И он уехал, а за ним и Канделаки, которая, разумеется, сегодня сниматься отказалась. Пока Алиса сухо извинялась — ей-то что, это же не она украла сережки, Маша с Димой вышли в другую комнату и начали выяснять отношения. Алиса осторожно приблизилась к месту, откуда хорошо было слышно их беседу, и поняла, что Маша рыдает, а Дима отказывается принимать ее жалкие оправдания.
Вскоре он ушел. Махнув Наташе, чтобы оставалась, где сидит, Алиса вышла и положила руку на плечо заместительнице главных редакторов.
— Не понимаю! — Маша была на грани истерики. — Я не брала эти чертовы сережки! Я не могла!.. Какой ужас! Все потерять… Работу, любимого… Меня уволят?
— Разберемся, — слукавила Алиса. — Он тебя бросил?
Маша понурилась.
— Сказал, что это ужасно… А ты рада, да? — неожиданно перешла она в наступление. Даже туман в глазах развеялся — они теперь лихорадочно блестели.
— Возможно, — не стала отрицать Алиса.
— Как все удачно складывается! — Маша уперла руки в боки. — Сначала Оля, теперь я… Ты что, все это нарочно подстроила?
— Что ты несешь? — Алиса сделала шаг назад.
— Послушай, что я скажу! — надвигалась на нее Маша, которая сейчас была очень похожа на одного из персонажей романа «Пролетая над гнездом кукушки». — Я чувствую, это твоих рук дела! Ты же нас всегда ненавидела и мечтала сжить со свету! Так?!
— О, да!
— Тебе даже не стыдно в этом признаться, потому что ты — ведьма, ты — стерва, ты злобная и ненавидишь всех, кто не похож на тебя! Ты меня подставила!
Алиса нервно рассмеялась. Уж больно странно выглядела Маша.
— Как я могла тебя подставить? — усмехнулась она. — Может, я подкупила охранника? Или Наташу?
— Не знаю… — Маша покачала головой. — Но от тебя пахнет злом. Ты — дрянь.
В дверном проеме показалась Наташа. Вид у нее был встревоженный.
— Вы о чем? Что происходит? — спросила она.
Девушки уставились на нее.
— Маша говорит, что я — злобная стерва и будто я виновата в том, что она стащила серьги, — произнесла Алиса.
Наташа сделала такое лицо, словно перед ней стояла не Маша, а ротвейлер, у которого изо рта текла пена. Маша толкнула ее, захлопнула дверь и прижала Алису к стенке.
— Из всех нас именно ты веришь только в деньги, — прошипела она. — А я для тебя всегда была дурой, которая читает гороскопы, «Магию Космо» и верит в то, чего вроде бы нет! Я тебе сейчас скажу то, в чем никогда никому не признаюсь — я помню, как положила серьги в карман, и еще подумала — а зачем я это сделала? Я будто видела себя со стороны — так, словно это сделал кто-то другой! Все было, как в гипнозе, и только я решила вернуть сережки — их хватились! Не кажется тебе это странным?!
— Нет, — Алиса покачала головой. — Так говорит большинство уголовников: «веришь, начальник, и тут жаба превращается в двенадцатилетнюю девочку!»
— О-о! — взвыла Маша. — Я чувствую, что от тебя идет зло, и могу лишь предупредить тебя — берегись! Зло возвращается назад!
— Да что вы все заладили!.. — возмутилась Алиса и осеклась. — Отойди от меня, припадочная! — опомнилась она и толкнула Машу. — Наташа! Иди сюда!
Из студии вылетела переполошившаяся Наташа.
— Забирай нашу преступницу, и поехали, — распорядилась Алиса. — Жду в машине.
Ассистент фотографа донес сумки с одеждой, девицы уселись на заднее сиденье (то ли Наташа боялась, что Маша выпрыгнет на ходу, то ли предпочитала «злобной ведьме» воровку — то ли у Алисы началась паранойя), и они потащились по пробкам, которые образовались за последние полчаса. И может, Алисе почудилось, но она могла поклясться, что слышала, как Маша уже спокойно и устало уверяет Наташу, что «конечно, она дала жару, а как иначе — она ведь не крала эти серьги, у ее мамы — пять пар таких же, и она, Маша, готова признать, что про ведьму — это бред»… Ага, подумала Алиса, значит, Наташа подслушивала… «но она (Маша) очень чувствительная, ее даже в детстве водили к парапсихологу, и она чувствует, что у Алисы черная аура»…
— Девочки, я все еще здесь, и я не таксист, так что соизвольте не обсуждать меня в моем присутствии! — одернула она девиц, впрочем, без раздражения.
Это было занятное чувство — страх. Особенно если боятся тебя. Не потому, что ты можешь уволить, отбить парня, ударить — все это страх пополам с ненавистью, а ненависть придает сил. Нет. Это было совершенно новое ощущение: тебя боятся, потому что ты — страшная, ведьма, и боятся так, что холод проникает в душу и парализует разум. Алиса не была уверена, что мечтала об этом с детства, но это было настолько феерическое ощущение всевластия, что она не удержалась и позволила себе насладиться мгновением.
В редакции она отпустила девиц и позвонила Диме. Не то чтобы ей хотелось с ним разговаривать, но вопрос с «Корветом» оставался открытым, и она надеялась, что, обсуждая разразившуюся трагедию, он как-нибудь сам вспомнит о машине. Но Дима не отвечал. Алиса перезвонила в его офис. Секретарша — прожженная сука, с которой у Алисы установились самые замечательные отношения после того, как за повышение зарплаты та пообещала не кокетничать с Димой, а Алиса пообещала не увольнять ее, если она не будет флиртовать с начальником, — сообщила, что Дима на сверхважном совещании, от которого зависит бюджет следующего года.
В редакции творился бардак. Хорошо хоть номер сдали. Время от времени врывалась секретарша Бек и призывала всех к спокойствию — Бек вот-вот должна была появиться в офисе. Говорили, что она уже больше часа торгуется с «Каррерой», которая в виде компенсации желает разместить рекламу, что Бек, как и многие, ушам своим не поверила, другие — вроде как ждали от Маши чего-то подобного, и уже пошли пересуды, кто окажется на ее месте…
Уставшая, позеленевшая Бек вызвала, наконец, Алису, сказала, что Маша уволена, согласилась, что Вера — достойная кандидатура на ее должность, предупредила, что пока Вера — исполняющая обязанности, и поехала, как она выразилась, умирать.
Алиса принесла вести в редакцию, накричала на сотрудников, которые до того обнаглели, что уже в открытую пили вино — и все бы ничего, но выкрали они из запасов самое дорогое «Мерло», — и велела всем в обязательном порядке заварить кофе и вернуться к работе.
Опустив жалюзи и заперев дверь, Алиса схватилась за голову. Что происходит? Что за бардак? Оля в больнице, Маша — почти в тюрьме…
— Слушаю! — сорвалась она на звонок мобильного телефона.
— Хочешь шокирующее известие? — тихо произнесла секретарша Димы.
— Да, но предупреждаю — у меня иммунитет. Вчера второй главный редактор попала в больницу, ее зам сегодня обокрала «Каррера и Каррера», так что меня уже ничем не удивишь.
— Дима в хлам разругался с администрацией области, и теперь у нас будут офигительные проблемы с добычей газа. Они уже пообещали ему ад на земле.
Алисе захотелось стать невидимкой. А что, если выключить свет и сделать вид, что в кабинете никого нет? Нет ее!
— Зачем он это сделал? — все-таки поинтересовалась она.
— Черт его знает!
Алису, который раз за сегодня, передернуло от слова «черт».
— Ну, ладно, кто-то идет… — прошипела секретарша и отключилась.
Алиса сползла с кресла. Бред.
«У меня сумасшедшие неприятности», — отправила она сообщение Лиле.
«Приезжай. Есть разговор», — отозвалась та.
Вечером взмыленная, уставшая Алиса, мечтая лишь о ванне и пряном, с корицей, апельсинами и яблоками глинтвейне — на улице было холодно, как в могиле, и сыпалась с неба редкая белая крупа, — тащилась по пробкам к Лиле.
Когда перед ней, наконец, распахнулась дверь и из дома потянуло теплом, Алиса так обрадовалась, что сразу и не заметила смущения хозяйки.
— Чертов климат! Летом неделю стояла несусветная жара — жить можно было только под кондиционером, и за это счастье мы сейчас расплачиваемся январем в октябре! — возмущалась Алиса, пока не обратила внимание на то, что в доме они не одни.
Во-первых, Римма. В костюме, в простых замшевых сапогах, волосы стянула в пучок. И еще какой-то поц лет тридцати двух — отвратительный, как Джеймс Бонд, уверенный в себе брюнет с налетом нарциссизма. Пьет, само собой виски, и курит, сукин сын, сигару. Фу! «Атрибуты» настоящего мужчины!
Алиса разозлилась. Мало ей на сегодня радостей жизни! Шлепнулась в кресло, налила себе виски из квадратного графина, прикурила сигарету и уставилась на гостей. Лиля на заднем плане корчила гримасы: мол, извини, так уж вышло.
— Мы по поводу подписания договора, — заявила Римма.
— Ой, да ладно! Я-то думала, решили навестить по старой дружбе, поболтать… — не особенно удачно съехидничала Алиса.
— В результате неумелого использования вами магии пострадали люди, — отчеканил молодой человек. — Это все усложняет.
— Как вас зовут? — поинтересовалась Алиса, пережив кратковременный аффект: если бы она не пообещала копить силы для решающего удара, наверное, разбила бы о его голову графин. Да, она была кровожадной — но мы живем в эпоху масштабных заторов на Сущевке, так что нервы у всех ни к черту.
— Гриша, — представился тот.
— А вы, Гриша, понимаете, что использование мною магии спровоцировала ваша подружка — кстати, вы спите вместе? — и самым беззастенчивым образом меня обманула. Не думаю, что она что-то особенное собой представляет в постели, но такому самонадеянному индюку много и не надо — главное, чтобы им восторгались. Как вы определяете, был ли у женщины оргазм? По крикам? Или по тому, что она царапает вам спину? Понимаете, если женщина царапается — значит, сопротивляется, то есть ей не нравится, что вы с ней делаете, а не наоборот…
Алису все-таки понесло. Аффект не прошел даром. И остальные смотрели на нее, открыв рот.
— Пошли вон! — заорала Алиса, которой некуда было отступать. Что ей оставалось делать — извиниться? Смешно! — На хрен из моего… ее… — она ткнула пальцем в Лилю. — Дома! Рабочий день окончен! Разговаривать будем только в присутствии моего адвоката!
— Это и был твой адвокат, истеричка, — усмехнулась Римма.