ает в футбол ее муж. Вместо того, чтобы напиться до чертиков из венецианского стекла. Хотя как им можно играть, он же всего лишь фикция, копия, подделка мяча. Подделка мира. Дамочка что-то перепутала. Он слишком тяжел для игры. Если им можно убить. Запросто убить.
Я взъерошил свои густые седые волосы. Господи, почему я так подумал: свои. Это не мои волосы. Это всего лишь парик. Свой цвет волос я уже стал забывать. Их густоту, их длину. Все подделка. И эта антикварная лавка, в которой за один миг ничего не осталось – тоже подделка. И кафе у Косулек, где вместо оленины подают свинью. И Дина, которая была не цветочницей, а воровкой. Может быть, Сенечка не подделка, этот лопоухий, веснушчатый регулировщик. Впрочем, он уж слишком хорош для этого нехорошего нарисованного мира на глобусе. Мир таких не принимает. И в свои ряды не берет.
– Аристарх Модестович, – голос Сени я услышал словно издалека, хотя сам он вплотную приблизился ко мне и даже положил руку на плечо. – Что с вами, Аристарх Модестович?
Действительно что. Почему я так переполошился, вспомнив глобус. Нет, я вспомнил орудие убийства. На котором были отпечатки пальцев. А еще. Ну конечно! Журнал, который я самолично отдал Роману. Журнал, в котором черным по белому указан адрес дамочки, которой я продал орудие убийства. Зачем я его продал. Лучше бы я продал весь мир. Только кому он нужен, этот мир. И кто бы у меня его купил. Если он ничего сегодня не стоит. Возможно, завтра он станет раритетом, превратится в антиквариат, в застывшую форму в виде глобуса. С мертвыми городами, странами, континентами. Морями, реками и горами. Возможно, в таком виде им заинтересуются другие планеты. Застывшим, мертвым миром. Без людей. С людьми он ничего не стоит. Человечество снизило его цену до нуля. И превратило в дешевку.
– Что, что вы сказали, дорогой? – Сенечка встряхнул меня за плечо. И я, наконец, очнулся. Не хватало, чтобы я еще разговаривал вслух.
– Ничего, Сеня, тебе просто послышалась. Я просто… Ну, вспомнил этот глобус. Жаль мне его. Действительно была хорошая вещь. Как-то на сердце она мне легла. И от самого сердца-то и оторвали.
– Ну, да, – согласился Сенечка. – К своему сердцу и приложили. Мне эта дамочка сразу не понравилась. Из этих, новеньких, у которых только что деньги появились. И они словно торопятся взять реванш за свою прошлую неудачную жизнь. А что реванш! Реваншисты изначально пораженцы, я правильно говорю? Помню, как она важно шла с этим глобусом, словно с короной, прижав к груди. Но вы не волнуйтесь, Аристарх Модестович, я ей сполна отомстил. Я уже научился тоже брать реванш. Справедливый реванш. И научился им мстить. Справедливо.
Я вопросительно поднял брови. О чем говорит этот славный справедливый парень?
– Припарковалась-то она с ошибочкой. Парковка-то в том месте не разрешена! Нарушение! Я еще помню, подумал, у такого уважаемого человека, как вы, покупает такие уважаемые вещи. Которые можно сказать из самой истории. А в то же время так невежественно парковаться. Как недоучка! Вот я ей счет по полной и выписал. Ох, и визжала она. Но нет, не помогло. Я людей сразу распознаю. Вернее, не людей, а автомобилистов. И уже поверьте мне, я ошибок не допускаю. Мой глаз наметан. Сразу вижу, кого по полной можно наказывать, без зазрения совести, можно сказать на благо обществу. А кого можно простить. И отпустить с чистой совестью. Вот так, дорогой.
Легкая дрожь, словно морская волна, пробежала по моему телу. Мой голос от волнения охрип. И я выдавил охрипшим голосом:
– И что, Сеня, и бумагу ты составил, как полагается? И адрес она правильный указала? Не слукавила. Знаешь, от таких можно всего ожидать.
– Нет, любезный. Меня голыми руками не возьмешь. Все отрапортовала. Живет она ведь здесь, недалече. Из наших она. К чему ей нарываться на скандал с властями? Поди, каждый раз мимо меня на своей «Тойоте» мотает. То сюда, в свою квартиру, то бишь на нашу улицу, где и прописана, как полагается. То в особняк, то бишь за город. Сегодня еще здесь, в квартире сидит. Видел, как недавно вышла «Из Косулек». Чего ей там делать? Но видно от родословной никуда не деться. Тянет их в «Косульки» и все тут, даже если они из торговок вмиг королевами стали. И даже если такую духовную вещь, как ваш глобус, могут себе позволить. Эх, зря вы, любезный, в такие руки такую вещь!
Я нервно прошелся взад-вперед по пустой комнате. Мне во что бы то ни стало, нужно было у Сени раздобыть адрес этой дамочки. Но как это сделать аккуратно, чтобы он ничего не заподозрил, я придумать не мог. Сеня это сделал за меня. Он даже стукнул себя по лбу, словно его озарила гениальная мысль.
– Ох, как я вас и понимаю, любезный! Хоть и не философ, и от вашей философии далеко стою. На дороге всего лишь. Но понимаю! Вы же один остались! Ну, абсолютно один! Хоть вы и говорите, что абсолютных категорий не существует… Но, похоже, здесь тот случай. Ни родных, ни друзей. Хоть вам они и не нужны были. Элеонора Викентьевна и та померла, – Сенечка всхлипнул и перекрестился. – Но главное – пустая лавка! Вот для вас трагедия, дорогой! Можно сказать горе! Можно сказать живая могила! Ведь эти ценные вещицы из истории вам заменяли все! И жизнью для вас была история! Так начните ее заново! Ну, словно сотворение мира! Хоть с чего начните! Ну вот, хотя бы с этого глобуса. Как никак, а на нем нарисован плохой или не очень, но целый мир! Верните его!
– Как? – я слишком поспешно перебил Сенечку.
Сенечка еще раз хлопнул себя по лбу. Еще сильнее. Словно убеждал, что мысль действительно гениальная.
– А вы выкупите его! Скажите, мол, извиняюсь, кланяюсь, приношу соболезнования. Но глобус и ста рублей не стоит. Ошибочка, мол, вышла. Не исторический он вовсе. А просто старый. Деньжата-то у вас имеются, чтобы выкупить?
Я утвердительно кивнул. Деньги у меня были. Во всяком случае, чтобы выкупить глобус – хватит. Я до сих пор недоумевал, почему Дина не притронулась к этим деньгам. Может, она все-таки не цыганка? Тогда кто? Впрочем, мне было уже не до Дины. Мне нужно было любыми путями получить улику. И, похоже, появился шанс. Я внутренне ликовал. Я не ожидал, что Сенечка был способен на гениальные мысли. Как же я часто ошибался в людях! Но я вовремя взял себя в руки. И проявил сдержанность. Сенечка не должен заметить моего перевозбуждения.
– В общем, это не дурно. Неплохая мысль, Сеня. С чего-то же нужно начинать. А там глядишь, и дело пойдет.
– Вот я о том же, любезный!
Сенечка быстренько раскрыл кожаную папку, которая придавала солидности его не очень солидному виду. И стал рыться в бумагах.
– Ага. Вот оно. И адресок, и телефончик, как положено.
Он переписал мне данные хозяйки глобуса. И пожелал удачи. Я был готов его расцеловать. Но вовремя спохватился.
– Доброе дело хотел для вас сделать, дорогой, – Сенечка приложил руку к сердцу. – Мучит меня совесть, что чуть было вас не подставил. Под тюрьму не подвел. Да как такое возможно! Такой уважаемый человек! Эх, все эта ведьма околдовала. И впрямь одно зло от этих женщин.
– Только в молодости, Сеня, поверь, только в молодости. Потом только одна радость.
– А вам, откуда это известно, любезный?
Я развел руками. Мне это не было известно. Поскольку я был еще достаточно молод. И понятия не имел, с возрастом зло несут женщины или радость. Просто мне хотелось сказать Сене приятное.
– Хотите сказать, что все еще впереди? – ответил Сенечка за меня. И помахал рукой на прощанье.
– Ну, что-то вроде того. Аналогичное.
Зря я радовался, зря ликовал и зря поспешил сказать Сене приятное за добрый совет. Неприятности не заставили меня долго ждать. Едва я набрал номер дамочки. Ее звали ни больше, ни меньше – Виола. Наверняка, в прошлом Валя. Они, как рецидивисты, едва срубят куш, тут же имена меняют. Впрочем, мне до этого не было дела. Виола так Виола.
– Виола?
– Ну.
Кратко и понятно. Похоже, в недавнем прошлом она была массажисткой. Где и словила своего миллионера-футболиста, добросовестно массируя его травмированную коленную связку. Но и до этого мне не было дела. И вообще, какого черта я лезу в чужую жизнь?
Я глубоко набрал в рот воздух и повторил:
– Виола?
– Ну.
Я, как и советовал Сенечка, стал раскланиваться, расшаркиваться перед этой массажисткой. Извиняться и рассыпаться в любезностях. Ну, разве что не станцевал перед ней. Трубка мешала. Наконец, мне удалось внятно разъяснить суть дела. Шарканья и комплименты она молча проглотила. А вот суть дела… Мне пришлось даже отодвинуть от себя телефонную трубку, чтобы она меня не оглушила. Там стоял такой ор, что я уже усомнился, массажистка ли она. Скорее, кондуктор в автобусе.
– И вы… Вы смеете еще…Да как вы вообще смеете.
Слово «смеете» она повторяла раз пятнадцать. Пока я резко ее не перебил.
– Я же извинился. Не я виноват. Это ошибка. Меня самого обманули.
– Ах, так! Да таких, как вы, в жизнь не обманешь! Жулик! Торгует всяким вторсырьем! И честных граждан надувает! Да тебя бы по башке этой рухлядью! Вон, стоит твой мерзкий шар! Кажется бы, взяла да как запустила! То же мне – умник! Да я в жизнь сэконд хэнд не носила! Здесь живут приличные люди! И знакомые наши приличные! И даже не знакомые! Антикварная лавка! Да какая к лешему антикварная лавка! Лавка уцененных товаров! Смени табличку, лапоть! Я бы повесилась, чем нацепить на себя уцененку.
А я почему-то легко представил, как совсем недавно она ошивалась в уцененках и примеривала на себя секонд хэнд. Черт с ней! Хотя и промелькнула подлая мыслишка, что лучше бы я ее этим глобусом, чем старикашку. Но мне удалось узнать главное. Глобус находился недалеко. В квартале отсюда. Более того, эта дура вообще раскрыла все карты, когда завизжала, что завтра утром подаст на меня заявление в милицию.
– Слыхала, слыхала, что вас грабанули! Да теперь сомневаюсь в этом. Наверняка сами припрятали. Весь свой металлолом, чтобы улик никаких (похоже, она знала, о чем говорит). Но ничего, уж вас-то я выведу на чистую воду! Утром! В милицию! С заявлением!