— Кто там? — Недружелюбно рыкнула я, потому что на самом деле, выяснять, кто там приперся, мне не хотелось, мне хотелось висеть на спине у капитана Сокольского и давать ценные советы, умничать и всячески нагнетать обстановку в игре.
— Это я… Впустите меня, пожалуйста, мне очень нужно!
Твою мать. Я растерянно моргнула. Как же это, а?..
Потом взяла себя в руки и открыла дверь подъезда.
— Поднимайтесь.
— Ну что, кто там? — Спросил Иван, не отрываясь от Геральта, энергично крошащего в окрошку какую-то тварь.
Оглянулся. Нахмурился, поставил игру на паузу.
— Клиент, что ли? — Спросил осторожно, внимательно разглядывая мое лицо. — Вань, да не парься ты, все в порядке. Я наушники надену, чтобы не подслушивать, пока ты работаешь, а если тебе конфиденциальность нужна, могу погулять могу пой…
— Вань, — перебила я его. — Там к нам сейчас Оксана Ивашура поднимается…
Иван обработал информацию. Уточнил осторожно:
— Ну… у нас же все готово?
— Ага… — растерянно отозвалась я.
— Тогда… Я коврик в рулон скатаю, да?
Я кивнула:
— Скатай.
Твою мать! Твою нагскую мать, потомственную змеедеву, сработало! Ивашура пришла!
Так. А ну, собраться! Не время для замешательства, Ванька! Отвесив себе мысленную затрещину, я рванула в спальню, где в папке на столе лежали мои шпаргалки с необходимыми обрядами.
Так, нам нужен вариант с добровольным возвратом. Вот он!
Торопливо запихнув обратно в папку лишнее, чтобы не сбиваться и, упаси боже, не перепутать обряды, я погрузилась в чтение, освежая в памяти порядок действий.
Дверной звонок раздался, как гром небесный, хоть мы его и ждали.
Я ругнувшись сквозь зубы — надо было не перечитывать инструкцию третий раз подряд, а подготовить ингредиенты заранее! — я пошла открывать.
— Здравствуйте.
Ивашура на мое приветствие не ответила.
Она изменилась за то время, что прошло с нашей встречи. Куда подевалась ухоженная молодая женщина? Свалявшиеся сосульками волосы (и когда только успели, за четыре дня-то?), бледная кожа, синяки под глазами, подрагивающие руки и лихорадочный блеск в глазах… Видок был так себе, если честно.
— Я.. я могу войти? — Спросила она, нервно неловко поднесла ладонь к лицу, прикусила палец.
Спохватилась, попыталась встать спокойно, опустить руки — но они словно жили своей жизнью, нервически дергаясь, начиная движение и тут же прекращая его.
Я молча посторонилась, пропуская Оксану в квартиру. Она вошла, остановилась, дергаясь и покачиваясь. Я заперла за ней дверь, и указала в сторону гостинной — проходите, мол.
Она послушно прошла вперед. Запнулась, увидев начерченную на полу звезду — простая-то простая, а вечер и половину ночи на нее убила, пока начертила, вспомнила весь школьный курс черчения, геометрии и малый Петровский загиб.
А Ивашура замерла, кусая ногти и прикипев к звезде взглядом. Я остановилась, давая ей успокоиться, встала на пару шагов позади, чтобы не давить, не нависать… и не успела среагировать, когда Ивашура со звериным рыком метнулась вперед, и, подхватив алтарный столик для Таро (твою мать, натуральное дерево, массив ореха, под тридцать кэгэ!), швырнула его в стену.
08/10
08/10
Грохот рухнувшего стола смешался со звоном разбитого стекла… Я рванулась вперед, вложившись в это движение движение полностью — и успела перехватить атакующую королевскую кобру в броске.
Чтобы немедленно об этом пожалеть: ни одна змея никогда не вонзит клыки в нага… но на хвост, блин, как выяснилось, эти ограничения не распространяются!
Удержать в руках перепуганную кобру, которая отчетливо поняла, что смерть ее пришла и осталось только продать свою жизнь подороже, ничуть не легче, чем удержать кота в аналогичной ситуации.
Вцепившись в Татьяне в шею чуть пониже капюшона и в хвост чуть пониже клоаки, я изо всех сил старалась одновременно не обращать внимания на тот самый хвост, который то завязывался на моих руках мертвыми петлями, то раздавал свистящие оплеухи и затрещины, не покалечить и придавить ее волю своей.
И пока я боролась с чешуйчатой истеричкой (ладно, если она Ивашуру укусит — не жалко, вывезу труп, и скажу, что так и было, а если сама на осколок террариума напорется?!), истеричка теплокровная бесновалась в моей гостинной — и Иван, вылетевший из спальни при первых звуках погрома, никак не мог ее утихомирить.
Психоз придал Ивашуре силы, и она билась с яростью и отчаянием львицы — так, что физически подготовленному оперуполномоченному Сокольскому не удавалось ее скрутить и обездвижить. Сокольский пытался удержать ее в захвате, но Оксана в аффекте плевать хотела на последствия и рвалась, не щадила собственных мышц и связок, а Иван себе такой роскоши позволить не мог…
Взбесившись от всей этой ситуации, от того, что Иван носится с этой бешеной, а я грозная и опасная нагиня, связана по рукам собственным питомцем, я собралась и навалилась-таки своей волей на эту… тварь божью. Тварь послушно замерла, и я, одним рывком забросив ее в спальню, куда точно не долетели осколки, метнулась к Ивашуре, чтобы показать, кто тут на самом деле агрессивная стерва, а кто — жалкое подобие, но Иван ужасно некстати перехватил-таки поудобнее бьющуюся бабу и повалил лицом в диван, подальше от меня.
И руку ей завернул так, что она и рыпнуться больше не могла.
Тьфу, обидно!
— Успокоились? — Неприятным, жестким тоном спросил Иван и поверженной фурии. И обернулся ко мне: — Принеси воды!
Не тратя времени на споры, я метнулась на кухню и, подхватив кувшин с фильтрованной водой, рванула в прихожую…
— Тихо-тихо-тихо! — Перехватил меня Иван и не дал перевернуть воду Ивашуре не голову.
Отобрал кувшин!
— Ты, Вань, стакан принести забыла!
Ну, не то чтобы прям “забыла”. Не то чтобы я в принципе ей стакан предлагать планировала!
Фыркнув, я послушна ушла, куда послали.
А вернувшись с кружкой в руках, обнаружила Оксану горько и самозабвенно плачущей на полу.
Она сползла с дивана на пол, поджав под себя ноги и сотрясаясь от рыданий, размазывала по лицу слезы и повторяла как мантру:
— Не могу! Не могу, не могу, не могу!
Иван отобрал у меня кружку, быстро налил в нее воду и сунул в руки Оксане. А я обратила внимание, какой настороженный у него взгляд и какая жесткая поза — словно он готов в любой момент отскочить в сторону или, наоборот, броситься на Ивашуру, если ее снова накроет.
Оксана же, жадно выпив воду, еще сильнее сжалась в комок, обхватив себя за плечи руками.
— Ну, что? — Спросил Иван, нависая над ней, как скала. — Вызываем наряд?
Голос женщины был тих, словно после выплеска эмоций она обессилела:
— Не надо наряд. Тот ритуал, про который вы говорили… Давайте его проведем. Я не могу так больше. Я хочу все исправить.
Лицо у Ивана стало таким… таким, словно он очень хочет Оксане Ивашуре наподдать, и сдерживает себя мучительным усилием воли.
Моя же злость после этих слов наоборот, схлынула.
Мне стало понятно, что с ней происходит, и я, плюнув, простила ей нервный срыв.
Выяснять, не долетели ли осколки террариума до дивана, было не с руки, да и некогда, и потому я просто сдернула покрывало, смяв его неряшливым комом, бросила в угол.
— Вань, уложи ее.
И пока Сокольский выполнял мою просьбу, принесла из спальни плед. Накрыла им Ивашуру — после истерики она должна мерзнуть.
— Полежите. Мне понадобится время, чтобы подготовиться, вы можете пока отдохнуть.
И уже обращаясь к Ивану:
— Вань, смети пока стекло.
Он кивнул и ушел за веником и совком, а я порадовалась про себя, что Сокольский такой предусмотрительный, и свернул ковер заранее — а то было бы мне мороки, чистить его от стекла. Собственная непредусмотрительность, впрочем, радовала тоже: расставь я ингредиенты заранее — собирала бы их сейчас по всем кустам, и еще неизвестно, в каком виде!
В спальне я погладила обиженную Татьяну, заверила ее, что все хорошо, и сгребла в охапку все необходимое. А когда вышла в гостиную — Иван уже тщательно смел стекло со звезды и вокруг нее.
Отлично.
Так… жаровня в центр. В нее угли (пакет с углями прилагается). Разжечь. Сверху на жаровню — противень, чугунный, тяжелый. Оставить пусть прогревается.
Во внешние вершины звезды легли по очереди пучок трав, перевязанных красной ниткой, черное перо, гадючий выползень (буэ, конечно, но в наших ритуалах используется часто, усиливая сродство наг с магией), медная миска с водой. На последнюю вершину я накапала жидкость из толстостенного пузырька темного стекла. Красные капли расплескались по полу, в комнате резко запахло спиртом и едва ощутимо — кровью. Здесь будет стоять Оксана.
На жаровню, которая за время моей возни успела прогреться, я высыпала смесь из пакетика, которая маминой рукой была незатейливо подписана “Для жаровни!”
Оксана, уставшая ждать, села на диване, закутавшись в плед, и с выражением муки на лице смотрела, как я готовлю ритуал, который… впрочем, нет, свою судьбу она перечеркнула сама и задолго до знакомства с магией.
Отмахнувшись от лишних мыслей, я сосредоточилась на том, что делаю.
Теперь внутренние углы. По очереди разложила: клок волос, горсть земли (не хочу знать, откуда эта земля, просто не хочу. Да и происхождение волос предпочла бы оставить прикрытым завесой тайны, но увы-увы, не с моей родословной). Белое перо, завязанная узлом веревка.
Последний внутренний угол, тот, в котором буду стоять я — прямо напротив Оксаны. Сюда ложится кусочек гематита.
Я окинула взглядом дело рук своих, сверяясь со стоящей перед глазами шпаргалкой. Вроде бы, все верно…
Дождавшись, пока смесь трав на жаровне прогреется и заполнит помещение, я выдохнула.
Всё.
Пора.
10/10
10/10
Ивашура, которая успела сползти с дивана и теперь с болезненным интересом разглядывала звезду. Я напряглась было — все же, именно эта звезда своим видом спровоцировала у нее срыв — но потом махнула рукой и плюнула. Не думаю, что после прошедшего эмоционального выплеска у нее хватит сил на новую истерику.