А своим проникновением закинул ей в голову мыслишку, мол, пришлецы смогут помочь её внучеку. Сберечь от гнетущей их беды. Сами-то что: старые уже, пожили. А Руфу бы к людям — жить ему нужно. Ради такого любая женщина отыщет в себе смелость побороться даже с неизбежным, и старушка решилась. Поведала такое, что хоть фильм ужасов снимай. Оказывается, зря пришлецы опасались неведомых болезней, что принёс на эту землю мор — об этом как раз допытывалась Лэйра. Дескать, вдруг он нынче затаился и поджидал новые жертвы, а они тут расселись. Ничего подобного. Не страшная неизлечимая хворь сожрала людей в этой деревеньке — да и во всех прочих — а лютые чудовища. Огромные, уродливые до жути и кровожадные непомерно. Приходили они не слишком, чтобы часто. Но каждый раз непременно утаскивали тех, кто попадался им в окрестных лесах. Поначалу, понятное дело, взрослых мужиков: охотников, углежогов, дровосеков. Бывало и бабу, собирающую грибы, или дитя, шастающее без дозволения по лесу.
Вот и стали люди беспокоиться. А самые храбрые поначалу даже ловить его тщились, да всё бестолку — только ещё больше мужиков сгинуло. А бабы-то с детишками как себя уберегут, коли мужики не справились? Никак, потому и начали сговариваться уходить ближе к заселённым землям. А то и вовсе к самой крепости арма — тот их обязательно защитит. Господин Сэп-Грассин никогда в помощи не отказывал, коли волки начинали досаждать. Иль медведь у какой деревни заводился. Здесь на севере, у самых гор и прежде мало, кто селился. А нынче и вовсе запустение полное: кого сожрали чудовища, кто сбежал. Может быть. Потому как из соседней деревни, к примеру, народ далеко не ушёл. Чудища почитай три десятка людей порвали, а после уволокли куда-то. Тогда еще покойный Руфов отец бегал туда посмотреть. Сказывал, будто помирали люди не в свою очередь, не по дороге, а все сразу и в одном месте. Одним махом вырезали, почитай, целую деревню. А в чащу следы ведут от тел, что волочили по земле. Надо так понимать, что чудища добычу в логово утащили.
Здешние мужики-то думали-думали и порешили: чем так-то пропадать, лучше запереться, как следует. Стену подновить да усилить. Копий наделать, не жалея железа, хоть бы и всё подряд переплавить. Ловушку устроить — не дракон, чай, не по небу летает, а по земле бегает. Да и следы копыт указывают, что обычного быка чудище не шибко переросло. Вон охотники быков, что в полтора роста вымахивают, скручивают. Так неужто и этого не подловят? А уж в ловушке они его как-нибудь добьют. Целый день всё рядились, громыхали железом и что-то там мастерили — бабы и не совались под руку. А ночью люди проснулись от дикого визга. Некоторые и на улицу повыскакивать не успели — крыши рушились им прямо на головы. Несколько чудищ носились по деревне, вздевая на клыки всех, кого ловили на улице. А тех, кто в беспамятстве валялся в обрушенных домах, после откапывали и резали, как скотину.
Вот только Руфов дед и сподобился утащить жену с внуком на задворки, в свой погреб. Лаз туда и для человека узок, а уж для чудища-то… В погребе они просидели дней десять. Благо, было чем продержаться — дед туда накануне воды натаскать додумался, чтобы баб с детишками, случись что, спрятать. И все десять дней слыхали они, как чудища поначалу утаскивали соседей и родичей. А после и их пытались достать: дверцу начисто снесли, всю землю изрыли своими носами. Но докопаться так и не смогли. Ушли они внезапно и до поры не возвращались. Снова заявилось только одно чудище где-то месяц спустя. Повизжало, порыло землю у погреба и умчалось. Прошло еще пару месяцев, и опять явился зверюга: тот же, другой ли — поди разбери. Они их в ту ночь толком-то и не разглядели. Что-то громадное, как сказывал дед, почитай в два человечьих роста. С огромной головой, длинной зубастой пастью и двумя клыками сабельными, торчащими из пасти. И весь, будто в панцирь закован. Так и повелось с тех пор: нет-нет, да и заявится кто из чудищ. Побесится, повизжит, пороется у погреба и уходит восвояси. Дед — как не страшно отходить далече — погреб укреплял. Всё разрытое назад зарывал, натаскивал в ямы деревянные обломки, вкапывал бревна. Правда, железо без ухода быстро ржавело — жира негде было взять.
— И давно вы так живёте? — хмуро поинтересовался Дон.
Система слежения на автопилоте прощупывала лес за оградой. Вроде всё спокойно, но в душе грызёт какая-то пакость. Он загнал СС на склад закачанной инфы с военной базы. Так просто, безо всякой надежды на успех. И чуть не подпрыгнул, когда на внутренний экран выбросило изображение биомутанта производства северных изобретателей альтернативных видов вооружения. Сами паскуды давно подохли, а их творение вовсю процветает. Да ещё таскается сюда с северного материка, как к себе домой. Впрочем, это как раз ложка позитива в бочке дерьма. Значит, проход в целости и даже как-то функционирует. Придётся разобраться, кто его распечатал. Вряд ли его распахнули настежь в разгар боевых действий, да позабыли заткнуть — вот это реально из области фантастики. Какой красавчик — оценил Дон объект ЭЖХММ с кучей цифр, которые даже не читал. Попросту «Граг» и новая порция цифр, чтоб их! А если попроще: крокодилово-кабано-носорог. Или носорогово-кабано-крокодил — хоть так, хоть этак, а всё равно дерьмо.
— Руфу в тот год семь стукнуло, — бубнила на заднем плане старушка. — А нынче уже… девять что ли? Вроде так и есть, а может и напутала я чего.
За время своего рассказа она заметно приободрилась. Подобралась вся, обуреваемая подсказанной ей идеей спасти внука. Оно, конечно, штука: уломать чужих людей взвалить на себя такую заботу. Так ведь не навсегда — ловил Дон её сомнения. Пусть бы они только довели мальца до той деревни, где у них дочка в замужестве живет. А там уж и с рук долой — то уже не их забота. Охотники они ладные, так неужель для дитя куска не найдут? Бабушку мучили сомнения, и Дон слегка подтолкнул её обречь мысли в слова. Но, едва она заикнулась о своём кровном, как внучек набычился. И прямо-таки зашипел на бабушку:
— Не пойду!
— Почему? — совсем не удивилась такой реакции Паксая.
— Они помрут без меня! — категорично заявил бунтарь. — Кабы не я, так давно бы уже померли. А теперь обязательно помрут. А их вы с собой не заберёте. Зачем вам старики? Да и не дойдут они никуда — итак еле ноги таскают. Не пойду! А бабку не слушайте. Я сам себе хозяин. Как сказал, так и…
— Цыц! — прикрикнул Дон.
— Не тебе решать, — усмехнулась Паксая таким тоном, что парнишка сжался.
Гневно зыркал на пришлую красотку, что явилась незваная, а теперь распоряжается в чужом дому.
— Но, он прав, — заметил Дон, пряча глаза от старушки. — Тяжело вам будет. Лэйра, — глянул он на подругу странным взглядом. — Придётся здесь немножко задержаться. С неделю, чтоб подкормить это семейство.
— Задержимся, — даже не поморщилась она.
Хотя больше всех рвалась убраться с этого материка с его инквизиторами-пироманами.
— Отойдем-ка. Полюбуемся развалинами, — предложила она, мило улыбаясь хозяевам.
Призыв касался всех. Но Лэли мысленно отказалась покинуть стариков. Те явно страшились, что гости наплюют на их проблемы и смоются. Вот она и осталась впаривать им сказку о рекогносцировке, что отправились производить её друзья. Мол, от чудищ им нужно что-то более подходящее, чем гостеприимный, но тесный погреб.
— Знаешь, подруга, сегодня у нас день открытий? — нарочито таинственным тоном провозгласила Лэйра, рассеянно разглядывая обрушенные дома, оккупированные молодой лесной порослью.
— Трепещу в предвкушении продолжения, — невесело хмыкнула Паксая. — Жаль, чудовище опознать трудно. Не описание, а жуть: громадный, кровожадный, визгливый, клыки из пасти, землю роет… Кабан, — машинально брякнула она и сама удивилась себе умнице.
— Что?
Лэйра подняла бровки, а затем придирчиво воззрились на Дона:
— Давай колись: что ты там у себя в мозгах разглядывал? И вообще, с твоей стороны настоящее свинство таиться от друзей.
— Не при стариках же, — укорил он легкомысленную гадину, занятую исключительно собой.
— Только не начинайте, — поморщилась Паксая, выбрав, куда присесть.
Дон согласился с её выбором и опустился на бревно, вывороченное из стены полуразваленного бревенчатого дома. Лэйра осталась маячить: выстроилась прямо напротив него, чтоб удобней доколупываться до истины. Но, в программе манипулятора итак была запланирована просветительская беседа. Поэтому он махнул рукой на своё бревно, дождался, пока эта выдерга уселась, и приступил к краткому обзору ситуации.
Начал с грагов. О том, что он способен транслировать зрительные образы, Дон узнал только недавно на военной базе. До этого даже не подозревал о наличии в себе такой функции. Да и обретя её — с подсказки деда — не слишком впечатлился. Штука малополезная, ибо имеет сразу два серьёзных дефекта. Во-первых, действует лишь на расстоянии пары шагов от объекта, которому транслируется изображение. В случае щупов можно и с пяти шагов, но это им только мешает — у них своя музыка в башке. Во-вторых, трансляция занимает достаточно продолжительное время для настройки передающего и принимающего устройств. Точней, настройки манипулятора на приёмник. С щупами это занимает секунд десять, да и то при благоприятных условиях в их башке. А с Паксаей так и вовсе беда. Бедняжке приходится долго и старательно ловить состояние полнейшего бездумья — иначе никак. А поди попробуй заставить себя не думать о чём угодно хотя бы с полминуты — ни шиша не выйдет. В случае сестрёнки и десять секунд настоящая мука. Она так тужится, стараясь не думать, что тут же начинает думать о том, как старается не думать.
Короче, на словах получается быстрей и не так нервотрёпочно. Поэтому Дон и начал, было, живописать зверюгу подходящими словами. Но, Паксая его остановила:
— Погоди. Я всё-таки хочу посмотреть. Лэйра тут кое-что придумала. Покажи ему, чего расселась? — подстегнула она подругу.
— Тогда успокойся и не шипи, — огрызнулась та. — А ты, Донатик, лови момент. Я сейчас слегка оглушу эту стерву. Какое-то время она не шевельнёт ни одной извилиной. А ты ушами не хлопай, сразу внедряйся. А лучше залезай в неё вместе со мной. Только не мешай. Я ей дам по мозгам и сразу смоюсь. А ты сразу подстраивайся.