Юрий Гагарин во время службы на северо-востоке Мурманской области в 769-ом истребительном авиационном полку 122-ой истребительной авиационной дивизии Военно-воздушных сил Северного флота
Дом семьи Гагариных в Мурманской области
Космический аппарат Лайки – «Спутник-2»
При упоминании о Заполярье на ум сразу же приходят полярные ночи и дни, северное сияние и белые медведи. Кстати говоря, белых медведей в первый год службы Юрий так и не увидел. «Пугали меня: попадешь, мол, в зубы белым медведям – загрызут, – смеялся он, навестив во время отпуска родных в Гжатске. – А я их и не видел там. Другие видели, а я нет, не везло. Если бы в Московском зоопарке не посмотрел, так и не знал бы, что за штука такая, белый медведь».
Кроме того, в Заполярье сильные ветры, часто переходящие в опасные для самолетов бураны, а там, где служил Юрий Гагарин, местность была неровной – сопки достигали до пятисот метров в высоту, что осложняло полеты в пасмурную погоду, когда видимость была никудышной. Дело было в далеких пятидесятых, когда о спутниковых системах навигации и понятия не имели, так что ориентироваться по местности во время полярных ночей было очень сложно – темно и все покрыто снегом. Разумеется, новичков к ночным полетам не допускали, ознакомительно-тренировочные полеты начинались при свете дня.
Юрий отлично сдал теоретические зачеты, продемонстрировав блестящее знание материальной части самолета МиГ-15бис. «Я помню его первый самостоятельный вылет, который произошел в апреле 1958 года, – пишет в воспоминаниях Анатолий Росляков, секретарь партийной организации полка. – Он первым должен был после провозного полета сделать самостоятельный полет, который представлял собой полет в районе аэродрома по большому кругу на высоте, установленной руководителем полета, для ознакомления с прилегающим районом и для того, чтобы восстановить свое притупившееся чувство летчика во время перерыва в полетах… Дальнейшие его полеты предусматривали совершенствование боевой подготовки, а задачи были очень большие. Мы должны были и бомбить, и стрелять, и вести воздушные бои, перехватывать воздушные цели противника. Все программы подготовки боевого летчика Гагарин выполнял успешно. Вся его годичная подготовка прошла отлично».
Один казус с лейтенантом Гагариным все же произошел. Приземлившись, как положено, на взлетно-посадочной полосе аэродрома, он не принял во внимание гололед и резко нажал на тормоза. С самолетом произошло то же самое, что происходит с автомобилем при резком торможении на льду – его занесло, причем так, что с колес сорвало покрышки. Гагарин тяжело переживал случившееся, но на подобных мелочах «обжигались» все новички.
Особую опасность для летчиков представляли «снежные заряды» – они приносились циклонами, которые неожиданно врывались на побережье Кольского полуострова, где находились основной и запасные аэродромы. Снегопад «закрывал» одновременно все аэродромы и летчикам приходилось летать в режиме экономии горючего, выжидая паузы между снежными зарядами. Посадка самолета во время циклона требовала не только большого мастерства, но и мужества, поскольку в воздухе порой приходилось «висеть» буквально до последних капель горючего, ориентироваться было крайне сложно, а ветры швыряли самолет то в одну сторону, то в другую.
Впоследствии Юрий Алексеевич рассказывал, как во время морских учений летчикам приходилось прикрывать с воздуха наши корабли, оберегая их от назойливых самолетов потенциального противника. Видимость – ноль, сплошная мгла. Гагарину пришлось идти «крыло в крыло» с командиром звена, чтобы не потерять его из виду. «Вот где пригодилось все то, чему командир учил меня, – вспоминал он. – Я тогда был очень молодым летчиком, и этот полет запомнился мне на всю жизнь. Мы далеко ушли в море. Когда вышли в район учений, небо над нами было сплошной сеткой – все в инверсионных следах. Задание мы выполнили… Мы не знали, дотянем ли назад до своей базы. Дотянули, выдержали. Когда я сел, в моем баке горючего было на семь минут. Но главное не это. Важно, как человек относится к своему делу, к тому, что ему поручено, понимает ли ответственность, что на него ложится».
«Народец у нас подобрался чудной, – писал Юрий брату Валентину, – живут своими грезами, устремлениями в двадцать второй век, бредят о полетах в другие Галактики, собираются побывать на Марсе, а мой друг Дергунов даже наметил срок посещения Кассиопеи. Вот так-то! Если бы ты знал, Валентин, как я люблю свой полк, как мне приятно и интересно служить, как мне хочется для всех моих друзей сделать что-то радостное и приятное. И сделаю, но только что я могу, простой летчик, лейтенант авиации?»
Космическая эра в истории человечества началась 4 октября 1957 года запуском советского космического аппарата «Спутник-1», ставшего первым искусственным спутником нашей планеты. На посвященном этому событию вечере в Колонном зале Дома Союзов Президент Академии наук СССР Александр Николаевич Несмеянов сказал: «Для нас, ученых страны социализма, запуск спутника – двойной праздник: это праздник рождения новой эры в завоевании человечеством природы – космической эры существования человечества – и это праздник мужественной зрелости советской науки».
3 ноября 1957 года был запущен «Спутник-2», впервые выведший на орбиту живое существо – собаку Лайку. Прожив в космосе несколько часов, Лайка умерла, как предполагается – от перегрева.
15 мая 1958 года запущен третий искусственный спутник Земли, который стал первой полноценной космической лабораторией. «Спутник-3» летал до 6 апреля 1960 года.
Первый спутник открыл космическую эру, второй положил начало космическим путешествиям, а с третьего спутника начались научные космические исследования. В советском обществе царил невероятный космический энтузиазм – люди верили, что вскоре человек побывает и на Луне, и на Марсе, и до созвездия Кассиопея долетит…
«Радио передавало сравнительно скупые известия о полете нового спутника, – вспоминал Гагарин. – Центральные газеты в наш дальний гарнизон приходили с опозданием, так же как и письма. Но ждали мы их с нетерпением, часто наведывались на почту. И наконец пришла “Правда”, почти целиком занятая описанием третьего советского искусственного спутника Земли. В газете были новые сведения об орбите спутника, о наблюдениях за его полетом, а самое главное – давались подробности устройства спутника. Это в полном смысле слова была автоматическая научная станция в космосе. Статья была написана доходчиво, популярным языком.
Почти вся газета оказалась исчерканной цветными карандашами, а на полях пестрели наши пометки. Вскоре инженер полка прочел лекцию о победах наших ученых в борьбе за овладение космическим пространством. На лекцию пришли почти все офицеры, многие с женами и детьми. Я наблюдал, как загорались глаза подростков, когда лектор говорил, что в скором времени люди полетят к ближайшим планетам. Их уже не интересовали самолеты – они их видели каждый день, теперь сердца мальчишек были отданы новой любви – космическим кораблям, которых толком еще никто себе не представлял».
По части быта военный городок в поселке Корзуново был не очень-то благоустроенным. Поначалу Юрий жил в гарнизонной гостинице, деля комнату с двумя товарищами. К приезду Валентины должны были закончить постройку дома, предназначенного для офицерских семей, но строительство затянулось, и воссоединившейся семье негде было жить. Выручила одна из местных учительниц, предложившая молодоженам поселиться в ее комнате на то время, пока она будет в отпуске.
Полученная в наконец-то достроенном доме своя комната была небольшой, обстановка – скромной, за ночь комната остывала, и каждое утро начиналось с растопки печи. Дрова Гагариным приходилось пилить самим, потом Юрий их колол и, благодаря своему природному оптимизму, находил в этом хорошие стороны – с устатку так хорошо спится. Его вообще все устраивало – наконец-то он стал офицером, наконец-то, после долгих лет общежитского быта у него появилось свое жилье! Молодожены ждали ребенка. Вопреки традициям, Юрий хотел дочку, а Валентина – сына. Пожалуй, это было единственное разногласие в их семье. «Вечерами мы с Валей читали книги, – вспоминал Гагарин. – Обыкновенно, лежа на койке, я читал, а она, занятая домашними делами, слушала. Мы брали в библиотеке книги о летчиках. Нам понравилась “Земля людей” Антуана де Сент-Экзюпери – французского летчика и журналиста. Он погиб как герой, не дожив трех недель до освобождения Франции. В его книге было много поэзии и летной романтики, любви к людям. Он описывал мирный труд летчиков почтовых самолетов. Мне запомнилась новелла “Ночной полет”. Сильно в ней описано поведение летчика, пробивающегося ночью сквозь бурю, и переживания его молодой жены. Такое случалось и с нашими летчиками, и с нашими женами… К сожалению, подобных “вечеров громкого чтения” было не так уж много. Валя была занята вместе с другими женщинами общественной работой, а я учился в вечернем университете марксизма-ленинизма».
Университеты марксизма-ленинизма были высшим звеном системы партийного просвещения в Советском Союзе. В них могли учиться как коммунисты, так и беспартийные, обязательным условием было наличие высшего образования. Обучение происходило без отрыва от работы или службы – на вечерних или заочных курсах. Длилось оно два года. Учащиеся изучали историю КПСС, политическую экономию, диалектический и исторический материализм, научный коммунизм, вопросы управления производством, основы советского законодательства, внешнюю политику СССР и современные международные отношения и ряд других предметов. В университете было три факультета – общий, пропагандистский и факультет партийно-хозяйственного актива, на котором учились партийные и руководящие работники. В университете при московском городском комитете КПСС был четвертый факультет – журналистики. Прошедшие полный учебный курс получали диплом, который становился дополнением к высшему специальному образованию и способствовал карьерному росту. Кроме того, диплом университета марксизма-ленинизма