Положение Бориса Николаевича стало критическим.
Его сняли с должности первого секретаря МГК КПСС, вывели из состава Политбюро. Ситуация осложнялась и тем, что все демократическое движение тех лет возглавлялось преимущественно сторонниками вампиризма. Именно в их руках было сосредоточено управление органами телевидения и прессы.
И когда Бориса Николаевича порою упрекают в непоследовательности, как-то забывают эти «пуритане» от политики, какое тогда было время и на чьей стороне выступали они сами. Я же ничего предосудительного в компромиссах Бориса Николаевича того времени не вижу. Более того, я утверждаю, что эти компромиссы были необходимы в борьбе с засильем вампиров, рядившихся в демократические одежды.
«Это было время тяжелой схватки, схватки с самим собой. Я знал, что если проиграю в этой борьбе, то значит, проиграю всю жизнь. Поэтому и напряжение было такое, поэтому сил осталось так мало».
И все равно, учитывая принципиальность и несгибаемость Бориса Николаевича, можно уверенно утверждать, что он бы и не пошел на компромиссы, если бы его не загнали в угол.
Вы помните, как подкупленные международным вампиризмом спецслужбы США засняли на пленку выступление пьяного Ельцина, а потом передали пленку нашему центральному телевидению?
А историю с двумя букетами вы не забыли?
Но и тогда не пошел Борис Николаевич на компромисс.
«На падение своего рейтинга… — пишет он в «Исповеди», — я отреагировал достаточно спокойно. По-прежнему уверен: все встанет на свои места, не может эта нелепая и бессмысленная история надолго подорвать доверие ко мне людей, вдруг в чем-то засомневавшихся».
И лишь когда клика Горбачева, апеллируя к самым низменным, пещерным инстинктам избирателей, принялась раздувать историю детского садика под Москвой, который купила семья Ельциных за четыре тысячи рублей, чтобы в достатке иметь свежую детскую кровь, только тогда Борис Николаевич и решился пойти на компромисс.
Во-первых, он сразу отказался от детского садика, а во-вторых, провел отчаянно-смелый и до безумия гениальный маневр с покупкой одноразовых шприцов.
Признаться, этот ход сбил тогда с толку и меня, скромного исследователя его жизни. Мне показалось, что под давлением обстоятельств Борис Николаевич капитулировал, сдался на милость клики Горбачева…
Что тогда смутило меня?
Меня смутило то, что смущало всех людей, которым известно, что СПИД, этот страшный бич вампиров всего мира, для упырей, сосущих кровь только у русского, еще не зараженного населения, особой опасности тогда не представлял. Кроме того, как ясно из программы действий президента Ельцина, он, этот СПИД, не грозит и населению, вся кровь из которого будет высосана прежде, чем болезнь успеет распространиться.
Вот поэтому, когда Борис Николаевич отдал свои трудовые доллары на приобретение одноразовых шприцов, я и воспринял этот жест как измену патриотическим убеждениям, решение перенести свою деятельность в общеевропейский дом Горбачева. Мне даже показалось тогда, что теперь Ельцин будет сосать кровь и у армян, и у латышей, и у молдаван…
Обманулся не только я…
Горбачев тоже купился на этот маневр Ельцина, утратил бдительность, на мгновение ослабил контроль, и тут-то и нанес Борис Николаевич серию сокрушительных ударов, навсегда отшвырнувших горбачевскую клику от власти в стране.
Вместе с миллионами людей, затаив дыхание, следил я за предвыборной стометровкой Ельцина…
И снова великое чувство гордости за русский народ, который так любит своих упырей, охватывало меня.
«Скажите, господа! — спрашиваю я сейчас. — Где еще вы найдете народ, с такой самозабвенной радостью готовый отдать свою кровь начальствующим упырям? Нет, нигде, господа, не найдете вы такого народа!»
Кстати, к вопросу об истории с детским садиком.
Еще за неделю до выборов — как все-таки ошиблись эти ненавистные вампиры в русском народе! — я сам слышал, как одна старушка в троллейбусе говорила:
— Хватит уже Мишам пить кровь. Пускай теперь нашему Борюшке хорошее питание будет!
И ведь таких, как эта старушка, оказалось 55 процентов избирателей!
А так называемый «августовский путч»?
Как уверенно сокрушил Борис Николаевич остатки вампирских цитаделей, а заодно и эту, утратившую последние связи с вампиризмом-упыризмом, партию!
Глава одиннадцатая
Вот мы и прошли с Борисом Николаевичем весь его долгий и трудный путь восхождения к верховной власти…
Недавно мне показали обращение, адресованное Борису Николаевичу Ельцину:
«Борис Николаевич!
Скажите, когда вы начали работать на ЦРУ?
Вы один сделали для США и стран НАТО значительно больше, чем все их армии за три последних столетия. Вы совершили то, что не удалось ни Наполеону, ни Гитлеру. Казалось, это невозможно, но вам удалось. Вы сокрушили нашу державу. Вы сумели поставить Россию на колени.
Когда я вижу на экране телевизора ваше искривившееся от вранья лицо, ваши заплывшие от лжи глаза, я думаю, что вы не человек…
Я знаю, немало для разрушения страны сделал и Горбачев.
Но ведь он — Нобелевский лауреат. В конце концов, он — почетный немец… Вы же действовали совершенно бескорыстно, хотя по сравнению с вами Горбачев выглядит почти другом России.
Откуда в вас, Борис Николаевич, такая исступленная ненависть к России, к русским?
Мы знаем, что Бог хранит Россию…
В декабре сорок первого немецким танкам была открыта дорога на Москву, но ее заслонили всего двадцать шесть солдат. Всего несколько метров не удалось дойти немцам до Волги в сорок втором.
Бог пытался спасти Россию и сейчас…
Вы, Борис Николаевич, падали с моста в реку, но не потонули. Вы попадали в автомобильные и авиакатастрофы, но вы не погибли. Высшие силы не могли совладать с вами, и значит, вы не человек… Со всей ответственностью я определенно утверждаю это!».
Это письмо принес ко мне поэт Федор Шадрунков.
Сам он воспитанник Н. Ф. Федорова и в текущей политике борьбы вампиров и упырей за власть в нашей стране совершенно не разбирается. Письмо ему, как он сказал, дал социолог С.
Шадрунков спросил у меня, что ему делать с этим письмом. Послать в Кремль по почте или воспользоваться спецканалами, предназначенными для чекистов демократии.
Прочитав письмо, я сказал Шадрункову, что отвечу на него сам, незачем беспокоить Бориса Николаевича такими пустяками.
Приступив к составлению ответа, я сравнительно легко отмел утверждение, что Борис Николаевич — агент ЦРУ. Борис Николаевич — упырь, а это значит. Как вы думаете, что это значит, Федор Михайлович?
— А что это значит? — спросил Шадрунков.
— Это значит, уважаемый Федор Николаевич, что нашего любимого Бориса Николаевича, как Олега Пеньковского, не купишь.
Поэт вынужден был признать мою правоту.
Столь же решительно я согласился с тем, что Борис Николаевич — не человек.
— Да, — согласился со мною поэт. — Если Борис Николаевич упырь, то он — не человек. Это несомненно. Упырь не может быть человеком.
Эта часть ответа далась нам без труда, но вот вопрос: «Откуда в вас, Борис Николаевич, такая исступленная ненависть к России, к русским?» — заставил задуматься.
— Действительно, откуда? — спросил я.
— И ведь ненависть к России поразила не только Ельцина, не только его семью, но и верного слугу семьи — господина Чубайса, — сказал поэт Шадрунков. — Откуда, из каких миров занесена эта ненависть? И на благо общему делу занесена она или во вред?
И сколько мы ни думали, так и не смогли найти ответа на этот вопрос. Вы не поверите, но я, посвятивший, можно сказать, всю свою жизнь изучению биографии этого выдающегося деятеля коммунистического и демократического движения, честное слово, не понимаю, зачем он так страдал, так боролся, чтобы уничтожить именно Россию…
— Ну, уничтожил… — снова и снова повторял я. — Это у него хорошо получилось… Но зачем? Ему-то что это даст? Какой в этом смысл? В чем заключена сокровенная идея?
— Да-да! — говорил Шадрунков. — В чем идея? Ведь нелепо же выдающегося деятеля коммунистического и демократического движения Бориса Николаевича Ельцина представлять в образе испорченного ребенка, который знает только игру и ничего выше игры себе представить не может. Тогда он был бы, как говорил Н. Ф. Федоров, не отцом демократических чекистов, а каким-то, простите за выражение, Ницше.
У меня всегда вызывало досаду, что поэт Федор Михайлович Шадрунков так мало читает книг, а если и читает, то не те, которые читать нужнее всего.
Слушая его примитивные рассуждения, дескать, нося в себе задаток мира, человек, или — так точнее будет! — смертный, не гарантирован от падения, от забвения своей смертности и от обращения своей деятельности в разрушительную, я не сумел сдержать досаду.
— О, нет-нет! — воскликнул я. — Все во мне восстает против этой убогой, суженной до пространства галактики мысли!
Шадрунков обиделся и за галактику, и за своего учителя Н. Ф. Федорова и сказал, что вычеркивает меня из списка экипажа.
Но мне было не до этих детских обид.
— Вычеркивай! — сказал я. — Все равно я не могу покинуть эту скорбную юдоль, пока не найду ответа на поставленные вопросы.
Поэт ушел, а я продолжал идти по тернистому и темному пути размышлений о странности природы упырей.
Я мучился, терзался невозможностью проникнуть в упыриную суть, морщины бороздили мой лоб, пока…
— А почему? — задал я себе вопрос. — Почему ты должен понимать смысл? Кто ты такой, чтобы понимать его, если этот смысл не понимает, быть может, и сам Борис Николаевич?
И тогда мне сразу стало легко.
Действительно…
Ведь все мы согласны, что идея приспособить упыревидные структуры и органы для уничтожения всей России сразу — идея гениальная!
Ну, так что же еще вам надо?
Вам мало того, что идея гениальна, вам еще и смысл подавай?
Как не совестно, господа!
Нельзя же требовать всего сразу…
И поймите, что не ненависть к России движет Борисом Николаевичем, а любовь к ней… Потому, что он патриот, потому, что любит Россию, он и уничтожает ее…