[105]. Бартоли добавил, что многие из этих профессоров “считают, что он [Галилей] позабавился над ними, выдав за тайну обычную подзорную трубу, что можно купить на улице за четыре или пять лир и, говорят, того же качества, что и у него”.
Галилей столкнулся с еще одной проблемой, технической. Бо́льшая часть телескопов, имевшихся в Европе, были крайне низкого качества или сложны в использовании. Эта неприятность приводила к тому, что даже при наличии верных инструкций некоторым пользователям попросту не удавалось увидеть явления, которые, по собственному заявлению, наблюдал Галилей. Например, возвращаясь в Падую из Флоренции после встречи с великим герцогом, Галилей остановился в Болонском университете, где попытался продемонстрировать свои находки тамошнему главному астроному Джованни Антонио Маджини, который в 1588 г. обошел Галилея в борьбе за эту должность. К сожалению, Маджини и никто из его приближенных не сумели разглядеть спутники Юпитера, хотя в собственном журнале наблюдений Галилей записал, что в те же две ночи, 25 и 26 апреля, он видел соответственно две и четыре луны.
Намного хуже было то, что чешский математик Мартин Хорки, в то время работавший помощником Маджини и даже живший в его доме, написал Кеплеру злобное письмо о визите Галилея, где с презрением утверждал: “Галилео Галилей, математик из Падуи, явился к нам в Болонью и привез с собой подзорную трубу, в которую он видит четыре выдуманные планеты”. Хорки добавил, что “испытал этот Галилеев инструмент бесчисленными способами”, и, хотя “на Земле он действует чудесно, на небесах врет, поскольку остальные неподвижные звезды кажутся двойными”. Хорки далее говорит, что “наилучшие мужи и благороднейшие мудрецы”, в том числе философ Антонио Роффени, “подтвердили, что инструмент врет”. Хорки даже опустился до безжалостного и совершенно излишнего описания внешности Галилея, пожалуй, отчасти верного в свете постоянной борьбы Галилея со слабым здоровьем, но слишком уж желчного: “Волосы его висят; кожа, вся в мелких морщинах, покрыта отметинами mal français [сифилис]; у него деформированный череп, ум, пораженный горячечным бредом; его зрительные нервы разрушены, поскольку он разглядывал Юпитер с чрезмерным любопытством и самонадеянностью. ‹…› [У него] учащенное сердцебиение из-за небесной сказки, в которой он убедил всех и каждого”[106].
Хорки завершает описание предложением на немецком языке, лучше всего раскрывающим его злокозненную натуру: “Тайком от всех я снял восковой слепок подзорной трубы и, когда Господь сподобит меня вернуться на родину, собираюсь изготовить намного лучшую подзорную трубу, чем у Галилея”.
Как и следовало ожидать, амбициозные планы Хорки не осуществились, однако его жгучая зависть и бешеная ненависть к Галилею никуда не делись. В июне он опубликовал в итальянской Модене трактат “Очень краткое выступление против «Звездного вестника», недавно разосланного всем философам и математикам Галилео Галилеем”, в действительности представлявший собой не что иное, как злобный выпад против Галилея. Хорки замыслил оспорить реальность открытий Галилея, но его аргументы были смехотворны. Вдобавок он ядовито утверждал, что единственной причиной появления пятен света, якобы замеченных Галилеем возле Юпитера, было удовлетворение его жажды денег.
Данный инцидент закончился для Галилея благополучно, сильно ударив по самому инициатору (проникшись отвращением к поступкам Хорки, Маджини изгнал его из своего дома, а Кеплер порвал все контакты с ним), но книжонка Хорки является характерным примером общей реакции взвинченных обожателей Аристотеля.
Просветительская кампания
Галилей сразу понял, что ему предстоит тяжелая борьба по убеждению других в своей правоте, но он никогда не уклонялся от полемики и был готов драться за то, в истинности чего был совершенно уверен. Первое и главное – ему нужно было убедить своего бывшего ученика и будущего работодателя, великого герцога Козимо II Медичи. Чтобы добиться этого, он, возможно, уже в 1609 г. поразил герцога великолепными видами Луны в телескоп. Позднее, в марте 1610 г., как только “Звездный вестник” увидел свет, он проследил, чтобы герцог получил высококачественный телескоп с подробными инструкциями по его использованию. Соответственно, к концу апреля Галилей уже знал, что может рассчитывать на поддержку герцога. Нужно было решить, кого наиболее выгодно завоевать следующим. Сознавая, что, кто платит, тот и заказывает музыку, он решил направить свои усилия на патронов ученых, а не на самих ученых. Поэтому Галилей составил чрезвычайно амбициозный план просвещения тосканского двора:
Чтобы сохранить и увеличить признание этих открытий, мне представляется необходимым… чтобы истину увидели и признали… как можно больше людей. Я делал и делаю это в Венеции и Падуе. [Действительно, Галилей выступил с тремя успешными публичными лекциями о своих открытиях в Падуе.] Однако подзорные трубы, наиболее совершенные и способные показать все наблюдения, очень редки, и среди шестидесяти, что я изготовил с великими затратами и трудами, мне удалось отыскать лишь очень небольшое их число. [На самом деле к весне 1610 г. ему удалось получить приемлемые линзы не более чем для десяти телескопов.] Это немного, однако я вознамерился послать их великим князьям, в частности родственникам светлейшего великого герцога. Уже обращались ко мне с этим и светлейший герцог Баварии [Максимилиан I, у которого лютнистом был Микеланджело, брат Галилео] и курфюрст Кёльнский [Эрнест Баварский], а также Его преподобие сиятельнейший кардинал дель Монте [важный венецианский патрон Галилея], которому я отошлю [подзорную трубу] сколько возможно скоро, присовокупив свой трактат. Я сильно желал бы разослать их также во Францию, Испанию, Польшу, Австрию, Мантую, Модену, Урбино и во все прочие места, если бы это было угодно Его Светлейшему Высочеству.
Немногочисленными другими лицами, попавшими в составленный Галилеем список первых получателей книги и/или телескопа, были кардиналы, например Шипионе Боргезе, являвшийся не только большим покровителем искусств, но и племянником папы римского Павла V, и Одоардо Фарнезе, также кардинал-меценат, сын герцога Пармского. Довольно странно (хотя это, в общем, отвечало характеру Галилея): он настолько сосредоточился на успехе своей просветительской программы, что даже не включил в число будущих владельцев телескопов своего брата Микеланджело.
К счастью для Галилея, великий герцог решительно поддержал эту информационную кампанию. Тосканский двор финансировал изготовление всех необходимых подзорных труб, более того, послам Тосканы в главных европейских столицах были разосланы экземпляры “Звездного вестника” с обязательством способствовать дальнейшим открытиям Галилея. Почему семейство Медичи помогало Галилею? Не из-за интереса к коперниканской модели, а потому, что оценило необычайную способность и талант Галилея в представлении своих открытий как символов власти Медичи.
Усилия начали приносить плоды в апреле 1610 г. Девятнадцатого апреля Иоганн Кеплер, на тот момент самый видный европейский астроном, высказал горячее одобрение научным находкам Галилея. Удивительно, что, хотя Кеплер уже прочел книгу Галилея, он высказал свое благословение и одобрение еще до того, как получил возможность подтвердить открытия собственными наблюдениями: “Может показаться, что я слишком тороплюсь, с готовностью соглашаясь с вашими утверждениями, не подтвердив их собственным опытом, – писал он. – Однако почему я не должен верить самому знающему математику, самый стиль изложения которого свидетельствует о здравости его суждения?” В резком контрасте с высказанным Хорки обвинением в мошенничестве, Кеплер продолжил: “Он не имеет намерения прибегать к хитростям ради вульгарной славы, как и не притязает, будто видел то, чего не видел”. Наконец, описывая определяющие характеристики подлинно великого ученого, Кеплер провозглашает: “Поскольку он любит истину, то не колеблется оспорить даже самое привычное мнение и спокойно сносит насмешки толпы”.
Что касается самих наблюдений, Кеплер высказал соображения о результатах, полученных Галилеем, некоторые порядком надуманные. Например, он предположил, что на Луне есть живые существа, построившие часть наблюдаемых элементов рельефа. Кроме того, поскольку Кеплер разделял господствующее религиозное убеждение, что все космические явления должны иметь предназначение, то пришел к следующему фантастическому выводу: “Вывод достаточно ясен. Наша Луна существует для нас, живущих на Земле, а не для других небесных тел. Те четыре маленькие луны существуют для Юпитера, а не для нас. Каждая планета, в свою очередь, со всеми своими обитателями, обслуживается собственными спутниками. Из этой логической цепочки мы выводим с высочайшей мерой вероятности, что Юпитер обитаем”[107]. Кеплер не знал, что Юпитер является газовым гигантом и не имеет твердой коры. Наибольшие шансы существования какой бы то ни было формы жизни в системе Юпитера в действительности имеются на паре из его лун.
Не все выводы Кеплера были столь эксцентричны. Например, рассматривая факт, что неподвижные звезды и планеты выглядят по-разному при наблюдении в телескоп, он сделал следующее, поразительно точное, замечание: “Какие еще выводы следует нам сделать из этого различия, Галилео, как не тот, что неподвижные звезды производят свой свет изнутри, тогда как планеты, будучи непрозрачными, освещаются снаружи; а именно, пользуясь терминами [философа Джордано] Бруно, что первые есть солнца, а вторые – луны или земли”.
Сегодня мы действительно проводим однозначное различие между звездами, которые обладают собственной светимостью благодаря внутренним ядерным реакциям, и планетами, отражающими свет звезд, к системам которых относятся.
В мае 1610 г. Кеплер опубликовал свое письмо под заглавием “Беседа со «Звездным вестником»” (Dissertatio cum Nuncio Sidereo). Поскольку Галилео был, очевидно, доволен его содержанием, письмо в том же году было переиздано во Флоренции. С этого момента хвала полилась отовсюду. Галилей был провозглашен Колумбом в небесной сфере. Шотландский библиотекарь Томас Сегет писал: “Колумб дал человеку земли для завоевания в кровопролитных сражениях, новые миры Галилея никому не причиняют вреда. Что лучше?” Сэр Генри Уоттон, английский дипломат в Венеции, сумевший завладеть одним из самых первых немногочисленных экземпляров “Звездного вестника”, послал книгу королю Якову I Английскому 13 марта 1616 г., дополнив ее письмом, где, в частности, писал: “Сим посылаю Его величеству удивительнейшую новость из всех, что он до сих пор по