А что делает в таком случае русский человек? Он начинает пить. В пьяном виде отец был страшен, и не было тогда в моей жизни человека, которого я бы ненавидела так, как его. С налитыми кровью глазами он становился в позу передо мной – ребенком – и начинал произносить речи, как с трибуны:
– Тунеядцы!.. Дармоеды!.. Всех перрр-естррр-ляю! Мы – ленинцы! За что борр-олись? Мы делали революцию!..
А я стояла, разинув рот, слушала, и в этом в дымину пьяном ленинце была для меня все революция, все ее идеи».
Вот такие два мужчины, два образа: один навсегда убил в Гале все иллюзии «светлого коммунистического будущего», которым грезили ее ровесники, второй показал, что значит доброта безусловная, любовь беззащитная, кроткая, ничего не требующая взамен. Две главные женщины ее жизни – непостижимая, но прекрасная и далекая, как звезда, мать, и добрая, терпеливая бабушка, без криков и лозунгов делавшая то, что было необходимо. Все, что было в ее силах, и, как водится, немного сверх возможного.
О роли матери в жизни Галины Павловны можно говорить что угодно, но одно бесспорно: Галина всю жизнь тянулась к ней и в той или иной степени пыталась повторить эту недоступную ей холодную красавицу, чью любовь она так и не заслужит.
До самого последнего дня Галина будет думать, что Зинаида отвергла ее, потому что она уродилась не такой красивой как мать; та ведь – редкое сочетание: блондинка с черными глазами и черными же бровями и ресницами. Пройдут годы, и однажды, посетив умирающую от рака мать в больнице, Галина с ужасом для себя обнаружит, что волосы у той чернее вороньего крыла, и лишь на концах светлые. Мать всю жизнь осветлялась и красилась!
Получается, на самом деле и мать, и дочь были в одну цыганскую породу, но, как говорится, «ничто так не красит женщину, как перекись водорода».
Уму непостижимо: такое чувство, что мать стеснялась черноволосой дочери, потому что сама на самом деле была такой же. В детективной литературе очень часто можно встретить утверждение, будто зачастую мотив преступления невозможно вычислить, потому что люди подчас убивают друг дружку по самым незначительным и не стоящим того причинам. Кто-то выиграл последний рубль в карты, кто-то купил машину или завел себе красивую подружку. В результате мгновенная вспышка, ссора и убийство. Здесь мать всю жизнь скрывала от дочери, что красит волосы. Куда уж проще было вопреки всему на свете покрасить волосы ребенку, и пусть весь мир хоть желчью изойдет от зависти. Зинаида предпочла тихо ненавидеть девочку, напоминающую ей ее же саму! Непостижимо!
Любопытно, что когда у Галины появятся дети, они тоже будут воспитываться не ею и не Ростроповичем. Дочерей нашей героини воспитает домработница Римма, о ней дальше. Вообще, если говорить о традиции воспитания детей, то исстари на Руси не было такого, чтобы женщина одна поднимала всю ораву ребят, которую ей удастся родить, сохранить и вырастить. Жили большими семьями: бабушки, дедушки, прабабушки, прадедушки, нередко все под одной крышей. Муж с женой идут в поле работать, ребятишки остаются под присмотром бабушек, дедушек. И это правильно: пока человек в силах выполнять тяжелую работу, он тянет лямку, с малолетками же сидят те, кому в поле уже или еще не выйти. При этом детей с самого раннего возраста приучают к труду и заботе о младших. Революция погубила не только деревню, она разрушила вековой семейный уклад. Теперь молодые люди стремились жить со своей семьей отдельно, в идеале – на какой-нибудь прогрессивной стройке, где никаких бабушек-дедушек нет и в помине. В результате на женщину свалились все семейные хлопоты, плюс ее еще заставляли работать смену на какой-нибудь фабрике (у нас ведь, когда не надо, равные права мужчин и женщин), потом тащиться домой и уставшей заниматься хозяйством. Или сидеть в четырех стенах, исполняя всю работу по дому и выращивая детей. Ноша не из легких.
Галина Вишневская с бабушкой. 1932 г.
В доме у дедушки и бабушки Гале жилось привольно. Дедушка работал печником и считался мастером – золотые руки. Всегда старался принести внучке гостинчик, при этом чем пьянее возвращался с заработков, тем был щедрее. Умная девочка эту связь быстро обнаружила. Бабушка привычно ругала пьяного старика, а он только отмахивался, ну что, мол, сделаешь, традиция на Руси такая. Сделал дело, обмой его смело. А не обмоешь, еще неизвестно, как сия печь работать станет. А вдруг дымить начнет, а ему потом обидный укор. Впрочем, бабушка тоже нет-нет, да и прикладывалась к стоящей в буфете чекушке. «Бабушка моя из крестьянской семьи. – Вспоминает Галина Павловна. – Худенькая, небольшого роста, очень энергичная – целый день на ногах. Рано утром уже бежит на базар, в магазин, чтобы подешевле купить что-нибудь для еды. Получала она после дедушки пенсию – 40 рублей в месяц, а масло в то время стоило 16 рублей килограмм. Как мы умудрялись жить – не понимаю. Отец подбросил меня в Кронштадт – и забыл, денег не посылал. Бабушка стирала белье на чужих, шила – этим и жили. Любила водочки, конечно, выпить. Одиннадцатого числа каждого месяца она получала свою пенсию и по дороге домой покупала себе «маленькую» за 3 руб. 15 коп. Чекушку держала в буфете. Бывало, убирает, готовит, стирает, потом подойдет к буфету и рюмочку выпьет – так, глядишь, к вечеру чекушку и прикончит. Но это только с пенсии или с получки Андрея. Еще она курила папиросы, самые дешевые – «Ракета», 35 копеек стоили, она меня за ними в лавку посылала. Было у нее несколько подруг. Обычно собирались они у нас дома в день пенсии. Выпьют, песни начинают петь». Вот такая жизнь – нищая, пьяная, да ведь другой она и не знала. С пьяного деда всегда можно было получить слипшиеся в единый облепленный махоркой комок леденцы, бабушкины подружки выдавали девочке копейки на мороженое, лишь бы она ушла из дома куда подальше и не мешала им о своем, о бабьем разговаривать. Получив мзду, Галя меняла домашние обрезанные валенки (тапок не водилось) на обычные валенки или латаные-перелатаные ботинки и до вечера болталась невесть где.
Подруг у нее почти не было, зато мальчишки принимали как свою. Все ведь знали: Галя Иванова не предаст, не наябедничает. На третьем году обучения перевели ее в новую школу, так в первый же день какой-то мальчишка выстрелил ей из рогатки прямо в лоб. Причем ровнехонько попал между глаз; чуть-чуть в сторону, и Галина лишилась бы глаза. Все понимали, что она не могла не видеть, кто это сделал, но Галя ничего не сказала, как ни пытали. За такую стойкость ее в классе сразу полюбили.
Учителям такое упрямство и несговорчивость, разумеется, поперек горла, но Галя – кремень, убить легче, чем перевоспитать. Так что в конце концов ее оставили в покое. Впрочем, что с нее, с «сиротки», возьмешь. Все ведь знают, бабушка с дедушкой жилы тянут, чтобы воспитать кровинушку. Дома Галю работой не загружали, домашние задания не проверяли, во-первых, некогда, во-вторых, некому: дядя Андрей преподавал в школе физкультуру, как ему доверишь склонения да дроби проверять, остальные не шибко-то грамотные. В результате Галина училась только по тем предметам, которые ей нравились, отвергая все точные науки без исключения; а зачем они, коли девочка в артистки пойдет?
Артисткам химия с физикой без надобности. Галя ходила на хор, в драмкружок, участвовала во всех вечерах – песни на Ленинскую тему, на конкурсах творчества юных пела. Голос, природой самой поставленный, сильный, как у взрослой. Репетировать дома начнет – весь двор, замерев, слушает, как Галка-артистка выводит:
Братишка наш, Буденный, с нами весь народ!
Приказ – голов не вешать и смотреть вперед,
Ведь с нами Ворошилов, первый красный офицер,
Идем вперед, вперед за СССР!
На всех конкурсах Галка Иванова первая. Без нее ни один концерт обойтись не может.
Однажды Галя влетела в квартиру и бегом к бабушке, в руках сверток – подарок за первое место в певческом районном конкурсе. Развернули – три метра ситца, белого в горошек. Это произошло, когда Галина училась еще только в первом классе! Из ситца бабушка сшила ей платье с воланами. Будет в чем на концертах выступать.
После этого Галка и вовсе загордилась, решила новое платье каждый день во двор трепать. Пусть все видят, как ее наградили. Бабушка запретила, так вздорная девчонка чуть ли не до утра в ванной комнате, закрывшись, проревела. Соседей умываться не пустила, а ведь это коммунальная квартира, народу человек сорок, все после работы злые. Бабушка то и дело к двери подойдет, прислушается, а внучка ей оттуда рассказывает, как вот она здесь помрет, и как они с дедом и дядей Андреем понесут ее хоронить. Наверняка ведь это самое платье на покойницу наденут и плакать станут. Вот тогда она посмеется!
А потом еще завыла зычным голосом:
«Вечер вечереет,
Работницы идут.
Маруся отравилась,
В больницу повезут».
Бабушка ее давай уговаривать да ужином завлекать, а она, точно тетерев на току, ничего не видит, не слышит:
«Спасайте не спасайте,
Мне жизнь не дорога:
Я милого любила,
Такого подлеца».
– Да вытащите ее оттуда, безобразие, людям помыться не дадут, – стучит в дверь соседка.
А Галя, заткнув уши, продолжает:
«Приходит к ней мамаша
Свою дочь навестить.
А доктор отвечает:
«При смерти она лежит»».
В общем, так допелась, что все это себе натурально вообразила, лежит на полу и плачет о своей безвинно загубленной жизни.
Во второй школе Галя познакомилась с учителем пения Иваном Игнатьевичем, который услышал Галю в хоре и как-то велел ей остаться после репетиции. В тот день они разучивали:
«Сталин – наша слава боевая,
Сталин – нашей юности полет!
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет».