задал неуместный.
— Ни о чем не думаешь! — грубо вмешалась в разговор Ольга. — У Саши от шоколада диатез!
Она выхватила шоколадку. Вербицкий по-хозяйски удерживал мальчика за плечо. Антон не решался обнять расстроенного сына. Помявшись, он обернулся к жене.
— Оль, я деньги принес. Вам с Сашей.
— Положи на стол. — Ольга дернула сына за руку и строго сказала: — А нам пора собирать портфель и ложиться спать. Утром в школу.
Она увела ребенка. Мужчины остались одни. Их разделял круглый стол с двумя букетами цветов.
— Не думаю, что являться тебе сюда — это правильная идея, — первым начал Шувалов.
— Другие так не считают. Я же не к тебе пришел.
— А мое мнение уже ничего не значит? — угрожающе надвинулся на противника Шувалов.
— Слушай, Антон Викторович. Я же не бил тебе морду, когда ты спал с Людой. Я победил в честной борьбе.
— При чем тут Люда? — вскипел Антон.
— Успокойся. Я, кстати, наделся тебя здесь увидеть и хотел извиниться.
— Вот как?
— Тогда, в лаборатории, я наговорил много глупостей. Люда погибла, я был не в себе. Надеюсь, ты понимаешь мое состояние. Врагу не пожелаю…
Шувалов молчал. Вербицкий, видя, что тот успокаивается, продолжил:
— Я только потом разобрался, что ты действительно хотел ее спасти. Хотя и таким чудовищным способом. Правда, я не до конца понял твои действия. Ты мог бы объяснить?
— У меня не получилось.
— Да. Но ведь Люда пришла в себя, ее мозг заработал!
— Это ничего не значит.
— Значит! Еще как значит! Скажи, если бы у тебя было время на подготовку, результат был бы другой?
— Не знаю. Не уверен.
— Антон, я хотел тебе позвонить, да всё не решался. Но раз мы встретились… — Вербицкий сделал полукруг по комнате. Когда нужно, он умел быть обходительным. — Понимаешь, передо мной стоит почти такая же задача. Надо вывести из трехлетней комы генерала Павлова. Он Герой России, за него просит высокое руководство, а я не знаю, как подступиться.
— Это другая проблема.
— Почему? И там, и там требуется включить мозг. Это твоя терминология!
— В основе разные причины. Хотя, в случае с длительной комой, задача упрощается.
— Вот, видишь! Давай сделаем это вместе. Ради науки.
Шувалов усмехнулся.
— Славы захотелось.
— Да я бы рад отказаться, но не могу! Леонтьев не слышит никаких возражений. На него давят, и он требует результата.
— Значит, доверяет.
— Мне это доверие, как ярмо на шее!
— А меня он уволил. Выгнал.
— От этого и я не застрахован. Раз оступился и… Да о чем говорить! Ты всё прекрасно понимаешь. Леонтьев — чиновник, а мы — ученые! Он по одну сторону баррикады, мы по другую. Забудем про него. Смотри на жизнь шире. Есть интересная задача, необычная, трудная. Когда ты отступался от таких?
— Это твоя задача.
— Антон, я знаю, ты не первый год интересуешься этой проблемой. У тебя есть наработки. Поделись со мной.
Шувалов заколебался. Его просил человек, из-за которого его уволили с работы и завели уголовное дело. Этот человек влез в его семью, проводит время с его сыном, дарит цветы жене. Он занял его место на работе, является в его дом и, несмотря на это, напролом требует помощь. Так обстояла ситуация, с одной стороны.
А с другой, его просили о помощи заслуженному генералу, мозг которого был ближе к смерти, чем к жизни.
Вернулась Ольга. Насупившаяся. Хмурая.
— В последние дни Саше стало намного лучше. Сегодня он почти не заикался и говорил чисто-чисто. Ведь так, Борис?
Вербицкий кивнул. Ольга искоса взглянула на Антона. Она даже не подняла головы, смотрела только на его ноги.
— А твой приход Сашу разволновал. Он опять сорвался. Зачем ты повышал голос?
— Я не ожидал, что встречу здесь… — Шувалов замялся, не понимая, почему он вынужден оправдываться.
— Кого? Бориса? Ты договаривай, договаривай. Значит, Борис для тебя плох. Неделю назад ты с ним дружил, а сегодня не желаешь видеть! А между прочим только благодаря ему у Саши наступил прогресс. — Распаленная женщина стала картинно благодарить Вербицкого. — Спасибо тебе, Боря. Огромное спасибо. С тобой Саша делает успехи. Сначала он нервничал, а сейчас охотно играет с тобой. У тебя с ним полное взаимопонимание, даже лучше, чем с отцом. Ты настоящий друг. Приходи к нам почаще.
Шувалов не в силах был это слушать, выложил на стол деньги и направился к выходу. Он оказался непрошенным гостем в собственном доме.
— Может, чаю? — едко бросила в спину Ольга, словно ударила кончиком хлыста.
Вербицкий, как ни в чем не бывало, нагнал Шувалова в коридоре.
— Так как, дружище, откроешь свой секрет?
— У меня нет секретов. — У Антона чесались кулаки. — Читай мои статьи, там есть всё.
— Какие? — торопливо спросил Борис и вытащил блокнот, чтобы записать.
— Лучше все. С самого начала. А так же отчеты. Найдешь их в институтской библиотеке.
Шувалов вышел, с огромным трудом поборов желание громко хлопнуть дверью.
30
Побледневший за последние дни Шувалов с осунувшимся лицом и темными кругами под глазами взглянул на настенные часы в лаборатории ПЭТ, позитроно-эмиссионной томографии. Стрелки неумолимо приближались к трем.
— Пора, — решил он, и второй раз за ночь лег на подвижный стол с загнутыми по бокам краями. Одет он был в простую пижаму, и поверхность каталки вновь показалась ему холодной.
— Может, хватит? — не скрывая тревоги, спросила Репина. — Это уже восьмой эксперимент за неделю!
— Вводи.
— Антон, посмотри на себя. На тебе нет лица.
— Я ученый, а не фотомодель, — усмехнулся Шувалов.
— Радиоактивные вещества не успевают выводиться из твоего организма. Они накапливаются.
— Не смотри на мой внешний вид. Это из-за недосыпания. Следующей ночью проведем еще два эксперимента и закончим.
— Антон, надо сделать перерыв. Это опасно.
— Ты сама сказала, что у Вербицкого возникли подозрения. Если он доложит Леонтьеву, и нам закроют доступ к томографу. Мы должны спешить.
— Но не такой же ценой?
— Антон Викторович, — в разговор вмешался Сергей Задорин, управлявший позитронно-эмиссионным томографом. — Может я вместо вас? Сделайте следующий эксперимент на мне. Я готов.
— Хватит сюсюкать! — повысил голос Шувалов. — Вы оба прекрасно знаете, что мне для сравнения нужен один объект! Один и тот же! Иначе, опыты можно делать бесконечно! — Он вытянулся на столе, развернул руку, чтобы вена на локтевом суставе была хорошо доступна, и спокойно, но твердо приказал: — Прения закончены. Елена, вводи препарат. И помни, что сейчас я исследую реакцию на боль.
Репина сжала губы, и заставила себя воткнуть широкую иглу в вену Шувалова. Радиоактивная жидкость медленно перекочевала в кровь ученого. Некоторое время он лежал молча и ждал, пока радиоизотопы распространятся по организму и проникнут в мозг. Любая физическая активность на этом этапе могла повлиять на равномерное распределение изотопов и исказить результаты.
— Начали, — подал знак Шувалов.
Задорин включил управление. Стол, на котором лежал ученый, въехал внутрь круглой арки в форме огромного бублика. По пути Антон поймал на себе обеспокоенный взгляд Репиной.
— Не жалей меня. Иначе придется повторить эксперимент, — предупредил он и ободряюще улыбнулся.
Когда голова ученого оказалась внутри бублика, Елена хирургическими щипцами ухватила кожу на плече Антона. Ее веки закрылись, а рука крепко сжала инструмент и с силой крутила его, чтобы причинить добровольному пациенту максимальную боль. Шувалов терпел стойко. Из-под опущенных женских ресниц выступили светлые слезинки. Кроме этих маленьких капель, эксперимент протекал строго по плану. Радиоактивный препарат, проникший в мозг, выделял излучение. Десятки датчиков, расположенных внутри «бублика», равнодушно фиксировали высвобождаемую энергию.
Сергей Задорин сидел за компьютером и наблюдал, как на экране светлыми участками выделяются интенсивно работающие клетки мозга, ответственные за боль. Чем ярче они вспыхивали, тем большие муки испытывал Шувалов. Подобную картину Сергей видел и ранее, когда они исследовали реакцию мозга Шувалова на креативность, речь, эмоции, мышечные движения, внимание и память. Утомление и невротическую депрессию доктор наук Шувалов запланировал на заключительные эксперименты. Он умел оптимизировать свою работу. К завтрашней ночи утомление и депрессия будут естественным состоянием его измотанного организма.
31
Промозглый моросящий дождь прекратился только под вечер. Антон, не смотря на вежливое сопротивление отца, стал собирать его на прогулку. Ему редко удавалось вывезти отца на свежий воздух, хотя он и обещал ему помогать.
— Хватит сидеть в четырех стенах. — Шувалов толкнул тяжелую дверь подъезда и спустил коляску с отцом-инвалидом по металлическим швеллерам. — Пока я живу с вами, будем гулять.
— Да я и сам могу, — храбрился Виктор Александрович, активно помогая направлять колеса.
«Если бы так», — горько подумал Антон, припоминая многочисленные ступеньки и бордюры, которые почти не замечают пешеходы, но для человека в инвалидном кресле они сродни Эльбрусу и Монблану.
Он преодолел несколько подобных препятствий и выкатил коляску на асфальтовую дорожку небольшого сквера. Тонкие колеса шуршали по мелким лужам, мертвые листья налипали и неохотно отваливались с резиновых ободков.
— Антон, всё хочу спросить… ты к нам надолго?
— Что? — Шувалов отвлекся от сложных мыслей. Каждую свободную минуту он возвращался к тем результатам, которые получил на томографе.
— Я спрашиваю: когда ты в семью вернешься?
— Надоел вам с мамой? Загостился?
— Не дури. Я же вижу, что у тебя дома неладно. Из-за чего с Ольгой повздорил?
— По глупости.
— Так извинись.
— Даже не спрашиваешь, кто виноват?
— Это без разницы. Мужчина первый должен просить прощения.
— Я пробовал.