Конечно, более отдаленное от птичьего племени существо, чем Влас Фотиевич Журба, было трудно представить. Но это было не важно - интереснее для Коры был странный человеческий и даже русский феномен: все здесь присутствующие, независимо от того, насколько они могли осознать, что произошло, с самим фактом перемещения из мира в мир вполне смирились. Для одних в том была Божья воля, для других - произвол судьбы, для третьих физический феномен, но никто не собирался бунтовать, восставать и бороться с Богом, судьбой-феноменом. Ждали. Ждали, пока Там решат, что делать дальше.
Когда Журба смахнул слезу, сопровождавшую воспоминание о его птичьем полете, хотя полет, конечно, был пьяным и безобразным. Кора, прежде чем обратиться к следующему, спросила:
- А в поездке - ну, в карете, в пролетке... вы были не один?
- Ни боже мой! - откликнулся полицмейстер. - Иннокентий Илларионович из Ялтинской городской управы...
Он оборвал себя, в глазках появилось загнанное выражение проговорившегося гимназиста.
- Не трать времени. Кора, - сказала Нинеля, - пошли дальше, а то до ужина прочикаемся.
Кора подошла к девушке, сидевшей на корточках, что выдавало ее, с точки зрения Нинели, восточное происхождение. Потому что она с убежденностью произнесла:
- Из татарок. Но эти... они с ней разговаривают, они ее Паррой называют. А так она языка не знает. - Парра? - спросила Кора. Девушка грациозно поднялась и встала перед Корой. Она была черномазой - это слово к ней подходило более других - с жирными, нечесаными волосами с воткнутым в них костяным гребнем. Смуглая кожа и мелкие черты лица, опущенные глаза как-то стушевывали лицо, делали его незаметным, прятали в сутолоке волос. Руки у девушки - а она была совсем молода - были слабые, с тонкими пальцами, они безвольно висели вдоль бедер. На безымянном пальце правой руки было тонкое золотое витое колечко. И Кора вдруг поняла, что эта девушка не ее современница, что она пришла из далекого прошлого. Может, она и есть та самая древняя принцесса, которая первой превратилась в птицу?
- Вы меня понимаете? - спросила Кора по-гречески - когда-то она учила этот язык, увлекшись мифами Эллады, это было еще на Детском острове.
Парра подняла глаза. Глаза оказались карими, и лицо ее озарилось мгновением истинной потаенной красоты. Тут же ресницы опустились вновь. Парра не ответила.
- Она - готская принцесса, - сказал Эдуард Оскарович, который знал не только многое, но и то, о чем и знать-то вроде был не должен. - Это был такой народ, о котором известно мало, - готы Крыма. О них упоминает автор "Слова о полку Игореве".
Кора вздохнула. Она помнила название этого стихотворения, но о чем оно и кто его написал - представления не имела, - то ли болела в тот день, то ли прогуляла урок.
- И она тоже попала сюда недавно? - спросила Кора.
- Она не могла попасть давно, я же говорил вам, - ответил человек в толстых очках. - Они все попали сюда, когда активно заработала установка Гарбуя. И она стала вытягивать сюда всех, кто погибал или пропадал без вести в точке соприкосновения наших миров. - То есть сколько лет этой девушке? Наверняка больше пятисот.
Сообразив, что речь идет о ней, Парра сказала несколько фраз Коре. Язык звучал красиво, звучно, но Кора не все поняла.
- Так и запиши, - сказала Кора, - готская принцесса. - Я уже написала, - ответила Нинеля. - И должна сообщить о том, что у этой гражданки есть отношения с Покревским.
- А какое нам дело до этого? - спросила Кора. Она еще не знала, кто из присутствующих Покрев-ский; оставался, правда, лишь молодой человек со страшным шрамом.
- Нам должно быть до всего дело, - сказала Нинеля. - Мы с вами комитет по управлению соотечественниками за рубежом. Моральный уровень наших товарищей должен быть на высоте. Ведь не на пустом месте сидим, а на глазах у враждебной общественности. А вернемся домой, и нас спросят: а как вы себя вели, не уронили ли достоинство советского человека?
Кора даже открыла было рот, чтобы ответить этой законсервированной красавице, но сдержалась. Ее функция - наблюдать, запоминать и понимать, что происходит. А кто с кем спорит, кто за кем наблюдает - это ее не касается.
- Господин Покревский? - спросила Кора, улыбнувшись притом и как бы ставя себя на сторону Покревского, который имел полное право дружить с любой готской принцессой.
- Я, - сказал молодой человек со страшным шрамом. Он продолжал лежать на земле, прикрыв глаза и разведя ноги в сапогах.
- Мне он не нравится, - сообщила Нинеля. - Сволочь недобитая.
- Вы мне тоже не нравитесь, мадемуазель, - ответил молодой человек. - Потому что вы шлюха. - Ну вот, видишь!
- Расскажите нам о себе, - попросила Кора. - Что считаете нужным.
- Я ничего не считаю нужным, - ответил молодой человек, а когда Нинеля заорала, чего он, видно, и добивался, то молодой человек приоткрыл правый глаз. - Только не дотрагивайся, - закончил он свою речь. - А то отвечу действием.
- Можно, я его? - спросила Нинеля. Она не была уверена в себе признав главенство Коры и находясь в центре внимания, она предпочитала изображать подчиненную.
- Отставить! - рявкнула Кора и не узнала своего голоса.
- Слушаюсь - отставить, - сразу покорилась Нинеля. И в глазках загорелось странное тяготение к Коре, в которой для Нинели воплотился идеал хозяйки. Ее можно любить, и ей можно подчиняться. Но Нинеля была схожа с дрессированной пантерой: послушна, пока видит хлыст. И не дай бог укротителю отвернуться! - Расскажите о себе, - попросила Кора. - Я нахожусь во сне, из которого не могу вылезти, - ответил Покревский. - Не знаю, каково остальным, но для меня случившееся - это смерть и то, что наступает после смерти. Я даже думаю - тут, в чистилище, и смешиваются души разные - мы собрались вместе - и жертвы, и палачи. И вчерашние, и завтрашние. Был бы я человеком глубоко верующим, я бы забился в угол и молился, вымаливал себе прощение за грехи, и просил бы о праве уйти отсюда, от этих монстров. - И Покревский обвел рукой присутствующих.
- Хорошо, - согласилась Кора, сказала громче, чтобы заглушить хруст зубов озлобленной атеистки Нинели. - Давайте сейчас не спорить - мы же хотим понять наше положение...
- Независимо от того, чистилище это или уже ад, - вмешался Эдуард Оскарович.
- Мое жизнеописание, - сказал Покревский, - умещается в двух строчках личного дела: служил в пятнадцатом гренадерском Тифлисском, был дважды ранен, в чине поручика перешел на службу к генералу Корнилову, совершил с ним Ледовый поход, а после смерти генерала примкнул к дроздовцам. Карьеры не сделал - опять ранили... - Покревский дотронулся до шрама, потом болел тифом... войну кончил ротмистром, командовал экскадроном. Когда большевики вошли в Крым, попал в засаду, спасался, прыгнул с утеса... попал сюда. Коня жалко. Конь меня столько раз спасал... А что касается этой девушки, несчастной и особенно одинокой, то прошу грязными руками к ней в душу не лезть.
- Мы учтем твое пожелание, - сказала Нинеля, вложив в голос столько яда, что воздух стал горьким.
- Значит, это было в двадцатом году? Осенью? - спросил Калнин. - В ноябре, - ответил ротмистр. - Записала? - спросила Кора. - Записала.
Дальше сидел, вытянув длинные ноги, инженер Той. - Ты все знаешь, сказал он Коре. - Пожалуйста, - попросила она. - Скажи, как все. Чтобы все знали.
- Хорошо. Всеволод Николаевич Той. Инженер. Попал сюда в 2094 году во время неудачного испытания махолета. Еще не во всем разобрался...
- В каком году, простите? - Это был голос Калнина. - Мы уже слышали эту дату.
- Он прав, - сказала Кора. - Я попала сюда на следующий день после него.
- А вот этого не может быть! - закричала вдруг боевая Нинеля. Инженер твой здесь уже вторую неделю. Он сразу за мной прибыл.
- Ничего особенного, - сказал тогда мужчина в толстых очках. - На переходе между мирами действуют совершенно иные законы пространственно-временного континуума. И не столь важно, кто и когда сюда попал. Попадать сюда вы начали тогда, когда заработала установка. Она же вытягивает людей из точки пространства, а не из точки времени. Почему вас так волнует появление инженера днем раньше или днем позже, но совершенно не удивляет то, что принцесса Парра покинула Землю, очевидно, более полутысячи лет назад и прибыла вместе с нами? А уважаемый Влас Фотиевич вылетел из пункта "а" в пункт "б" за полвека до меня.
Кора дождалась, пока Калнин кончит говорить, и сразу же обратилась к нему со стандартным вопросом:
- А теперь расскажите о себе. Когда вы сюда попали и кто вы?
- Меня зовут Эдуардом Оскаровичем, - ответил тот. - Я физик, физик-теоретик. В сентябре 1949 года я оказался здесь в отпуске, из которого не вернулся. Не совсем по той же причине, как вы, но по причине близкой.
- Эдуард Оскарович, ваша фамилия! - потребовала вдруг боевая подруга Коры. Что-то ей не понравилось в имени физика.
- Моя фамилия Калнин, - ответил очкарик спокойно. - Но это вам ничего не скажет.
- Мне все и всегда говорит, - ответила боевая подруга. - И мне даже интересно, не приходитесь ли вы родственником комдиву Калнину Оскару, который проходил по делу военных вредителей в оборонной промышленности на процессе 56-ти в октябре 1938 года? - А вы откуда знаете?
- Здесь вопросы задаю я, - ответила боевая подруга, и Кора вдруг испугалась, не слишком ли быстро та забирает власть, и потому решила сбить с нее спесь.
- Дайте-ка я проверю, что вы там изобразили, - сказала она. - У меня почерк плохой.
- Давай, давай, когда велят, - вступился за Кору полицмейстер Журба, - должна быть проверка.
Как и можно было заподозрить, грамотность и каллиграфия не были сильными сторонами разведчицы Ни-нели. Строчки норовили уехать вниз, видно, стесняясь тяжелого груза многочисленных ошибок.
- Я потом перепишу, - сказала Нинеля. Молчание Коры казалось ей укором. - Ты не волнуйся, все будет как положено, протокол, выступления, анкеты.