– Охренели? – спросил Желтухин непонятно у кого.
– Сами начали, – проворчал Шварц.
– А ты не хами, парниша, – сиплым басом прогудел полковник. – Считай, что неприятностей уже огреб на свою башку. Ты хоть знаешь, на кого руку поднял?
– Ой, как страшно, – скорчила рожу Алиса. – Да нам вообще плевать, кто вы такие. У нас своя работа, и не хрен на нас бросаться.
– Черта с два я буду вас еще кормить, – мстительно заявила повариха, постукивая скалкой по ладошке. – Живите как хотите. Хулиганье форменное. А когда прибудем в порт, мы на вас сразу же заявление в полицию напишем, будете знать. А ты, толстяк, отдай вилку!
– Да, да, – набрался храбрости Малышкин. – Хозяйничают тут, ломают судно, мусорят везде. А нам потом платить за вас?
– Фу… – шумно выдохнула почти не пострадавшая Евгения Дмитриевна. – Не могу поверить. Мы стоим на сцене театра абсурда?
– Послушайте, не знаю, как вас там… – капитан Руденко кусал губы. Было видно, что он против войны, но если что… – Я не спорю, что вашу компанию подставили, и вы оказались на судне не по своей воле. Но мы-то здесь при чем? Мы делаем то, за что нам заплатили, и если здесь происходит что-то незаконное, то пусть на берегу разбирается прокуратура. Я не знаю, как объяснить пропажу вашего товарища и нападение на женщину. Мне очень жаль. Но господа, давайте не будем валить с больной головы на здоровую. Всему должно быть объяснение. Проще всего обвинить невиновных. Так что успокойтесь. Давайте еще раз обыщем судно, мы вам поможем. И если уж так хочется найти виноватого, то ищите в другом месте.
– В каком? – мрачно усмехнулась Статская.
– Да в каком угодно, – всплеснул руками капитан. – В своем коллективе и ищите, чего вы до чужого докопались?
Пассажиры угрожающе зароптали.
– И все же давайте разберемся, капитан. – Желтухин с опаской приблизился. – Неприятность с нашими спутниками произошла примерно в два часа – плюс-минус несколько минут. Где в это время находились ваши люди?
– Без проблем, – помощник Шварц облегченно вздохнул. – В два часа, а также минут за десять до этого и какое-то время после мы с Петром Ильичом находились на капитанском мостике. Вспомните, Петр Ильич, мы же с вами еще часы сверяли. Ваши отставали на одну минуту, а вы доказывали, что это и есть самое точное время.
– Андрей прав, – оживился капитан. – Именно так и было. Потом минут через десять вы стали кричать, забегали тут…
– А я вообще из камбуза не выходила, – проворчала Виолетта Игоревна. – Посуду мыла после тех, кто ее загадил. Вы же сами протащились всей ватагой мимо меня. Точно! – вспомнила она. – А потом минут через пять пришли Алиска с Малышкиным – остатки посуды принесли – и сидели со мной, жевали, пока вы там снова бегать не начали. Мы болтали… Хотя неважно, о чем мы болтали.
– Ну, так и было, блин, – вульгарным тоном подтвердила Алиса. – Имеем мы право отдохнуть пятнадцать минут и чего-нибудь перекусить? А потом вы снова свой шалман затеяли, давай повсюду носиться, всё высматривать, вынюхивать. Этот же плейбой потасканный, – она кивнула на Вышинского, – заглядывал на камбуз, видел нас.
– Умри, шалава, – без злости, но с большой усталостью выдохнул Вышинский.
Осмелевший Малышкин собрался что-то сказать, но Алиса локтем отправила его за спину.
Полицейские молчали, переваривая услышанное и сверля людей глазами. Желтухин поморщился – возможно, сказанное и не было правдой, но оно МОГЛО быть правдой. Взоры всех присутствующих перекрестились на Панове – и тот, еще недавно храбро бившийся кулаками, вдруг смутился, стушевался.
– А чего сразу я-то? – забормотал механик. – Я, между прочим, спозаранку уже в механичке сижу. Чай выпил, бутерброд сжевал – и вниз. Сами же приказали, Петр Ильич, не выходить оттуда, пока не починю эту мудотень. Вот истинный крест, никуда не выходил, пока это стадо слонов тут не затопало… – похоже, механик побаивался капитана, тон его сменился на заискивающий.
– А чем это от тебя попахивает? – принюхался капитан и прожег своего работника тяжелым взглядом. – Что-то мне подсказывает, господин матрос, что ты там не только спал…
– Да бросьте, Петр Ильич, – потупился сконфуженный механик. – Я ведь никогда вдрабадан не бываю, если что, всегда готов поработать…
– Я так понимаю, театр абсурда работает без антрактов, – заключила Евгения Дмитриевна, схватилась за голову и побрела, пошатываясь, к лестнице в кают-компанию.
– Повезло вам, Панов, – невесело усмехнулся Вышинский. – Я так понимаю, большего доверия заслуживает тот, кто не успел обзавестись алиби?
– А? – сказал Панов. И сморщился, мучительно пытаясь осмыслить сказанное.
– Хорошо, капитан, – недовольно бросил Желтухин. – Хотя какое, на хрен, хорошо… Пока ваши люди свободны, но не забывайте, что мы постоянно следим за вами.
– Вы их отпускаете, Желтухин? – изумился полковник.
– А что мне с ними делать? – огрызнулся майор и куда-то побрел. – Драться? Сами с ними деритесь, если больше заняться нечем. Можете в шлюпку их посадить, и пусть плывут к чертовой матери, все равно от них один вред. Или в трюме их заприте, вот только боюсь, эти черти будут против.
– Вы куда пошли? – опомнился полковник.
– На кудыкину гору. Пойду проверю, как там наша победительница народного… – он помедлил. – Как его? Слово забыл… – щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить.
– Мочеиспускания? – придумал полковник, ценящий пошлые шутки.
– Семяизвержения? – встрепенулся Вышинский.
– Волеизъявления! – Желтухин гаденько хихикнул и зашагал по своим делам.
Полина Викторовна была жива, на месте, но долго не подавала признаков жизни. Желтухин покосился по сторонам, стал стучать громче.
– Господи… Это кто? – донесся слабый дрожащий голос.
– Желтухин, – отозвались за дверью.
– Ах, простите, майор, я вам не открою… Сами же просили…
– Признаться честно, Полина Викторовна, не очень-то и хотелось на вас любоваться. Вы у нас далеко не Джоконда… – пробормотал он на полтона ниже. – С вами все в порядке?
– Пока да… Я сплю, Желтухин…
– Да и спите, хрен с вами, – пробормотал майор и потащился по коридору, покусывая в раздумьях губу, видимо, размышлял о природе слова «пока».
Потрясенные, измученные, а теперь и побитые пассажиры снова собрались в кают-компании. Их одолевал нервный зуд, люди возбужденно двигались, не находили себе места. Бобрович, задрав голову, останавливал кровотечение в носу.
– Как мы их… – хвалился Аркадьев, так и не расставшийся с кухонным инструментом. – Будут знать теперь, что с нами связываться чревато… Вот ублюдки какие – всю банду – под суд!
Задумчивый Желтухин плюхнулся на узкий диван, втиснувшись между подлокотником и подрагивающей блондинкой.
– Боже правый… – та закатила глаза и машинально вжалась в свой подлокотник. – Вот только вас, Желтухин, мне и не хватало…
– Фигня, сестра, – хохотнул майор. – Теперь мы все братья и сестры по оружию, возлюбим же ближнего своего. Вы отлично проявили себя в сражении, мне понравилось.
– Пусть так, Желтухин, но не до такой же степени…
Полковник в силу традиции уже ковырялся в баре, расстроенно созерцая «усохшую» композицию.
– И мне налейте, полковник, – слабым голосом сказала Евгения Дмитриевна. – Теперь я тоже выпью, сил моих больше нет…
– Будем списывать по износу, Евгения Дмитриевна? – подмигнул женщине Костровой.
– Полковник, вы просто гопник какой-то, извините, конечно… – отозвалась она.
– Складывается впечатление, господа, что нас окружили, – пожаловался Зуев. – И враг теперь везде.
– И теперь мы можем атаковать в любом направлении, – сострил Костровой. – Что же вы так бледно выступили в массовом гладиаторском поединке, Павел Гаврилович? – упрекнул он Зуева. – Похоже, вы избежали сложного дворового детства, нет?
– Праздник сюрреализма какой-то, – потрясенно вымолвил Вышинский. – Ума не приложу, что я делаю в вашей компании, господа? С вами, конечно, очень приятно проводить время, но… не знаю… Чувства юмора, знаете ли, уже не хватает. Что я здесь делаю? – повторил он.
– У вас смягчающее обстоятельство? – удивился полковник. – Вы не знали, что воровать нельзя?
Вышинский промолчал, не стал оспаривать глупца. Возникало ощущение, что для поднятия самооценки и здорового духа полковнику срочно требуется перессориться со всеми.
– Желтухин, что вы думаете по поводу Глуховца? – спросил Бобрович.
– Он пропал, – тихо вымолвил Желтухин.
– Правда? – удивилась Маргарита Юрьевна.
– А Полина Викторовна?
– Приболела… – ответил Желтухин. – Во всяком случае, пока она с нами – заочно, так сказать.
– Теперь мы все пропадем или приболеем… – обреченно вымолвила Маргарита Юрьевна.
– Ну, не знаю, как вы, а лично я никуда пропадать не собираюсь, – уверил Желтухин. – Во-первых, мы точно не знаем, что произошло с этой сладкой парочкой, имеем представление лишь со слов Полины Викторовны. Удачный момент был выбран, не правда ли? – Желтухин придирчиво обозрел притихшую компанию. – Все случилось, когда присутствующие здесь уважаемые госслужащие возились в каютах, а в коридоре находились только пропавший и пострадавшая.
– Вы это к чему? – насторожился Бобрович.
– Да так, Дмитрий Валентинович, мысли разные…
– Вы их озвучите? – шевельнулась Евгения Дмитриевна.
– Постараюсь. Предлагаю подумать головой, господа, чтобы не пропасть, так сказать, поодиночке. Мы не отрицаем, что к инциденту может быть причастен кто-то из членов команды, какие бы они алиби себе ни городили. Но только ли?
Воцарилось пугающее молчание. Полковник вздохнул и проговорил:
– Если помните, господа, подобную мысль я уже высказывал…
– Я помню, Федор Иванович, – сказал Желтухин. – Вопреки вашему образу, вы не глупы, в противном случае не взлетели бы так высоко по карьерной лестнице.
– Минуточку, минуточку, – запротестовала Евгения Дмитриевна. – Вы намекаете, что к этим безобразиям причастен кто-то из присутствующих?