Что ж, вы трое пришли с довольным видом и запахом попкорна, и я испытал такое облегчение, что и передать не могу. Поговорив немного с твоей матерью, Глори помогла Боутону дойти до машины и увезла его домой, в единственное место, где он еще чувствовал себя комфортно. И там они приготовили ужин для всех нас. Ты отправился на поиски Тобиаса, надеясь засорить его строгий лютеранский разум чепухой о вооруженных бандитах и федеральных маршалах. А я сидел там за столом с Джеком Боутоном, который не проронил ни слова. Он еще немного раздумывал перед уходом. На ужин дома у отца он не явился, и никто ничего не сказал, но я знаю, что всех это беспокоило. Твоя мама и Глори прогулялись, когда убрали со стола, чтобы насладиться вечером, как они сказали. Вернувшись, они рассказали, что видели Джека, и он сообщил им, что придет домой позже. По их виду я понял, что они обнаружили его в баре. Подробностей они не раскрыли, да Боутон и не спрашивал.
У Джека Боутона есть жена и ребенок.
Он показал мне их фотографию – разрешил поглядеть всего полминуты, а потом убрал ее. Я немного растерялся, он, должно быть, этого ожидал, но я все равно понял, что ему стоило больших усилий не оскорбиться. Видишь ли, его жена – из цветных. Это действительно удивило меня.
Вчера утром я сидел у себя в кабинете в церкви, просматривал какие-то старые бумаги и думал, что отложу самые интересные, которые пойдут в настоящие архивы, а не в мусорный бак. Все помещение заставлено ящиками с документами, журнальными статьями, листовками и счетами за коммунальные услуги. Похоже, я никогда в жизни ничего не выбрасывал. Боюсь, новому священнику не хватит терпения все это разобрать, и в этом, несомненно, буду виноват я.
Что ж, я сидел там, ощущая, что покрываюсь пылью и паутиной, и испытывая тягостную печаль. И, должен сказать, боялся, что кто-то отвлечет меня, потому что я и так с трудом заставил себя заняться этим. Я еще получаса там не провел, а уже устал.
И тут пришел Джек Боутон, снова в костюме и при галстуке и снова опрятный и чисто выбритый. Но вид, несмотря на все это, у него был немного потрепанный, а в глазах читалась усталость, благослови его Бог. Мне стало любопытно, зачем он пришел, при этом чувство любопытства пересиливало радость от его присутствия, это я признаю. Я не мог поговорить с ним должным образом, поскольку лицо и руки у меня были перепачканы, так что я извинился и пошел умыться. Когда я вернулся, он все еще стоял у двери: я забыл предложить ему присесть – он так и стоял. Он был довольно бледен, и я устыдился собственной невнимательности. Но он так боится непреднамеренно оскорбить человека, что соблюдает правила поведения, которые многие люди забывают, едва услышав о них. В итоге это выглядит так, словно он хочет пристыдить тебя. Мне уже приходилось испытывать подобные ощущения, по меньшей мере, хотя я знаю, что в моем отношении такие обвинения были бы несправедливы.
Потом, когда он сел, я принялся убирать ящики со стола, а он встал и взял один из них прямо у меня из рук. Это было очень мило с его стороны, но все равно немного разозлило меня. Я бы лучше упал замертво, делая что-то сам, чем прожил хоть один лишний день в беспомощном состоянии. Но он делал это с благими намерениями. Он поставил обе коробки на пол, и его руки покрылись пылью, как и перед пиджака, так что он достал носовой платок и стряхнул пыль. Я предложил пойти в церковь, но он сказал, что кабинет его полностью устраивает. Мы немного посидели там молча.
Потом он сказал:
– Я довольно долго не приезжал в город. Главным образом из почтения к отцу. Я мог бы никогда не вернуться.
Я спросил, что заставило его передумать. Он поразмыслил, прежде чем дать ответ.
– По ряду причин я почувствовал, что мне нужно поговорить с ним. С моим отцом. Но, – произнес он, – почему-то, приехав сюда, я не ожидал, что он так состарился.
– Последние несколько лет сильно подкосили его.
Он закрыл глаза рукой.
Я сказал:
– Твой приезд пошел ему на пользу.
Джек покачал головой.
– Вы вчера говорили с ним.
– Да. Похоже, он переживает за тебя.
Он засмеялся.
– Пару дней назад Глори сказала мне: «У него слабое здоровье, мы же не хотим свести его в могилу». Мы! Однако это правда. Я не хочу его убивать. Поэтому я подумал, что лучше мне поговорить с вами. Это моя последняя попытка, обещаю.
Я еле сдержался, чтобы не сказать ему, что и я не отличаюсь крепким здоровьем. Но это было бы глупо, поскольку, если хорошо подумать, едва ли хоть какое-то из его откровений могло стать для меня большим ударом.
Он достал из нагрудного кармана маленький кожаный футляр, открыл его и протянул мне. Рука его дрожала, а мне пришлось надеть очки для чтения, и тогда я все разглядел. Передо мной был фотопортрет – он, молодая женщина и мальчик пяти или шести лет. Женщина сидела на стуле, мальчик стоял рядом с ней, а позади них находился Боутон-младший. Это был Джек Боутон, цветная женщина и мальчик-мулат.
Боутон посмотрел на фотографию, потом захлопнул футляр и положил его обратно в карман со словами:
– Видите ли, – он сдерживал себя изо всех сил, но в голосе проявилась горечь. – Видите ли, еще у меня есть жена и ребенок.
Потом он просто наблюдал за мной минуту-другую, явно в надежде на то, что я не захочу его оскорбить.
– Хорошая семья, – сказал я.
Он кивнул.
– Она прекрасная женщина, да и мальчик тоже замечательный. Я счастливый человек. – Он улыбнулся.
– Ты боишься, что это может убить твоего отца?
Он пожал плечами.
– Это едва не убило ее отца и мать. Они проклинают тот день, когда я родился. – Он засмеялся и дотронулся до лица. – Как вы знаете, у меня большой опыт в том, что касается провоцирования людей, но это уже совсем другая тема.
Я был занят собственными мыслями, и он сказал:
– А может, и нет. Может, это мне так кажется, – и уставился на собственные ладони.
Я спросил:
– Давно вы женаты? – И тут же пожалел об этом.
Он закашлялся.
– Мы женаты перед Богом, как принято говорить. Господь не выдает свидетельств, как и не поддерживает законы против расового смешения. Незримый Бог, проявляющий исключительную благосклонность. Уж простите, – он улыбнулся. – Перед Богом мы вместе около восьми лет. Всего мы прожили как муж и жена семнадцать месяцев, две недели и один день.
Я заметил, что здесь, в Айове, таких законов никогда не было, и он сказал:
– Да, Айова – это сверкающая звезда радика-лизма.
И я спросил, приехал ли он сюда, чтобы сочетаться браком.
Он покачал головой:
– Ее отец не хочет, чтобы она выходила за меня замуж. Он, кстати, тоже священник. Полагаю, это неизбежно. Есть один добрый христианин в Теннесси, друг семьи, который готов жениться на моей жене и усыновить ребенка. Они думают, это весьма любезно с его стороны. Полагаю, так оно и есть. Они верят, что так будет лучше для всех, – сказал он. – Дело в том, что мне было довольно сложно заботиться о семье. Время от времени они уезжали в Теннесси, когда становилось совсем тяжело. Сейчас они тоже там. При таких обстоятельствах я не могу просить ее окончательно порвать с семьей. – Он закашлялся.
Мы помолчали. Потом он сказал:
– Знаете, почему я не нравлюсь ее отцу? Он полагает, что я атеист! Делла говорит, он считает всех белых атеистами, а разница между ними в том, что лишь некоторые это осознают. Делла – это моя жена.
– Что ж, слушая тебя, я действительно пришел к заключению, что ты атеист, – сказал я.
Он кивнул.
– Возможно, правильнее будет сказать, что я пребываю в состоянии категорического безверия. Я не верю даже в то, что Бог не существует, если вы понимаете, о чем я. Разумеется, это тоже волнует мою жену. Отчасти из-за меня, отчасти из-за нашего сына. Какое-то время я пытался лгать ей. Когда я рассказал правду, она, наверное, подумала, что спасет меня. Как я уже говорил, познакомившись со мной, она приняла меня за представителя духовенства. Многие думают так же. – Он рассмеялся. – Как правило, я разубеждаю их. Так же я поступил и с ней.
Так вот, факт в том, что я не знаю, как все это принял бы Боутон-старший. Я удивился, осознав это. Думаю, этот вопрос мы никогда не поднимали, хотя за долгие годы чего только не обсуждали. Просто такая тема не возникала.
Я сказал:
– Я так понимаю, ты все рассказал Глори.
– Нет, я не могу это сделать. Я разобью ей сердце. Она понимает, что я что-то задумал. Вероятно, она решила, что я в беде. Да и отец тоже.
– Полагаю, так оно и есть.
Джек кивнул.
– Вчера он плакал. – Он посмотрел на меня. – Я снова разочаровал его. – А потом произнес, сдерживаясь изо всех сил: – Я не получил ни одной весточки от жены, с тех пор как уехал из Сент-Луиса. А я так ждал этого. Я много раз ей писал. Как там сказано в притчах? «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце»[33]. – Он улыбнулся. – Я даже начал употреблять алкоголь, чтобы успокоиться.
– Я так и понял, – заметил я. И он рассмеялся.
– «Дайте сикеру погибающему и вино огорченному душею…»[34] Правильно?
Слово в слово.
Он сказал:
– Первые слова, с которыми она обратилась ко мне, звучали так: «Спасибо, ваше преподобие». Она шла домой под дождем с огромной стопкой книг и документов – она работала учительницей – и выронила какие-то бумаги, они упали на дорогу, а ветер разметал их. И я помог ей все собрать, а потом проводил до двери, потому что у меня был зонт. Я не особенно задумывался над тем, что я делаю. Ох, уж эти безупречные манеры…
– Ты хорошо воспитан.
– Что да, то да, – согласился он. – Ее отец сказал, что если бы я был джентльменом, то оставил бы ее в покое. Я понимаю, почему он так говорит. У нее была хорошая жизнь. А я не джентльмен. – Он не позволил мне возразить. – Вы знаете, что означает это слово, преподобный. Хотя могу сказать, что под влиянием жены я изменился к лучшему, пусть и на время.