Советские Золушки
Сказки оканчивались благополучно. Судомойки становились принцессами, спящие красавицы просыпались, ведьмы гибли, мнимые сироты обретали родителей…
В реальной советской жизни множество детей воспитывалось без отцов. Однако среди книжных сирот советской литературы немало героинь, растущих без матери. Но прежде чем говорить о советских Золушках, вспомним, насколько вообще распространен этот образ в сказке и в литературе. Оговорюсь, что, строго говоря, Золушка не полная сирота: у нее есть отец, и отец любящий, даже если эта любовь не всегда так проста, как это кажется на первый взгляд. Как положено в сказках, на дороге к счастью и процветанию возникает на первый взгляд неодолимое препятствие в виде злой мачехи. Что происходит в сказке, все знают, поэтому интереснее посмотреть, что же творится в разнообразных литературных произведениях, использующих, в явном или неявном виде, этот сказочный сюжет. Итак, посмотрим на всем нам знакомые русскоязычные варианты истории Золушки, приобретшие несколько иную окраску, чем классическая европейская сказка.
Советская литература породила немало сказочных полусирот – Золушек, воспитываемых отцами. Тут и Ассоль в «Алых парусах» (1923) Александра Грина, и Золушка в одноименной пьесе Евгения Шварца (1945). Есть и полные сироты, вроде Падчерицы в сказке Самуила Маршака «Двенадцать месяцев» (1942–1943). Все они юные и замечательные, и уже с самых первых страниц видно, что они заслуживают всего самого лучшего в жизни, но доля их горька и трудна. Тем не менее они не жалуются и стараются не унывать.
Благородство души не остается незамеченным – помощь (обычно в виде принца, молодого и прекрасного капитана Грея или сказочного Апреля – месяца) приходит, когда ее уже неоткуда ждать. Тут важно не развитие характера, не смекалка, а сам по себе добродетельный нрав. У этих «хороших девочек» российской литературы, как у Сары Кру, все замечательные черты уже на месте, уже обеспечены их создателями в качестве изначального подарка – им не занимать терпения и кротости, умения горячо любить и прощать, сочетающегося, правда, с некоторой пассивностью.
«Алые паруса» – самое, наверное, известное произведение Грина. Тут налицо все составляющие «Золушки»: умершая мать, добрый, но не справляющийся с жизнью отец. В качестве собирательного образа мачехи выступает вся деревня Каперна, которую отец Ассоль, Лонгрен, ненавидит, но с которой, увы, неразрывно связан. Он ненавидит Каперну, но покинуть ее может только ненадолго, уйдя в плаванье. Дети Каперны относятся к Ассоль не лучше, чем сводные сестры к Золушке из классической сказки.
Сама эта повесть – сказка, и создается впечатление, что «истории Грина происходят в их собственном мире». Барри Шер отмечает, что Гринландия – сказочная страна, в которой случаются события не то чтобы невозможные, скорее маловероятные; «Гринландия как волшебная сказка – мир расширенных возможностей»[207]. «Принцу» – капитану Грею – для спасения Золушки – Ассоль чудеса не нужны, достаточно покупки двух тысяч метров алого шелка за «цену, имеющую такое же отношение к настоящей, как клятва к простому “да”»[208].
Читательскую популярность этого произведения и его роль в истории подростковой литературы советского периода невозможно переоценить. «Алые паруса» обеспечивали идентификацию девочкам – подросткам, растущим в среде, где чувствам и эмоциям (в лучшем советском стиле) отводилась второстепенная, служебная, если не негативная роль. Эта небольшая повесть, учащая чувствовать и мечтать, была сильнейшим противоядим советской системе. Во времена хрущевской оттепели «Алые паруса» стали символом возможности перемен, ими называли молодежные клубы, пионерские лагеря, кафе и даже газеты. Однако достаточно быстро книгу «экспроприировала» официальная идеология, и она идеально вписалась в советское представление о счастье и справедливости.
Младший современник Грина Евгений Шварц не менее романтичен, но вместе с тем и ироничен. Он написал пьесу – сценарий (которая так и называется «Золушка»), ставшую невероятно популярной благодаря чудесному фильму (1947), где главную роль исполнила Янина Жеймо. Как и во многих других пьесах – сказках Шварца, сюжет заимствован из классического источника[209]. Расхождений с классическим сюжетом в «Золушке» немного, разве что чуть скрытый юмор да новый, очень украсивший историю персонаж – слегка влюбленный в Золушку мальчик – паж.
Оба, Грин и Шварц, оставались за рамками советского канона, не вписывались в жесткие ограничения социалистического реализма. Но все же их книги публиковались, и оба сумели избежать серьезных запретов со стороны советской цензуры. Секрет был в том, вероятно, что в каком – то смысле оба выдавали свои произведения не за то, чем они являлись. Грин писал о стране, которой нет на карте, и его романы, повести и рассказы читались как перевод с какого – то неизвестного никому иностранного языка вроде эсперанто. А переводы всегда судились менее строго, чем оригиналы. Пьесы Шварца почти всегда были переложениями (хотя часто весьма вольными) сказок Андерсена и других европейских сказочников. И то и другое как бы снимало с автора персональную ответственность за содержание текста. В случае Шварца помогал и ироничный тон сказок – очевидно, что цензоры не всегда понимали, над чем именно смеется автор.
В пьесе «Обыкновенное чудо» (1956) Шварц продолжает играть с теми же элементами сюжета: отец и дочь, умершая мать. На первый взгляд ничего похожего на Золушку: отец – король, принцессу никто не заставляет работать, и если она и переодевается, то только чтобы понизить свой статус, а не повысить. Принцесса, как и Золушка, обладает всеми вышеперечисленными добродетелями, хотя в силу своего привилегированного положения выказывает, пожалуй, немного более активную, чем у других, жизненную позицию – принцесса все – таки. Впрочем, активная жизненная позиция Золушкам не чужда, «одним из самых существенных достоинств “Золушки” является то, что, несмотря на всю волшебную помощь, которую Золушка получает, ребенок понимает, что ее собственные усилия – важнее. Именно благодаря своему характеру Золушка способна с таким блеском выйти из униженного положения, несмотря на все кажущиеся неодолимыми препятствия»[210].
Что роднит «Обыкновенное чудо» с историей Золушки, это как раз изобилие препятствий на пути к счастью. Злая мачеха, мешающая быть счастливой, преображается в болезнь, а вернее, в саму Смерть, которая грозит принцессе. Смерть, как и мачеха в «Золушке», пытается встать между Принцессой и ее возлюбленным, Медведем. Он, между прочим, тоже сирота, это первое, что молодые люди узнают друг о друге. (Заметим, что в шварцевской «Золушке» у принца тоже нет матери.) Но вернемся к «Обыкновенному чуду». Король в своей слабости и эгоцентризме, как и отец Золушки, оставляет дочь фактически на произвол судьбы, подпуская Смерть к ней слишком близко, но, как положено в сказке, герой – избавитель пробивается сквозь все препоны и в самый последний момент спасает принцессу.
Другие сказки Шварца разыгрывают, по сути, тот же сюжет: девушка, потерявшая мать и живущая с отцом, встречает возлюбленного. Например, в «Голом короле» (1934), где основная сюжетная линия следует линии других классических сказок, «Нового платья короля» и «Принцессы на горошине», Принцесса влюбляется в Генриха – свинопаса и в конце концов выходит за него замуж. Более серьезные пьесы Шварца, «Тень» (1940) и «Дракон» (1943), используют тот же сценарий, в котором очень важны взаимоотношения дочери и отца. В обеих пьесах происходит повышение статуса героини. Скромная Аннунциата уходит из насквозь продажного и полного бывших людоедов королевства вместе с Ученым. Эльза выходит замуж за Ланцелота, странствующего рыцаря и победителя Дракона, и вместе с ним остается в родном городе, со всеми его горожанами, хорошими и плохими: «Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придется убить дракона»[211]. Во всех этих пьесах, включая, пожалуй, и саму «Золушку», работает скорее механизм эдиповых отношений с отцом, на который указывает Беттельгейм, чем ревность и зависть мачехи и сестер.
Храбрая Герда в «Снежной королеве» (1939), своеобразном пересказе сказки Андерсена, олицетворяет собой иной, хотя и родственный сказочный сюжет: она должна вызволить суженого, в данном случае названого брата. Для того чтобы вызволить суженого, надо, как говорится в народных сказках, стоптать семь пар железных сапог[212]. Герда – сирота, которую воспитывает бабушка, да и Кай, приглянувшийся Снежной королеве, – приемыш. Сильная и мужественная, Герда способна найти и освободить Кая, однако и ей для этого нужны различные помощники, включая отцовскую фигуру – Сказочника.
Помощников у нее много: от Маленькой разбойницы и Принцессы до Ворона и Вороны – но и врагов – антагонистов хватает. Однако, как говорит северный олень, доставивший девочку почти к дворцу Снежной королевы: «Если бы она была сильна, как двенадцать оленей… Но нет… Что может сделать ее сильней, чем она есть? Полмира обошла она, и ей служили и люди, и звери, и птицы. Не у нас занимать ей силу – сила в ее горячем сердце»[213]. Горячее сердце способно растопить лед и согреть в холод. Кай отвергает возможность стать принцем – наследником Снежной королевы, Герда не становится принцессой, тем не менее по духу она – настоящая принцесса.
Падчерица в «Двенадцати месяцах» Маршака – настоящая Золушка со злой мачехой и противной сестрой. Сюжет сказки Маршак заимствовал из словацкой народной легенды. Падчерица тоже борется с холодом в новогоднюю ночь, и ее трудолюбие и истинная любовь ко всем лесным созданиям завоевывают ей право погреться у новогоднего костра, где один раз в году собираются все двенадцать месяцев. Ей позволено занять место в этом поистине королевском сборище, обручиться с Апрелем, очевидным принцем. Интересно, что и в «Снежной королеве», и в «Двенадцати месяцах» есть свои принцессы, и ни у той, ни у другой нет матери. В случае сказки Маршака это, собственно говоря, четырнадцатилетняя королева, то есть полная сирота. Они как бы запасные игроки, дублеры, удваивающие и подчеркивающие сиротское положение главной героини.