Именно так случилось и на этот раз. Пока Люциус увлеченно описывал, что именно он сейчас сделает с этим гадким «Гадским гаджетом», Зеркало прошептало Телефону:
– Отползай! Отползай!
Повторять ему не пришлось, и Телефон, тихонько жужжа, пополз на виброзвонке. Подальше от нависшего над ним королевского сапога. Увидев портьеру, низко свисавшую с потолка, он заполз за нее и облегченно вздохнул. Но похоже, радоваться было рано. Потому что за портьерой уже кто-то был…
Глава 10«Белые» начинают, но не выигрывают
– Гоша, не надо этого делать! Я тебя очень прошу! Ну, пожалуйста!
Катя умоляюще протянула к Гоше руки. Но Гоша лишь упрямо покачал головой. В который уже раз. До этого он не поддался на уговоры ни Тима, ни Кота, ни даже умудренных многовековым опытом Кузьмича и бабушки Агафьи.
– Ну скажите хоть вы ему! – в отчаянии обратилась Катя к Ниптолеуму, в задумчивости восседавшему на троне. – Может, хоть ваше королевское слово убедит его!
Ниптолеум со вздохом покачал головой:
– Вряд ли. Насколько я понимаю, уж если Гоша что-нибудь решил, то сделает это обязательно. Чего бы это ему ни стоило.
– Это точно, – кивнул Кузьмич. – Гоша у нас упрям, как…
Но заметив укоризненный взгляд Кати, запнулся и смущенно закончил:
– Как… как, не знаю кто, упрям!
– Я хочу это увидеть! – твердо сказал Гоша. – Я просто обязан это увидеть.
– Ну, что я могу сделать? – развел руками Ниптолеум. – Я просто не могу, не имею права отказать в этой просьбе законному наследнику престола. Но в первую очередь сыну, потерявшему своих родителей и желающему знать, как же все это произошло на самом деле.
– Ты не передумал? – с надеждой в голосе спросил он Гошу.
Но Гоша отрицательно покачал головой.
– Ну что ж, тогда пойдем со мной, – сделал Ниптолеум Гоше приглашающий жест.
– А вас я попрошу остаться, – остановил он пошедших было за Гошей остальных. – Это слишком личное.
И со вздохом добавил:
– И слишком тяжелое.
И они с Гошей скрылись в глубинах дворца…
– Измена, государь! – прохрипел охранник и рухнул на пол.
Из его спины торчала стрела.
– Черная, – отшатнувшись, с ужасом прошептала королева, не сводя глаз с неподвижного тела. – Они уже здесь!
Как будто в подтверждение ее слов в коридоре раздалось бряцание оружия и гулкие шаги бегущих людей.
– Все пропало, – закрыла лицо королева.
– Ничего не пропало! – отрезал король и вскинул руку.
Сорвавшийся с его ладони огненный шар устремился к двери. Словно испугавшись, дверь тут же с грохотом захлопнулась, а засовы на ней дружно задвинулись. Шар немного повисел перед дверью, затем с легким хлопком исчез, рассыпавшись дождем искр.
– Это их все равно не остановит, – грустно покачала головой королева.
– Но задержит. И даст нам какое-то время, – возразил ей король.
– Время на что? – сквозь слезы посмотрела на него королева.
– Хотя бы на то, чтобы спасти нашего сына и тебя, – не оборачиваясь, сказал король, накладывая еще одно охранительное заклятие на дверь, уже трещавшую под тяжелыми ударами нападавших.
Гоша, не шевелясь, смотрел на разворачивающееся перед ним полупрозрачное, призрачное действо, произошедшее много-много лет тому назад. Как будто смот-рел какой-то жуткий фильм, где в главных ролях выступали его родители. Которых он никогда не видел, но сейчас почему-то узнавал каждую черточку их родных лиц. Наверное, у него защемило бы сердце от любви к родителям, которые ценой своей жизни сохранили его жизнь. Но как известно, у скелетов не бывает сердец…
– Бездельники! Лентяи! Разгильдяи! Ничего поручить нельзя! Простейшее дело – прирезать во сне короля с его женушкой и их щенком, и то не смогли по-тихому провернуть. Все самому приходится делать! Все самому… – проворчал человек в роскошных одеждах, брезгливо отряхивая каменную крошку с кружевного воротничка.
Кулаки Гоши непроизвольно сжались. Он откуда-то твердо знал, что этот человек – его дядя, убийца его отца и матери и нынешний правитель королевства, Люциус Восьмой. И твердо знал, что он ненавидит его так, как не ненавидел еще никого. Правда, до этой минуты Гоша вообще никого не ненавидел. Потому что на самом деле просто не мог этого сделать. Ведь до этой минуты он не знал, что такое ненависть…
Он вошел в королевскую спальню через еще дымящееся отверстие в окаменевшей двери с оплавленными краями и усмехнулся:
– Всегда ты был, братец, излишне добр и доверчив. Даже свои самые заветные заклятья при мне произносил. Сам верховный маг, Асгопариус, тебе на это пенял. А ты, вот дурачок, отвечал: «Это же брат мой! Как я могу ему не доверять?» Не мог понять, что доверять нельзя никому. Только самому себе. Да и то далеко не всегда… Ну, и куда же ты подевался, братишка, вместе со своим королевским отродьем?
А «королевское отродье» стояло, смотрело на это и то сжимало, то разжимало кулаки в бессильной ярости. Теперь Гоша понимал, почему Ниптолеум так не хотел, чтобы он увидел все это. Видеть это было очень тяжело. Но еще тяжелее было видеть и не мочь ничего сделать. Не мочь предотвратить того, что неумолимо приближалось.
– Но я должен, – упрямо твердил себе Гоша. – Должен досмотреть все до самого конца. Во имя своих родителей. Во имя того, за что они погибли…
Скрипнула потайная дверь в стене, и из открывшейся темноты со свистом вылетела черная стрела, вонзившаяся прямо в горло короля. Но даже несмотря на смертельное ранение, король сумел выхватить меч и нанести удар туда, откуда прилетела стрела. Судя по вскрику и последовавшему за ним хрипу, удар оказался смертельным. Это дало несколько секунд для спасения королевского сына.
– Спасите его! Во что бы то ни стало! – крикнула королева, передавая его Асгопариусу.
Сама же она бросилась к потайной двери и навалилась на нее, стараясь хоть немного задержать наемных убийц, пытавшихся ворваться в подземные покои верховного королевского мага. И это ей удалось. Правда, ценой своей жизни.
Гоша, сжав зубы, смотрел на гибель своих родителей, а из глазниц его текли слезы. Конечно, скелеты не могут плакать. Но бывают такие моменты, что даже им не сдержать слез. Гоша тяжело вздохнул, вытер слезы, повернулся и пошел к выходу. А вслед ему неслись издевательские слова Люциуса:
– Что ж, дело осталось за малым. Я бы даже сказал за очень малым. За смертью этого королевского щенка…
Гоша молча вошел в тронный зал. Все смотрели на него с немым вопросом в глазах. Гоша обвел всех мрачным взглядом и тихо сказал:
– Я убью его.
Но эти его тихие и еле слышные слова прогремели как гром среди ясного неба.
– Гоша, послушай… – начала было Катя.
Но тот остановил ее движением руки.
– Это чудовище. Чудовище страшное и бездушное, – снова очень тихо, и от этого еще более внушительно и жестко, сказал Гоша. – И это чудовище просто не имеет права существовать на этом свете. И дело даже не в том, что он жестоко убил моих родителей, кровь которых взывает об отмщении. Он изуродовал души людей. Он погрузил их во тьму невежества и зла. Он…
– Мы все понимаем, Гоша, – попытался сказать свое слово Кузьмич. – Но ведь нельзя действовать вот так, не подумав. Давай сейчас сядем, подумаем…
– Нечего тут думать! – неожиданно резко оборвал его Гоша. – Этот мир сейчас на грани гибели. Мой мир! И я должен спасти его! Спасти во что бы то ни стало!
– Мы должны спасти его, Гоша, – мягко поправила его бабушка Агафья. – Мы. Мы все вместе пришли в этот мир. И все вместе спасем его. Спасем обязательно. Но для этого нужно время…
– У меня нет времени! – словно слыша и не слыша ее, упрямо проговорил Гоша. – И если вы сейчас не пойдете со мной, то я пойду один!
– Куда? Куда ты пойдешь один, Гоша? – спросил Кот.
– Во дворец Люциуса! И покончу с ним! – запальчиво воскликнул Гоша и направился к меланхолично покачивающемуся в углу тронного зала Игогоше.
– Это совсем непохоже на Гошу, – прошептала Катя озабоченно наблюдавшему всю эту странную сцену Ниптолеуму. – На самом деле Гоша не такой. Его как будто подменили.
– Совсем непохоже, говоришь? – проговорил Ниптолеум, задумчиво глядя на Гошу. – На самом деле похоже. Очень похоже на заговор.
– Заговор против кого? – удивился стоявший рядом Тим.
– Магический заговор, – объяснил Ниптолеум. – Есть такой заговор, который многократно усиливает действие увиденного, и человек оказывается как бы внутри этого увиденного им, постоянно повторяя и повторяя его. И уже никто и ничто не может достучаться до него. Он полностью находится в плену своих мыслей и считает, что только они верны и правильны.
– Ну, тогда, наверное, добрая половина людей находится под таким заговором, – проворчала бабушка Агафья. – Но Катя права – Гоша никогда таким не был. А, значит, похоже, и ты, король, прав. И Гошу надо спасать.
– Для начала его надо остановить! – крикнул Кузьмич и бросился к Гоше.
Гоша уже успел залезть на Игогошу, собираясь выполнить свою угрозу и отправиться во дворец Люциуса, чтобы расправиться с ним.
Правда, Игогоша несогласно ржал, видимо, тоже пытаясь убедить Гошу отказаться от этого его весьма неразумного решения. Но Гоша был непреклонен. И сделал совершенно немыслимое для прежнего Гоши: разгневанно ударил непослушного Игогошу пониже спины. Игогоша возмущенно заржал и… исчез. И руки подбежавшего к ним Кузьмича вместо Гоши смогли ухватить лишь воздух.
Все стояли и ошарашенно смотрели на то место, где только что были Гоша с Игогошей, когда воздух над ними загудел, закрутился в вихре, загустел и неожиданно превратился в огромного дракона.
– Разойдись! – прогремел его голос. – Захожу на посадку!
– Кто не спрятался, мы не виноваты! – вслед за ним раздались веселые голоса Бартоломео и Мартына, похоже, окончательно освоившихся в роли этаких отважных «драконавтов».
– Ишь, разошелся, старый, – покачал головой Ниптолеум. – Капустой его не корми, дай повыпендриваться.