: ты стоишь, а должен лежать! Кружится голова. К горлу подступает тошнота. Но он продвигается вперед. Один метр. Еще один. Он хочет поднять гребаную штору и увидеть тело за ней.
Когда у него наконец получается, открывается дверь, и раздается женский голос:
– Что вы делаете? Зачем встали? Идите сюда! Вам нельзя даже шевелиться! Вас сейчас эвакуируют! Всех эвакуируют!
Он тянет за шнур, и жалюзи ползут вверх.
Появляются ноги…
Мне это снится? Я все еще под наркозом, на операционном столе? Он видит тело, каким-то чудом плавающее в воздухе. Женщина. Левитирует… Потом появляется голова. Голова мумии в бинтах. На шее завязана простыня, выкинутая из окна верхнего этажа.
У него за спиной вопит женщина. Она убегает, а звон становится громче, ведь дверь открыта.
Он оборачивается. В палату вошел человек. В форме австрийского полицейского. С лицом бородатого фавна и острым взглядом. Нехороший взгляд. Мужчине нужен не он, он ищет кого-то другого. Смотрит на кровать Гюстава, и Мартен все сильнее настораживается. Он идет к незваному гостю. Слишком быстро. Голова снова кружится, ноги отказывают.
Он опирается о стену и только поэтому не падает. Его кидает в жар, в холод, снова в жар… Открыть рот. Сделать вдох. Пришелец уже у кровати Гюстава.
Он протягивает руку, хочет задержать, но тот отталкивает его. На этот раз Мартен падает, опрокидывается на спину. Боль электрическим разрядом раздирает кишки, он корчится.
Поднимает глаза. Убийца достает из кобуры оружие, смотрит на дверь, откидывает простыню и одеяло. Он хочет закричать, но по взгляду мужчины все понимает.
Бородач изумленно смотрит на кровать без Гюстава, поворачивается, кладет пистолет, хватает его за рубаху, поднимает. Острая боль перепоясывает тело. Преступник трясет его, и в живот как будто втыкаются раскаленные шампуры.
– Где они? – кричит киллер. – Где мальчишка? Где Гиртман? Где они?
Открывается дверь…
45. Мертв или жив
Он видит, как открывается дверь за спиной мужчины. Кирстен! Она выхватывает оружие, направляет в их сторону.
– ОТПУСТИ ЕГО! – рычит норвежка.
Она держит пистолет двумя руками, и он сразу понимает: эта женщина стреляет намного лучше его.
– Fuck, я сказала – отпусти его!
Мужчина подчиняется, и Сервас шлепается на задницу. В животе происходит очередной взрыв. Он сейчас сдохнет от внутреннего кровотечения прямо на полу этой палаты. Пот течет со лба, как вода, заливает глаза; он судорожно моргает, потом утирает лицо рукавом. В кишках творится новый Чернобыль.
– Я из полиции, – говорит незнакомец. – Перед окном висит женщина.
– Повернись, – приказывает Кирстен, – руки держи за головой.
– Я же говорю…
– Заткнись и подними руки!
Сервасу на секунду показалось, что Кирстен обращается к нему, он собрался было выполнить приказ, но стряхнул наваждение и остался лежать, а бородач спокойно подчинился. Кирстен двинулась вперед, не спуская с него глаз. Оружие киллера так и лежало на кровати, но он даже не смотрел в ту сторону.
– Всё в порядке, Мартен?
Он кивнул, хотя больше всего на свете ему хотелось заорать: «Нет, не в порядке! Мне плохо! Я умираю!» Он сцепил зубы до боли в деснах.
В коридоре раздались шаги, знакомый голос произнес от двери:
– Гюстав…
И тут началось. Ситуация стремительно ухудшается, события развиваются по непредусмотренному сценарию, колесо крутится и крутится, время ускоряется и несется вскачь. Вперед, вперед, вперед. Хаос. Энтропия. Стоп-кадр. Перемотка. Сервас видит Гиртмана, застывшего в движении. Краем глаза отмечает ошибку Кирстен: она отвлеклась всего на полсекунды, и в этот роковой момент дуло пистолета слегка отклонилась от цели. Убийце хватило этого времени. Половина секунды обозначила разницу между жизнью и смертью.
Киллер не ринулся к своему пистолету, как сделал бы на его месте менее опытный человек. Он инстинктивно понял, что не успеет и что нужно завладеть другим оружием, отнять его у этой бабы.
В неразберихе, последовавшей за появлением швейцарца, он подскочил к Кирстен, вывернул ей запястье, выдернул пистолет, прицелился, но не выстрелил: в дверях никого не было.
Гиртман исчез.
Убийца продолжил выворачивать руку норвежке, заломил ее за спину, приставил к виску дуло и прошипел ей в ухо:
– А теперь мы уйдем отсюда.
Сервас смотрел им вслед, пока они не скрылись за дверью. Попытался встать, на полусогнутых добрался до кровати и рухнул на нее, едва не лишившись сознания. Живот горел, сердце колотилось, на бинтах расплывалось красное пятно.
– Куда мы? – спросила Кирстен.
– Здесь есть пожарный выход. – Иржи кивнул на металлическую дверь в конце коридора. – Через нее и выйдем.
– А дальше что?
Не ответив, он толкнул ее в плечо, гоня вперед, а сам то и дело оглядывался на врачей и медсестер, благоразумно державших дистанцию. Те смотрели им вслед, как зомби из сериала «Живые мертвецы». Женщина-полицейский, которую он ударил по голове, находилась среди них.
Гиртмана видно не было…
– Я с вами, – произнесла вдруг заложница Иржи – так тихо, что он едва расслышал.
– Что?