– Ну так вот я и не соглашаюсь.
– Супер. Тогда стой тут как идиот.
С этими словами и прежде, чем он успел опомниться, я юркнула обратно в медблок. Промедление в пару секунд стоило Фортему провала замысла. По моему коду энергетическое поле заперло медблок, а в следующую секунду я включила аварийный карантин.
– Ваше величество! – воскликнул Хэжин. – Что вы делаете?
– Иначе он сюда прорвется.
– Он и так сюда прорвется минут через десять, когда отменит карантин. Он же император.
– Да, но ты успеешь начать.
– Госпожа…
Я бросила на врача такой красноречивый взгляд, что вопросы тотчас отпали.
– Ваше величество… – только и смог вздохнуть Хэжин.
– Вот именно. Величество. Я отдаю приказы. А лорд Фортем, несмотря на титул, все же другого происхождения.
– Он нас убьет.
– Он грозился миллион раз. Приступайте скорее.
Медблок наполнил громовой, полный ярости, вопль мужа:
– ПАУЛИНА!
Я только отмахнулась. Он и сам знал, что других вариантов нет. Можно отложить процедуру на год, на два, на три, на десяток. Но рано или поздно мы оглянемся и поймем, что рядом с нами нет никого, кого можно любить. В жизни пары есть много вариантов любви. Любовь друг к другу, любовь к семье, любовь к своей истории. А есть совместная любовь к ребенку, к продолжению себя, к будущему, которое мы защищали, теряя близких. Я не хотела однажды очнуться и понять, что мне просто-напросто некому пожелать доброго утра.
В этом ключе Аднар был даже прав: лучше всю жизнь мучиться от невозможности зачать ребенка, чем потерять то, что мы уже построили, сейчас. Мне тоже хотелось продлевать счастливые мгновения, оттягивать момент, когда нужно будет выдохнуть, решиться – и нанести на тонкую кожу витиеватый узор краской, замешанной на крови. Но время неумолимо бежало вперед, и чем старше я становилась, тем больше было рисков.
– Приступим? – неуверенно спросил врач.
Я кивнула. Мы миллион раз обговаривали порядок действий. Татуировка. Мониторинг состояния. Трехдневное наблюдение. В случае непредвиденных осложнений очистка крови, а в самом крайнем случае искусственная кома. Хоть Хэжин и считал, что звездная лихорадка изменила мою кровь так сильно, что татуировка с кровью дгнарна просто не способна меня убить, прорабатывались все варианты. Самые страшные особенно пугали Аднара.
– Все будет нормально, Хэжин. Мы переживали и не такое.
Для нанесения татуировки Градвин разработал особую машину с ультрачувствительными иголками. При виде их я немного поежилась, но украдкой. Статус императрицы не позволял проявлять страх.
Меня уложили на удобную кушетку, руку обдало холодом обеззараживающего спрея.
– Начинаю, ваше величество. Если заметите необычные ощущения, тут же говорите.
Я закрыла глаза, постаравшись расслабиться. Ощутила легкий укол на предплечье и ощутила, как сердце забилось чаще, что тут же зафиксировали приборы.
– Все в порядке? – спросил Хэжин.
– Да, размышляю об узоре. Жаль, что мы остановились на абстрактном. Надо было написать что-то вроде «Не забуду Землю родную». Или набить портрет Фортема. Вот бы он удивился.
– Это точно, – раздался его холодный голос.
И как я ни хотела лежать и релаксировать, пришлось открыть глаза. Мрачный, злющий и даже взбешенный муж стоял, сложив руки на груди. От возмущения у него даже шипы съежились.
– Ты же не думаешь, что это сойдет тебе с рук, верно? – спросил он.
Я только улыбнулась. Моя взяла. Пути назад нет, и Аднар мог злиться сколько ему угодно. Я сделала это, я решилась, и теперь медленно, но неумолимо его кровь смешивается с моей, меняет мой организм, давая возможность выносить и родить ребенка. Пусть так и будет! Просто обязано быть!
– Что чувствуете, ваше величество?
Я уплывала. Стоило закрыть глаза, как я начинала словно покачиваться на мягких теплых волнах. Боль от тысяч мельчайших уколов почти не чувствовалась, но оттуда, где краска соприкасалась с кожей, шло обжигающее тепло. Оно текло по венам, заполняло меня и становилось частью.
– Все в порядке. – Я улыбнулась. – Необычно, но довольно забавно.
– Осталось пятьдесят процентов. Все показатели в норме.
Моей щеки коснулась теплая рука. Я настолько не ожидала реакции на это невинное прикосновение, что вздрогнула, но щеку словно опалило огнем, а сердце пропустило несколько ударов. Усиленный в несколько раз отклик на касание… татуировка не просто давала возможность завести детей, она привязывала девушку к дгнарну, делало ее зависимой на всю жизнь. Какой нормальный человек пошел бы на такое?
А я даже не задумывалась.
– Восемьдесят процентов.
Совсем немного отделяло меня от исполнения последней мечты глупой бродяжки.
– Девяносто. Все в порядке?
– Лучше не бывает.
– Процесс завершен. Показатели в норме, общая возбудимость повышена. Нужно понаблюдать вас несколько часов, а затем дать поспать. Три дня будете под круглосуточным наблюдением экстренной системы на случай, если что-то пойдет не так.
– Все будет в порядке, – уверенно отозвалась я.
Кожа там, где теперь красовался узор из сплетенных в единое целое тонких черных нитей, покраснела. Внешне татуировка мало чем отличалась от земных. Может, цветом? Мне показалось, она немного отливала красным. А может, это свет так падал.
Аднар смотрел на татуировку долго. Молчал. Я тоже чувствовала, что говорить здесь просто нечего. Это было… даже не приветом от давно ушедшего дома. Это было надеждой на новый дом.
Медленно он поднял руку и коснулся припухшей кожи. Даже такое простое движение вызвало дрожь.
– Ты хоть понимаешь, что ты сделала? – хрипло спросил он.
– Лучшее за последние годы. Я хочу детей, Аднар. И хочу быть твоей женой. Эти два желания взаимосвязаны. К тому же ты должен попытаться, а я не могу позволить тебе… пытаться с другой девушкой.
– Другие меня не интересуют.
Я была бы не я, если б удержалась и не поддела:
– А как же пять возможных любовниц?
– Пять? – Он притворно задумался. – А работать когда?
– Ну ты же сейчас не работаешь. Вот бы и занялся… гаремом.
– Знаешь, когда я впервые задумался о том, чтобы сделать тебе эту татуировку? Во флаере, когда мы летели смотреть Убежище и музей. Ты спала у меня на плече, а я думал, как здорово было бы привязать тебя к себе, заставить любить.
– Я никуда не собираюсь убегать, – улыбнулась я, обнимая мужа за шею и притягивая к себе.
На удивление Фортем подчинился, хотя явно сомневался, стоит ли сейчас меня мучить.
– Сам же говорил, что мы связаны навечно общей тайной. Никто не знает, что я не императрица по крови… кроме тебя. Так что мне или придется тебя убить, или…
– Или?
– Выключи систему наблюдения, опробуем татуировку. Она сводит меня с ума. Мне кажется, если ты меня не поцелуешь, я… не знаю. Я тебя люблю.
– Я редко тебе говорю это, но я тоже тебя люблю.
Вот так. Запомни, Паулина, сохрани эти слова и пронеси через всю жизнь, с ее крутыми поворотами, смертельными опасностями и ударами в спину. Живи ради этих слов, с этими словами. Другого не будет, чего-то более ценного не найдется.
– А обещал выкинуть меня в открытый космос.
– Очень рад, что не выкинул.
– Правда?
– Нет, иногда жалею.
– Что?!
Наверное, из медблока еще долго слышался наш смех, а потом все системы отключились, обрубив кому-либо доступ к наблюдению. Хэжин наверняка был недоволен, но в эту ночь мое состояние контролировалось достаточно внимательно и заботливо, чтобы забыть обо всем.
Весна – чудесное время года. Весной оживает природа, появляется теплое солнышко и вообще все расцветает, излучает радость и умиротворение.
Кроме меня. Этой весной я излучала недовольство, раздражение и вообще всячески демонстрировала, что в гробу я видела их долг перед империей. И там же все эти разговоры про предназначение женщины, семейное счастье, детский смех в стенах дворца.
Рожающая императрица – это очень и очень страшно. Прятались все, только Хэжин гордо нес свой крест. Но надо отметить, что ему и не доставалось. Я справедливо полагала, что если откушу голову врачу, то вообще никогда не рожу, а зачем же мучиться вечно?
– Почему так бо-о-ольно-о-о? – провыла я в очередной раз.
– Ну потому что сыночек крупный, а вы девушка миниатюрная. Мальчик явно пойдет в отца.
– А, то есть сегодня только начало всех мучений, да?
– Ваше величество, вам нужно расслабиться и позволить природе все сделать.
– Хэжин, ты когда-нибудь рожал?
Врач поперхнулся от такого вопроса.
– Нет…
– Ну вот и не учи, как надо! Мне больно-о-о! Могу я хоть раз в пару лет поорать вволю? Я даже не матом!
– Опишите характер боли.
– Вы когда-нибудь тёрку глотали?
Лицо Хэжина вытянулось. Врач смотрел с некоторым недоверием.
– Странно, вообще… разве что… о… Ваше величество…
– Что? Ты ошибся и я вместо ребенка уже восьмой час рожаю противотанкового ежа?
– Боюсь, придется сделать вам наркоз. Если моя версия подтвердится…
– Делай, – хныкнула я.
Боевой пыл куда-то ушел и теперь я отчаянно жалела, что не пустила мужа на роды. Чего одной мучиться?
Медицинский робот шустро ввел мне лекарство, и уже через пару минут все тело расслабилось, а боль ушла. Я довольно замурчала и даже устроилась поудобнее. Насколько вообще можно было устроиться на больничной кушетке с огромным животом.
– Шрам мы вам уберем, – ласково приговаривал Хэжин, – а пока разговаривайте со мной, чтобы я знал, что вы в сознании и если почувствуете что-то необычное, сразу сообщайте.
– У меня ничего не болит, это крайне необычно.
– Все будет хорошо. Операция очень простая.
– Так какого рожна вы ее сразу-то не провели? Чего я мучилась восемь часов?
– Ну я же не знал, что…
– Что?
– Да так. Просто понимаете, я не учел некоторые расовые особенности и… не больно?
– Нет! Так что с особенностями?