Впрочем, капитан Сокольский, обнаружившийся в глазок, не относился ни к тем, ни к другим.
— Живой? — Я смерила его мрачным взглядом, чтобы он ни в коем случае не подумал, что я рада этому обстоятельству.
Или тому, что ради этого мне пришлось среди ночи устраивать цыганочку с выходом.
— Твоими стараниями, — устало, но бодро отозвался Иван, напрочь игнорируя моё недовольство. — Если пустишь — расскажу, что там было, и обсудим, как спасать Катьку.
Любопытство — сила древняя и непобедимая, так что пусть и без охоты, но капитана я в квартиру впустила.
А как он оказался вместо гостинной на кухне, жующим яичницу, запивающим ее крепким сладким кофе с молоком, я не знаю.
Какая сила заставила меня жарить яичницу и варить кофе — не знаю тоже.
— Мы на этот адрес, в общем-то, с формальной проверкой ехали, никого там не должно было быть. Расслабились, конечно… Знаю, это мы зря — как показывает практика, как раз на таких вот выездах, где никакого головняка не ждешь, самая жесть и случается. А подай соль, пожалуйста… спасибо! Но я к тому, что если бы ты не предупредила, как раз как ты сказала, и вышло бы. Да и с предупреждением… я, уж извини, поверил только когда в квартиру вошли, а там коридор, в торце шкаф, а слева — открытая дверь на балкон.
Ты посмотри, не сразу он мне поверил! Вот подстрелили бы тебя — знал бы!
Несмотря на то, что Сокольский отвлекался на разговор, яичница исчезала с катастрофической скоростью.
Нарезая бутерброды, я утешала себя тем, что это не для него, мне же и самой надо чем-то позавтракать…
А вообще — это Вася виноват! Я надеюсь, Владка отомстит ему за меня.
А Иван рассказывал дальше:
— Шкаф старый, между дверцами — щель. Хрен его знает, что он в нее видел, но видеть мог только в нее. Если бы я не ждал, то и внимания не обратил бы. А так — сразу из поля зрения отошел. Своим знак дал, чтобы не шумели, там бутылка пустая валялась — ею дверцу подцепил, потянул. Я думал, этот утырок из шкафа выскочит, чтобы цель найти, а он прям так на движение дверцы и шмальнул. Как ты и говорила, сквозь дверцу. Ну, а раз он ствол так удачно разрядил, то мы его и повязали оперативно. В общем, пока его в камеру сунули, чтобы в себя пришел. Как наркотический приход отпустит, будут допрашивать… Слушай, Червон… Блин, как неудобно-то к тебе без отчества обращаться, а!
— Ваня, — мрачно перебила я.
— Что?
— Без отчества ко мне можно обращаться “Ваня”.
— Серьезно? — он почему-то ужасно развеселился. — Так ты не шутила, когда говорила, что мы тезки!
Я сделала чопорное лицо:
— Я крайне редко шучу с полицией.
Сокольский ухмыльнулся:
— Да? А с соседом из сорок пятой квартиры — это значит, не шутка была? Ладно, ладно не злись! Лучше расскажи, это что вообще такое было? Ну, с пророчеством.
Вот же… цепкий, как клещ. С темы так просто не уведешь, одно слово — опер.
— Отстань, а? — Попросила я искренне, не пытаясь больше юлить. — Я тебе тайны профессии открывать не обязана. А штуку эту на службу не поставишь: истинные пророчества приходят стихийно, повлиять на них нельзя. Все, закрыли тему: помогла — и скажи спасибо.
Он посмотрел на меня серьезно.
— Спасибо.
Даже есть перестал — вот как серьезно.
Ну, или это просто потому что яичница закончилась.
Сердито отобрав у капитана пустую тарелку и сунув ее в мойку, я поставила перед ним другую, с бутербродами.
— Знаешь, куда можешь запихнуть свое “спасибо”? — Спросила с той ласковостью, заслышав которую опытные люди обычно разбегались не оглядываясь.
Этот только ухмыльнулся:
— Знаю! На банковский счет!
И откусил здоровенный кусок бутерброда.
— А кофе еще не сваришь?
— И не надейся, — фыркнула я, засыпая в турку кофе, — отделаться деньгами. Будешь должен мне услугу.
Иван погрустнел, но со вздохом признал:
— Справедливо. Слушай, я так ввалился, готовкой тебя озадачил… может, тебе чего-нибудь помочь?
Он что, думает, что я откажусь? Да сейчас, конечно. Правда, дел для него, как назло, нашлось, но я поднапряглась:
— Будешь уходить — мусор вынесешь.
— Договорились. Так, со мной мы разобрались. Что там с Катериной?
Я помрачнела. И вот надо же было ему смазать миг моего бытового торжества?
Разливая кофе по кружкам, призналась:
— С Катериной надо ехать к моей родне. Причем с Андреем — смотреть в любом случае придется на обоих. И, поскольку обращение за помощью дорого обойдется моему самолюбию, вам это просто дорого обойдется.
— Не вопрос, — отозвался Иван.
Хотя, конечно, погрустнел
Я же наоборот, повеселела. Села за стол, притянула к себе кофе, бутреброд с сыром посимпатичнее.
— Значит, так, — прикинув в уме, что к чему, объявила я. — С вас — конкретная дата поездки, деньги, Катерина, ее муж… в идеале, конечно, в молчаливом состоянии, но я невыполнимого не требую, и транспорт. С меня — навигация и обеспечение приема Теплеевых нужными специалистами. Ну, это уже на месте. И вот еще что. Я почти уверена, что наши смогут определить, в чем корень их беды. Есть шанс, что это поможет решить их проблему. Шанс, а не гарантия.
Я внимательно смотрела на Сокольского, чтобы быть уверенной, что мои слова до него дошли, что они услышаны и приняты к сведению.
— Гарантий им никто не даст. Учтите это, пожалуйста, когда будете принимать окончательное решение о поездке. По большому счету, я предлагаю вам купить за вполне ощутимые деньги кота в мешке. Хорошо подумайте, нужен ли он вам.
Иван покачал в пальцах чайную ложечку:
— А если они не захотят никуда ехать на таких условиях?
Я пожала плечами:
— В таком случае, я останусь с неудовлетворенным профессиональным интересом и услугой, которую ты мне должен, в загашнике. Неплохой расклад — особенно если сравнивать его с вашей семейкой, обманутой в ожиданиях.
Иван, о чудо, смутился:
— Слушай, да не собирался я тебя сажать! Просто хотел, чтобы ты Катьку успокоила… Ладно, если мы всё, то мне пора, нужно поспать хоть чуть-чуть, перед тем, как к Катерине с Андреем идти. Где там твой мусор?
18/07
Выезжать решили рано утром. Из врожденного сволочизма я потребовала отправиться затемно, упустив из виду, что отправляться затемно придется всем, кто планирует ехать. Да, и мне тоже. Да, для этого придется проснуться. Затемно. В четыре утра. Твою мать, о чем я думала?
Но зубы сцепила и план не переиграла.
Правда, будить меня пришлось Сокольскому — будильник не справился.
Впущенный в квартиру, он завис у террариума, пока я умывалась, одевалась и думала, хочу ли я завтракать или у меня все же есть совесть.
— Теплеевы нас внизу в машине ждут? — Со вздохом спросила у капитана, прикидывая, что доставит мне меньше дискомфорта: приглашение их к себе и к столу, понимание, что я опоздала и продолжаю усугублять ситуацию или пустой желудок?
Иван побарабанил пальцами по стеклу, привлекая к себе внимание змеи.
— Ждут. Но не внизу, а у себя дома.
Я мимолетно удивилась — чего это он сперва заехал за мной, а не за ними? Но спрашивать не стала.
— Поедем на двух машинах.
— Господи! Дай тебе бог здоровья! — Взликовала я.
Иван хмыкнул, и пояснил, не оглядываясь на меня:
— Я решил, что запирать вас в одном салоне на все время пути — антигуманно и противоречит общечеловеческим ценностям. — Он снова постучал по передней стенке террариума. — Нет, ну почему, все же, “Татьяна”? Что за странная кличка для змеи?
— Нормальная. Я просто струсила назвать ее Натальей, — привычно объяснила я, ничего не объясняя, и ухватив Ивана за руку, буксиром поволокла на кухню. — Раз Теплеевы у себя дома, а не под моим подъездом, перехватим чего-нибудь по-быстрому.
Он послушно пошел, на ходу доставая из кармана телефон:
— Алло, Андрей? Выезжаем на полчаса позже. У нас тут… небольшая задержка.
Выслушал ответ, отключил телефон и объявил:
— Все нормально, Катька тоже еще не собралась.
Ладно, сделаю вид что шовинистическое мужское “Все женщины — копуши” на его лице мне привиделось.
Теплеевы все же ждали нас под подъездом — правда, совсем недолго, стоило им позвонить, и мы спустились. И лишь увидев, как осунулась Катерина — так, что это было заметно и в предрассветной мгле — я поняла, что Теплеевы, в отличие от меня, вполне возможно, задержались не из-за того, что “все женщины копуши”.
Катерина, сидевшая в распахнутой настежь машине, увидев меня, встала:
— Червона, спасибо вам.
Я мысленно чертыхнулась: Сокольский что, не объяснил им. что все еще вилами по воде писано?
— За Ивана, — пояснила она. — А еще, Андрей хочет перед вами извиниться.
И не знаю, кому как, но мне послышалось в ее голосе лязганье ружейного завтвора.
Теплеев, ожидавший нас опершись задом о машину, выпрямился, взглянул на меня:
— Извините меня, Червона. Я сожалею, о том, что позволил себе лишнее.
Или он тоже прекрасно слышит оружейную сталь в голосе жены, или одно из двух.
— Как она? — Спросила я у Ивана, когда мы расселись по машинам, и захлопнувшиеся дверцы надёжно отсекли возможность Андрею и Екатерине услышать наш разговор.
Сокольский дёрнул головой, на лице у него мелькнуло непередаваемое выражение из смеси досады, злости и беспомощности.
— Аборт должны были делать позавчера. Катька подняла вой и не пошла.
Машина бодро рысила вперед, выбираясь из города, и Иван сосредоточенно смотрел на дорогу. А я — на него, отмечая, как перекатываются желваки на скулах, когда он сжимает челюсть. И рассказывал он, словно через силу:
— Я, когда к ним шёл, думал, что Андрей придётся долго уговаривать. Меня бы точно долго уговаривать пришлось. — Он снова дёрнул головой с тем самым выражением, которое появляется у людей, привыкших быть сильными, и неожиданно оказавшихся беспомощными перед обстоятельствами. — А он и глазом не моргнул когда я предложил поехать к чёрту на кулички по наводке гадалки.