– Доброй ночи, – сказал толстый мужчина.
Голос у него был хриплый и низкий.
– Комиссар Рамирес, – произнес Отаменди, не отводя взгляда, – позвольте, я вам все объясню…
Человек поднял палец, и полицейский умолк.
– Давай иди, займись полицейским оцеплением, Отаменди, – велел ему инспектор Эчеберрия. – Потом мы будем решать, что с тобой делать.
Полицейский застегнул молнию на своей красной куртке и вышел из библиотеки.
– Комиссар, выслушайте, пожалуйста. – Айтор вынужден был заговорить сам. – Мы обнаружили улики, которые привели нас…
– А вы, значит… судмедэксперт Айтор Инчауррага, насколько я понимаю? – Комиссар прочитал запись в папке, поданной ему ассистенткой. – Директор Института судебной медицины ждет вашего звонка. С этого момента делом будет заниматься доктор Альварес, – сказал комиссар. – Так, а вы… биолог Эва Сан-Педро, верно? Вынужден попросить вас покинуть это помещение. Один из моих сотрудников сопроводит вас домой.
Айтор никогда не понимал прежде, почему футболисты, получившие красную карточку, продолжали спорить с арбитром. Это было необратимое решение, и они могли лишь усугубить свое положение. Как бы то ни было, ему самому в этот момент хотелось кричать на этих людей, и, хотя ему нужно было столько всего им рассказать, он даже не представлял, с чего можно было начать. Он весь оцепенел и, удрученный своей неспособностью подобрать слова, чувствовал полную растерянность. Айтор посмотрел вокруг: полицейские Ирурцун, Льярена и Гомес стояли с опущенной головой. Судья сохраняла непроницаемый вид, глядя куда-то в пространство, а инспектор Эчеберрия смотрел на него с жалостью, со странно изогнутой верхней губой.
– Здесь вам не школа, где можно самовольничать. Существует четкий порядок проведения расследования, и все должно быть согласовано с судьей и Управлением полиции. – Комиссар Рамирес, казалось, накопил в своем тучном теле такую ярость, которая готова была вот-вот взорваться. – И именно этим мы будем сейчас заниматься – работать в команде. А вы идите уже наконец отсюда.
С каждой секундой Айтор чувствовал себя все более униженным. Эва встала перед ним, заслонив собой комиссара.
– Можешь проводить меня, пожалуйста? Я не хочу идти одна.
Айтор знал, что это была неправда, но, как бы то ни было, последовал ее просьбе.
Айтор сидел на водительском сиденье своего «Гольфа». Это была его машина, и он знал, что по крайней мере оттуда его не могли вышвырнуть. Рядом с ним сидела Эва, вежливо отклонившая предложение полицейского сопроводить ее до дома: она молча курила собственноручно свернутую сигарету, наполнявшую салон автомобиля облаком голубоватого дыма. Судмедэксперт только что получил нагоняй по телефону. Начальница была к нему беспощадна, перечислив множественные формальные нарушения, допущенные им в ходе обследования, а также добавив к ним такие нелестные характеристики, как «неопытный», «непрофессиональный», «индивидуалист» и «выскочка». На следующее утро ожидался приезд Альвареса, которому пришлось срочно – много часов на машине – возвращаться из отпуска: он должен был приехать в институт и заняться вскрытиями. Сам Айтор получил однозначное распоряжение: оставить все инструменты и оборудование в морге и отправляться домой.
Он посмотрел время на приборной панели: 02:53. Черт побери. Усталость, часы без сна, напряжение и голод – все это навалилось вдруг на него со всей своей тяжестью. Но хуже всего было то, что все обнаруженное ими как будто ни для кого не имело значения – словно никому не было дела до того, что смерть, казавшаяся несчастным случаем, привела на место еще одного убийства. Не говоря уже о том, что еще как минимум шесть человек находились в опасности. Хотя Айтору в этот момент больше всего хотелось вернуться в свою крошечную квартиру, он чувствовал, что не мог так поступить. Возможно, это абсурдно, но сильнее уязвленного самолюбия и даже выше ответственности перед потенциальными жертвами было чувство вины, разъедавшее его изнутри. Его взгляд был прикован к одинокой фигуре, видневшейся поодаль, на расстоянии нескольких десятков метров. Силуэт искажала водная завеса, покрывавшая переднее стекло машины. Это был Хайме Отаменди, стоявший под проливным дождем в полицейском оцеплении. Айтор втянул его в это дело, и последствия могли оказаться катастрофическими.
За машиной скорой помощи мелькнула вспышка мобильного телефона. Черт возьми, как это было возможно? Толстый фотограф, некий Фран Васкес, уже сновал по площади, бросаясь ко всем, кто попадался ему по пути. Его поведение было очень странным: репортер без остановки сыпал вопросами, нисколько не заботясь о том, чтобы получить ответ. Айтор подумал, что журналиста не слишком интересовала суть событий, для него главное было продемонстрировать, что он был первым всегда и везде. Дело обещало быть громким.
На следующий день официальные СМИ должны были сообщить новость об обнаружении двух тел, и резонанс мог сделать расследование еще более напряженным. Сайт DonostiDigital.eus, конечно же, не мог не воспользоваться ситуацией, и Айтор боялся, что к расследованию будет слишком пристальное внимание прессы. Это означало, что полицию будут постоянно терзать требованием срочно найти преступника, в результате чего можно было вообще лишиться контроля над ситуацией. Не говоря уже о том, что если дело примет плохой оборот, то все неудачи будут свалены на какого-нибудь козла отпущения. И Айтор допустил уже достаточно промахов, чтобы заслужить эту роль. Неужели он и в самом деле был столь некомпетентен? Нет, он отказывался верить в то, что вся проделанная им работа – это бесчисленная череда ошибок.
– Они, похоже, всё забрали, – произнесла Эва.
– Что? – Айтор повернулся на своем сиденье, вернувшись к реальности.
– Там пусто, – сказала аспирантка, указывая на открытый рюкзак, лежавший на коленях у судмедэксперта.
– А, да. – Айтор с сожалением приподнял свой рюкзак, где не осталось ничего, кроме его чемоданчика. – Меня заставили сдать все улики.
– Знаешь что? Каждый раз, когда я иду в лабораторию, мне нужно взять с собой кучу всяких вещей. Без этого никак. – Эва снова заговорила, предварительно затянувшись своей сигаретой. – Блокнот, бутылка воды, пенал, зарядка для мобильного, ноутбук… Многое из этого есть в лаборатории, но для меня собирать сумку – своего рода ритуал.
Айтору пришлось окончательно отвлечься от своих мыслей, чтобы слушать.
– Меня успокаивает, когда все эти вещи со мной, – у меня возникает ощущение, что я выхожу из дома более подготовленной. Хотя в действительности это не так. Обычно мне не приходится использовать все эти вещи – я просто чувствую себя с ними более уверенно. У тебя бывает такое?
– Не знаю, не думал об этом.
На самом деле, конечно, думал, но не хотел признаваться в этом. Он уже и так продемонстрировал достаточно своих слабостей за несколько часов их знакомства. У него тоже были свои ритуалы: от упорядочивания по размеру всех инструментов до разглаживания простыней на каталках в морге, чтобы на них не оставалось ни единой складки.
– Надеюсь, когда-нибудь я все же смогу выйти из дома, просто сунув руки в карманы. Это будет означать, что мне не нужны больше никакие дополнительные подкрепления, чтобы чувствовать себя уверенно.
Айтор не мог понять, зачем Эва ему все это рассказывала: возможно, хотела таким образом его поддержать или просто изливала ему душу. Он не знал, что думать о ней и ее откровениях, но у него сложилось ощущение, что слова девушки были правдой и все это было ей очень важно. Ее карие глаза выжидающе смотрели на него, а полные губы вытягивались, словно для поцелуя, выпуская дым.
– Возможно, в этот день тебе станет очень скучно, – наконец произнес Айтор.
Может быть, именно эта «мания», или потребность быть всегда наготове, привносила энергию в их повседневную жизнь. Вероятно, если однажды они отправятся на работу без всякого беспокойства – это будет означать, что место энтузиазма в их душе заняла скука. Возможно, ему бы и хотелось этого – отправиться когда-нибудь в Институт судебной медицины, не испытывая постоянной тревоги. Однако подобная перспектива казалась ему практически нереальной.
Аспирантка пожала плечами.
– Знаешь, у меня обнаружили выдающиеся способности, когда я училась в школе.
– Правда? И каково это? – спросил Айтор.
– Учителя меня так боялись, что позволяли мне на уроках читать что угодно и заниматься чем-то своим, – ответила Эва. – Но вообще это было скучно.
– У меня нет никаких выдающихся способностей, серьезно. Скорее наоборот – мне часто бывает трудно в чем-то разобраться, – сказал Айтор. – Я беру упорством.
– Ну, я необ этом,– произнесла Эва и сделалa паузу.– Понимаешь… не хочу, чтобы мои слова звучали как надпись на кружке Mr. Wonderful[10], но я должна сказать тебе кое-что: мнение других людей и истина могут не иметь между собой ничего общего.
– Извини, я что-то потерял нить.
– Тебя отстранили от дела, – пояснила Эва. – Но это не значит, что ты сделал что-то неправильно.
– Ну да… – протянул Айтор, все же не до конца понимая. – Могу я задать тебе один вопрос?
– Конечно.
– Абсурдный, – предупредил он.
– Тем лучше.
– Это сделала ты? – спросил Айтор.
– Что сделала я?
Эву, казалось, забавляла эта игра.
– Это ты убила Луиса Ольмоса и падре Мантеролу?
– Ты спрашиваешь это всерьез? – задала встречный вопрос Эва.
– Да.
Лицо аспирантки приобрело мягкое выражение, она изогнула брови и посмотрела на Айтора почти с нежностью. Или, быть может, с жалостью. Для него это было слишком, ему хотелось поскорее скрыться от всех, забраться дома в свою постель и проснуться в следующем году.
– Дай мне свой телефон на минутку, – сказала Эва.
Айтор удивился, но протянул аспирантке мобильный.
– Когда все утрясется, позвони мне, если будет желание поболтать. – Эва Сан-Педро записала свой номер в телефонную книжку Айтора.