— Это внук нашего министра!
Антон на мгновение оторопел, повернулся к сыну и спросил:
— Саша, как фамилия Вовы?
— Гы-гы-г… — покрасневший от смущения мальчик никак не мог выговорить слово.
— Гриценко? — подсказала ему Репина.
— Да.
Нейрохируг метнула гневный взгляд в задумавшегося Шувалова.
— Ты понимаешь, что это значит? Если всё окончится неудачей, нас в порошок сотрут. Объяснения о клинической смерти никто и слушать не будет. Простым увольнением на этот раз не отделаемся. Это статья, Антон, уголовная статья! А всесильный дедушка превратит ее в реальный большой срок! На его стороне будет не только прокуратура, но и общественность, журналисты. Они как каток пройдутся по нам. Ты это понимаешь?
Шувалов хмуро кивнул. В словах Репиной не было никакого преувеличения. Затрагивание интересов большого чиновника многократно увеличивало риск и без того авантюрной операции. А о последствиях и думать не хотелось.
— Надо отказаться, Антон. И вернуть мальчика врачам, пока не поздно.
— Поздно. Они сдались. — Антон прижимал к себе сына и старался, чтобы тот не слышал разговора. — Они готовы зафиксировать смерть.
— И мы не боги!
— П-папа, — Саша, вытянув шею, смотрел в глаза отцу. — У вас здесь ш-шашки есть?
— Зачем тебе?
— Мы б-будем играть с Вовкой. Когда ты его раз-збудишь. Мы д-договаривались.
Шувалов прикусил нижнюю губу и плотнее прижал сына. Незачем ему видеть слабость отца.
— Вот что, — Антон громко обратился к притихшим сотрудникам лаборатории, слышавшим весь разговор. — Кто хочет мне помочь — остается. Остальных прошу покинуть помещение.
Большинство сотрудников, пряча глаза, устремились к выходу. Шувалов смотрел на Репину. Та мялась в нерешительности.
— Да, мы не боги, — согласился Антон. — Мы лучше! Мы — ученые!
Хлопнула дверь за последним сотрудником. Лаборатории опустела. Вышли все, кроме Репиной. Шувалов ждал, стиснув скулы. Елена подняла глаза.
— Сколько времени прошло?
— Не больше получаса.
— Так что же мы стоим! — встрепенулась она. — Говори, что делать?
Репина начала надевать хирургическую одежду. Шувалова отпустило. Один он бы не справился. Вот если бы еще помощь квалифицированного нейропрограммиста.
Из стеклянного бокса высунулся Сергей Задорин и бодро отрапортовал:
— Я настроил приборы!
На Антона дернулись уголки губ. Он поднял вверх сжатый кулак. «Прорвемся!»
Влиятельная ассистентка директора без предупреждения по-хозяйски вошла в кабинет босса. Валентина Федоровна Рашникова демонстрировала некое подобие служебной иерархии только в присутствии гостей института.
— Юрий Михайлович, к списку оборудования был также приложен диск. — Рашникова протянула квадратный пакетик директору. — Его можно посмотреть через компьютер.
— Не сомневаюсь, ты это уже сделала, — пробурчал Леонтьев и, не дождавшись ответа, добавил: — Сколько раз я говорил, чтобы ты не лезла в мою корреспонденцию.
— Конверт был адресован Шувалову.
— Что? При чем тут Шувалов? Он у нас давно не работает!
— Не числится, — уточнила всезнающая Валентина Федоровна.
— Что в лоб, что по лбу! После его ухода порядка стало больше. И в науке мы ничего не потеряли. Наоборот, вон какие громкие успехи! Генерала воскресили, фигуристку в большой спорт вернули. Телевизионщики стоят за интервью в очередь!
— А между тем, оборудование пришло на имя Шувалова. Без его подписи мы ничего не получим.
— Они там, в министерстве совсем охренели! Я позвоню и разберусь с их головотяпством! Отчебучили, понимаешь!
— Вы сначала диск посмотрите, Юрий Михайлович, — спокойно заметила ассистентка и покинула кабинет.
Леонтьев посмотрел вслед строптивой подчиненной и, нехотя, стартовал видеофайл. На экране появился улыбающийся японец, который демонстрировал, как работают его искусственные руки. То, что это не настоящие руки, а нейропротезы, Юрий Михайлович догадался лишь благодаря закадровому переводу.
«Здравствуйте, доктор Шувалов! Вы сделать удивительную работу. Мои новые руки двигаться очень хоросо. Теперь я могу сам есть, чесать нос и даже подписывать вазные бумаги. Я управляю нейропротезом с помощью мысли, точно так, как обычный человек управлять своими руками. Вы это сейчас видеть. Это великий шаг в науке. Я отень вам благодарен и спесу выполнить свою часть нашего договора. Я надеяться, что приборы, которое вы получили, полностью соответствует вашему запросу. Если мои люди где-то осибаться, звоните господину Хисато Сатори. Он передаст мне ваши слова. Успехов вам, доктор Шувалов. И больсое спасибо».
«Хисато Сатори, — вспомнил Леонтьев и с досадой покачал головой. — Тот самый японец, который прилетал в Москву. Он договаривался о разработке и вживлении нейрочипа в мозг инвалида для управления нейропротезами рук. Искал Шувалова, но я ему отказал. А хитрый япошка нашел-таки нашего всезнайку и договорился с ним напрямую! Это не удивительно. Удивительно другое. Невероятный эксперимент удался! Упрямец Шувалов совершил грандиозный прорыв в нейронауке!»
— Вот же, сукин сын! — вслух произнес Леонтьев.
На его лице отражалась мучительная борьба неприязни администратора к неуправляемому сотруднику и глубокого восторга ученого перед великим открытием.
67
У входа в школу на растерянную молодую учительницу с потеками туши на щеках наседал солидный пожилой мужчина. Из каждого его жеста и слова, как мусор из-под талого снега на обочине, выпирала спесь большого начальника.
— Я вас спрашиваю! Где ученик первого класса Владимир Гриценко? Я его дед, и имею право знать о судьбе внука!
— Тут такое творилось, такое…
— Вы, пока еще, классный руководитель, и обязаны контролировать учеников в любых обстоятельствах. Где Вова Гриценко, черт возьми?!
— Его увезли. На скорой, — вмещалась в разговор завуч школы, руководившая эвакуацией учеников. — Вову вынесли из подвала и сразу в машину.
— Это был он? Вы уверены?
— Да. Я беседовала с ним при приеме в школу.
— Что с ним случилось?
— Лучше спросить у врачей. Его увезли в больницу.
— Какую больницу? Почему вы до сих пор туда не позвонили?
— Простите, у нас много детей.
— Не было никакой больницы! — возмущенно выкрикнул всклокоченный мужчина лет сорока в кожаной куртке. — Я водитель «скорой». Меня вытолкнул какой-то сумасшедший. Он не хотел ехать в больницу! Он требовал везти мальчика в какой-то институт!
Ольга Шувалова, слышавшая разговор, поняла о каком «сумасшедшем» идет речь. Она уже четверть часа металась по школьному двору, и многое успела выяснить.
— Что за институт? — негодовал министр. — Адрес! Телефон!
— Я не знаю. Я же говорю, меня выкинули из машины. Он сам сел за руль.
— Что у вас происходит?! — министр перевел гневный взгляд на завуча. — Я это так не оставлю! Где директор?
Шувалова поспешила вмешаться.
— Извините, кажется, я знаю, куда повезли Вову Гриценко. Ведь вместе с ним был еще один мальчик? Светловолосый?
— Да, — кивнул водитель.
Ольга хорошо помнила трагическое происшествие с Людой Вербицкой. А в том, что Антон находился рядом со школой, она убедилась, обнаружив на снегу его куртку.
— Они поехали в институт нейронауки, — сказала она.
— Что? — вскинул седую бровь министр.
— Надо ехать туда. У вас есть машина?
— Разумеется.
Профессор Леонтьев бродил по кабинету и морщил лоб. Как отнестись к невиданному подарку уволенного сотрудника? Он лично его выгнал, а теперь, что же, извиняться? Это плохо отразится на авторитете директора. Но с другой стороны, как же хотелось оприходовать великолепную технику, а потом собственноручно распределять ее среди заискивающих завлабов.
В кабинет без приглашения сунулась Рашникова.
— Что еще, Валентина? Опять за Шувалова хочешь заступиться?
— Юрий Михайлович, я думаю, вы должны это знать. Антон Шувалов находится в нашем институте.
— Вот как! Хмм… Может, мне с ним поговорить? Неформально.
— Сейчас это невозможно. Он заперся в Семерке.
— В седьмой лаборатории? Зачем?
— Вместе с Репиной и Задориным он проводит опыты на шестилетнем мальчике.
Глаза Леонтьева округлились и полезли из орбит, открытый рот застыл от удивления.
— Это ни в какие ворота… — пролепетал он.
— Я всё выяснила, Юрий Михайлович. В одной из школ произошел пожар. Ребенок фактически погиб, задохнувшись дымом. Но Шувалов силой привез тело сюда. Он намерен включить мозг мальчика. Об этом рассказал врач скорой. Он у нас внизу.
— Да что же это такое! — Леонтьев пришел в себя и выскочил из кабинета. За ним едва поспевала ассистентка. — Немедленно прекратить! Я не потерплю! Опыты на ребенке, это чудовищно!
— Я неверно выразилась. Не опыты. Шувалов руководит экспериментальной операцией.
— Семерка не приспособлена для таких операций! Да и потом, нужно согласие родителей.
— В операционную при клинике его бы не пустили, вы знаете.
— Его никуда нельзя пускать!
— А если Шувалов оживит мальчика?
— Оживит? У нас есть свидетельство о смерти?
— Нет.
— Вот видите! Надругательство над телом — это минимум, что ему грозит! А если припишут убийство? Вы понимаете, чем это аукнется нашему институту?!
Леонтьев уже спустился на первый этаж и продвигался к лаборатории. Там толпились взволнованные сотрудники. Директор рванулся к двери, но путь ему перегородил инженер Егор Смирнов.
— Туда нельзя.
— Что?
— Шувалов просил не мешать. Я вас не пушу.
— Смирнов, ты понимаешь, что говоришь? Я директор, а там посторонний человек, который творит безобразие.
— Там ученый. И он спасает маленького человека.
— Спасает! Да, как же! Один раз он уже спас. Еле отмылись. От Шувалова одни неприятности! Без него мы только-только восстановили авторитет института. Ваш авторитет! — Леонтьев уже обращался ко всем собравшимся.
— Вы имеете в виду громкие успехи с генералом и фигуристкой? — спросил один из сотрудников.