В своей книге “Звездный вестник” Галилей описал[74] обстоятельства этого:
Месяцев десять тому назад до наших ушей дошел слух, что некий нидерландец[75] приготовил подзорную трубу, при помощи которой предметы, даже удаленные на большое расстояние от глаз наблюдателя, были отчетливо видны, как вблизи; об его удивительном действии рассказывали некоторые сведущие; одни им верили, другие нет. Через несколько дней после этого я получил письменное подтверждение от благородного француза Якова Бальдовера из Парижа; это было поводом, что я целиком отдался исследованию причин, а также придумыванию средств, которые позволили бы мне стать изобретателем подобного прибора; немного погодя, углубившись в теорию преломления, я этого добился[76].
Последнее предложение в этом описании, пожалуй, немного вводит в заблуждение, поскольку создает впечатление, что Галилей руководствовался теоретическими принципами оптики – области, в которой его знания были, честно говоря, скудными. В действительности его подход был скорее экспериментальным. Методом проб и ошибок он установил, что если поместить в трубку две линзы, с одного торца – плоско-вогнутую, с другого – плоско-выпуклую, то легко добиться примерно трех-четырехкратного увеличения. Поскольку Венеция стремилась обрести могущество на море, Галилей сразу же осознал возможности для торга, которые подобное приспособление (по его словам, “неоценимое во всяком деле и любом начинании на море или на суше”) дало бы ему в обсуждении его жалованья с венецианскими сенаторами. Поэтому он поспешил освоить навык шлифовки более качественных линз и экспериментировать с линзами разных размеров. Поразительно, но не прошло и трех недель, как он прибыл в Венецию, вооруженный телескопом с восьмикратным увеличением и готовый благодаря связям Сарпи продемонстрировать свой телескоп, или perspicillum, как он его назвал, венецианской верхушке.
Способность замечать далекие корабли задолго до того, как их можно будет увидеть невооруженным глазом, впечатлила сенаторов, которые сначала согласились увеличить жалованье Галилея с 520 до 1000 скудо в год. Однако, к его разочарованию, как только сенаторы поняли, что телескоп является не эксклюзивным изобретением Галилея (хотя он никогда этого и не утверждал), а устройством, уже известным на всем Европейском континенте, то ограничили прибавку одним годом, после чего она должна была быть отменена. Разъяренный подобным оборотом событий, а также тем, что сенаторы не оценили то, насколько его телескоп превосходил имеющиеся в Европе в то время, Галилео послал прибор великому герцогу Тосканскому Козимо II Медичи в надежде получить назначение при флорентийском дворе. Надежды могли показаться практически беспочвенными, но у Галилея были причины для оптимизма. Он учил Козимо математике в летние месяцы с 1605 до 1608 г., и не кто иной, как отец Козимо, Фердинандо I Медичи, назначил Галилея профессором математики Пизанского университета в 1589 г.
Ситуация начала стремительно развиваться в конце 1609 г. Всего лишь за декабрь того года и январь следующего Галилей сделал больше эпохальных открытий, чем любой другой человек в истории науки. Кроме того, к ноябрю 1609 г. он сумел довести телескоп до 15-кратного увеличения, а к марту 1610-го – до 20-кратного и более. Направив этот усовершенствованный прибор в ночное небо, Галилей смог наблюдать поверхность Луны, а затем совершил переворот в науке, обнаружив спутники Юпитера. Став автором этих удивительных открытий, он решил немедленно опубликовать результаты из страха, что другой астроном обойдет его. Действительно, “Звездный вестник” (илл. 4.1) вышел в Венеции уже 13 марта 1610 г. Всплеск творческих успехов Галилея произошел после отъезда его матери из Падуи – вполне ожидаемо, более того, почти наверняка благодаря этому событию. Джулия Амманнати не только не поддерживала сына в его изысканиях, но даже попыталась уговорить слугу Галилея Алессандро Пьерсанти шпионить за своим господином. Постоянно подозревая, что любовница Галилея Марина Гамба исхитрится убедить его урезать материальную помощь матери или украдет ее постельное белье, Джулия наняла Пьерсанти тайком пересказывать ей личные разговоры пары. Словно этого было мало, она даже попросила слугу украсть у Галилея несколько линз для телескопа, собираясь отдать их своему зятю, мужу сестры Галилея Вирджинии, видя в этом акт признательности за его мнимую щедрость. К счастью, Пьерсанти сразу же передавал тайные письма Джулии Галилею.
Политически искушенный в этот период своей жизни, Галилей посвятил “Звездный вестник” Козимо II Медичи, четвертому великому герцогу Тосканскому. Он пошел даже дальше и назвал четыре спутника Юпитера “Медицейскими звездами”, заявив: “А что я предназначил эти новые планеты больше других славному имени твоего высочества, то в этом, оказывается, убедил меня очевидными доводами сам Создатель звезд”[77]. На эти “небесные дары” последовала незамедлительная и благодатная реакция. К июню 1610 г. Галилей был назначен главным философом и математиком при дворе великого герцога, а также главным математиком Пизанского университета, свободным от преподавания. Подавая прошение о назначении на эту должность, Галилей настаивал на том, чтобы к его званию главного математика было добавлено именование “философ”. Одна из причин просьбы была проста: философы имели более высокий статус, чем математики. Однако одним лишь стремлением упрочить свое положение дело не ограничивалось; временами Галилей признавался, что “учился философии больше лет, чем математике месяцев”.
Людей, внесших эпохальный вклад в историю науки, отличали два характерных качества: способность сразу распознавать по-настоящему важные открытия и распространять информацию о них в доступной для восприятия форме. Галилей мастерски владел обоими навыками. Начиная с 1610 г. всего примерно за год он открыл фазы Венеры, обнаружил необычную форму Сатурна и движущиеся изменчивые пятна на Солнце. В последующие пару лет он также опубликовал еще две книги – “Рассуждение о телах, погруженных в воду” (Discorso intorno alle cose che stanno in sull'acqua) в 1612 г. и “Письма о солнечных пятнах” (Istoria e dimostrazioni intorno alle macchie solari) годом позже.
“Звездный вестник” сразу же стал бестселлером – первый тираж в 550 экземпляров разошелся моментально. Соответственно, к 1611 г. Галилей превратился в самого знаменитого ученого-естественника в Европе. Даже ученые-иезуиты в Риме вынуждены были обратить на него внимание и встречали как почетного гостя, когда он прибыл с визитом 29 марта. Если выдающийся астроном Христофор Клавий высказывал некоторые сомнения относительно интерпретации немногих из результатов Галилея, в целом математики Римского колледжа выразили доверие точности наблюдений и признали явления, наблюдаемые в телескоп, реальными. Вследствие этого Галилей удостоился аудиенции папы Павла V и кардинала Маффео Барберини, который много лет спустя (в качестве папы Урбана VIII) сыграет решающую роль в так называемом “деле Галилея”. Кроме того, и кардинал Роберто Беллармино, бывший ректор Колледжа, и сам Клавий встретились с Галилеем во время его поездки в Рим, и Беллармино даже обсуждал с ним некоторые аспекты коперниканской астрономии. Единственной тенью на горизонте стало замечание Беллармино тосканскому послу в конце пребывания Галилея в Риме: “Если бы он [Галилей] слишком здесь задержался, они [церковные сановники] не могли бы не прийти к определенному суждению о его делах”.
Помимо прочих почестей, во время той поездки Галилей удостоился чести быть избранным шестым членом Академии деи Линчеи (Accademia dei Lincei; буквально: “Академия рысьеглазых”)[78]. Эта престижная научная академия была основана в 1603 г. Федерико Чези, римским аристократом (позднее правителем Акваспарты), и тремя его друзьями и ставила идеалистические цели – “не только приобретать знания вещей и мудрость, живя вместе достойно и благочестиво, но и мирно распространять их среди людей, устно и на письме, никому не причиняя вреда”. Она была названа одновременно в честь остроглазой рыси и Линкея, “самого зоркого из аргонавтов” из древнегреческой мифологии. Академия, скоро приобретшая членов даже за границами Италии, опубликовала книгу Галилея о пятнах на Солнце в 1613 г., а позднее, в 1623-м, и “Пробирных дел мастера” (Il Saggiatore). Галилей всегда считал свой статус академика огромной честью и часто подписывался как “Галилео Галилей, линчеец”. Их с Чези связала не только обоюдная симпатия, но и общее убеждение, что многие верования о мире природы, сохраняющиеся с Античности, пора отбросить.
В чем же конкретно заключались наблюдения Галилея, впервые показавшие человечеству, что представляют собой небеса на самом деле?
Как лик самой Земли
В 1606 г. некто Алимберто Маури издал сатирическую книгу, в которой рассуждал (опираясь на умозаключения, обусловленные наблюдениями невооруженным глазом), что особенности, видимые на поверхности Луны, свидетельствуют, что лунная поверхность покрыта горами, окруженными плоскими равнинами. Многие историки науки подозревают, что Алимберто Маури – это в действительности Галилей, писавший под псевдонимом. Как бы то ни было, имея телескоп, Галилей наконец получил возможность проверить этот вывод. Действительно, Луна стала первым небесным телом, на которое он направил свою подзорную трубу. Ученый увидел неровную поверхность с маленькими округлыми зонами, похожими на кратеры. Здесь пригодилось его художественное образование. Наблюдая, в частности, терминатор – границу между освещенной и темной частями – и используя свое творческое понимание светотени и владение перспективой, Галилей сумел убедительно утверждать, что лунная твердь сильно изрыта. Он описывал ее как “неровную, грубую и изобилующую впадинами и выпуклостями”: “И она подобна лицу самой Земли”. Его прекрасные рисунки тушью с размывкой и гравюры (илл. 4.2 и 4.3) воспроизводят пятна света в темной части Луны, постепенно увеличивающиеся по мере приближения к границе.