– Нет уж, спасибо, – он снова улыбнулся. – Есть такое старое выражение: лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе.
– Старое русское выражение? – скептически уточнила Кэролайн с гримаской лёгкой брезгливости.
– Ну, если Юлий Цезарь для тебя – русский, то пусть будет так, – он не выдержал и засмеялся, и Кэролайн, глядя на него, тоже не смогла сдержать смеха. О, как ему шла улыбка!.. Она была способна растопить лёд любого непонимания.
– Кстати, давно хотела тебя спросить… Откуда ты так хорошо знаешь английский язык? Я заметила, что у вас в стране это большая редкость.
– Отец, царство ему небесное, угнетал нас воспитанием… – отшутился Белецкий цитатой из своего любимого Чехова, а затем с явной досадой вновь перешёл на английский:
– Какая жалость, что ты не понимаешь русского! Так много смыслов теряется при переводе… В общем, в нашей семье очень большое значение придавалось хорошему образованию. Я был способным ребёнком, и меня с первого класса определили в престижную языковую школу. Отчим с матерью надеялись, что я подам документы в институт международных отношений, стану дипломатом… Поступив в школу-студию МХАТ, я их обоих очень сильно разочаровал.
– Неужели они тобой не гордятся? – Кэролайн округлила глаза. – Ты такой талантливый, такой знаменитый…
– Отчим давно умер. А мама, конечно, гордится – сейчас, – выделил он интонацией последнее слово. – Но если бы мне не повезло и актёрская карьера сложилась бы менее удачно… Думаю, мама пилила бы меня и по сей день. У неё вообще непростой характер.
– Мне так жаль, – сочувственно произнесла она.
– Чего ж тут жалеть? – он усмехнулся. – Всё в итоге сложилось к всеобщему удовлетворению.
При попытке Александра оплатить счёт Кэролайн не на шутку оскорбилась. Она не кокетничала, не лицемерила и не набивала себе цену – ей действительно было неприятно.
– Во-первых, это я тебе пригласила, – сказала она сухо, – так что не ставь меня в неловкое положение. А во-вторых… Ох уж мне этот русский шовинизм: мужчина должен за всё платить, а женщина – лишь бесполезный придаток!
– Ну вот, опять завела свою любимую песню «вы, русские», – поморщился он. – Я вовсе не подразумевал, что ты – бесполезный придаток. Просто оплатить счёт в ресторане и за даму тоже – моя привычка.
– Это отвратительная привычка, она унижает женщину! – убеждённо возразила Кэролайн. – К тому же, это как бы намекает на то, что, сводив меня поужинать, ты автоматически получаешь право провести со мной ночь!
– Упаси бог, какой вздор, – серьёзно отозвался Белецкий. – Ну что ты, Кэрри, у меня и в мыслях не было, правда.
Кэролайн поняла, что перегнула палку с возмущением – она-то как раз не имела ничего против того, чтобы затащить этого строптивого красавчика в постель. Он, должно быть, просто невероятно хорош в сексе… От одного только взгляда на него у Кэролайн по коже бегали мурашки. Теперь же она отчаянно ломала голову, как продолжить вечер, и ругала себя за то, что была к Александру слишком сурова. Она даже оставила без внимания то, что Белецкий придержал для неё дверь ресторана, пропуская вперёд – ну, что с ним поделать, с таким невоспитанным…
– Отличный вечер, правда? – спросила она, вдыхая полной грудью свежий майский воздух. – Так не хочется садиться в такси… может быть, прогуляемся немного? Здесь так красиво!
– Почему нет? – покладисто согласился Белецкий. – Пойдём!
– Отчего же ты не предлагаешь мне руку, Саша? – кокетливо спросила она. Он в притворном ужасе округлил глаза:
– Ага, чтобы ты затем обвинила меня в этом, как его… сексуальном домогательстве?!
Кэролайн засмеялась и сама протянула ему руку.
– Обещаю, что не скажу ни слова по этому поводу!
Они неторопливо двинулись по Тверскому бульвару. Над Москвой уже повисли весенние синеватые сумерки, и стук женских каблучков по асфальту как бы намекал о том, что совсем скоро в мегаполис придёт самое настояшее, жаркое, солнечное лето.
– А это, обрати внимание – ещё один наш великий поэт, – кивнув в сторону памятника Есенину, сообщил Александр. Кэролайн самодовольно улыбнулась:
– Я его знаю! Сергей Йе-сэ-нин, – старательно выговаривая русскую фамилию, произнесла она по слогам. – Бунтарь, алкоголик и распутник – так?
– Так, да не так, – засмеялся Белецкий. – Нельзя судить о гении только по его человеческим характеристикам, он несколько выше и вне этого. Кстати, ты в курсе, что он был женат на американской танцовщице?
– И это знаю! – похвасталась Кэролайн. – Её звали Айседора Дункан. Откровенно говоря, никогда не понимала, чего уж такого особенного в её танцах. Почему все восхищались её якобы талантом? Мне кажется, практически любая женщина так станцевала бы. Даже я! И, кстати, красивой я её тоже не нахожу. Не понимаю, от чего там все мужчины с ума сходили…
Белецкий предпочёл не спорить. Вместо этого, бросив быстрый взгляд в сторону памятника, он вдруг остановился и принялся задумчиво читать одно из есенинских стихотворений.
– Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.
Кэролайн ошеломлённо захлопала ресницами, ещё не сообразив толком, что происходит. Но было что-то завораживающее в отстранённом лице Александра, в его синих глазах, когда он читал эти строки, и она благоговейно молчала, не решаясь перебить его неловким вопросом.
– Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?..
– Это Белецкий! Белецкий!.. – понеслось со всех сторон шушуканье. Вокруг них моментально образовалась толпа зевак, но Александр, казалось, никого и ничего не замечал вокруг. Он читал стихотворение даже не для Кэролайн – а будто бы для самого себя.
– …Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь, —
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.
Да и ты пойдёшь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.
Он читал негромко, практически шёпотом, но – парадокс – собравшейся публике было слышно каждое его слово. Все, затаив дыхание, внимали этому неожиданному перфомансу, а кое-кто исподтишка снимал его на мобильный телефон.
– И когда с другим по переулку
Ты пройдёшь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.
Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер…»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».
Загипнотизированная Кэролайн смотрела в его лицо, боясь даже моргнуть. Она не понимала ни слова, но её буквально околдовывал этот глубокий, низкий голос, эта грустная полуулыбка на лице Александра, его взгляд, устремлённый куда-то внутрь себя…
– И ничто души не потревожит,
И ничто её не бросит в дрожь, —
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжёшь.
Окончание стихотворения зрители встретили бешеными овациями: люди восхищённо хлопали, кричали «браво», а он раскланивался, как на сцене. Кэролайн смотрела на него влюбёнными глазами, преданно заглядывала в лицо и растерянно улыбалась. Она не понимала, что её так сильно зацепило – само исполнение или та внутренняя сила, магия слова, что была заложена в этих неведомых ей строчках на странном и грубом на слух чужом языке?
Пока Белецкий любезно раздавал всем желающим автографы и фотографировался, она откровенно любовалась им и думала: «Я буду не я, если сегодня же не пересплю с ним!»
– Что ты читал, Саша? – поинтересовалась Кэролайн, когда, отделавшись от толпы обожателей, они возобновили свою неспешную прогулку. – У тебя было такое лицо… И голос… я ничего не поняла, но… какой у тебя голос! О чём это стихотворение?
Он улыбнулся, и в уголках его синих глаз образовались милые морщинки.
– Все лучшие стихи написаны о любви. И это – не исключение.
– Ты веришь в любовь? Вернее, тебе часто приходилось любить самому? – спросила она с любопытством.
– Не очень, – отозвался он. – К тому же, мои лав-стори никогда не заканчивались благополучно… я имею в виду, в мою пользу.
– Твои женщины изменяли тебе? – спросила Кэролайн понятливо.
– Слушай, это слишком тяжёлый разговор для такого хорошего и приятного вечера. Может быть, сменим тему?
– Давай, – легко согласилась она. – Вечер действительно хороший. Сейчас бы выпить чего-нибудь!
– Можем зайти в бар или паб, – предложил он с готовностью.
– Есть идея получше, – улыбнулась актриса. – Я здесь живу недалеко… в смысле, студия мне снимает апартаменты. Дома есть виски, ром и даже водка. Может, отправимся ко мне?
– Так ты подпольная алкоголичка? – засмеялся он. – После съёмок квасишь потихоньку в своей квартирке?
– Просто бар нужно держать полным для гостей, – объяснила она. – Впрочем, откровенно говоря, не так-то часто у меня в Москве бывают гости…
– Ну что же, к тебе – так к тебе, – согласился Белецкий, хотя уже догадался, что просто совместным распитием алкоголя всё не закончится.
Кэролайн обитала в уютной однокомнатной квартире с видом на Патриаршие пруды.
– Не вздумай разуваться! – весело предупредила она Белецкого, когда они очутились в прихожей. – У русских есть очень странная привычка – снимать обувь перед тем, как войти в комнату.
– Не менее странная, чем заваливаться в ботинках на диван… – пожал плечами он, но последовал её просьбе.
Пройдя в комнату, Александр уселся в кресло и щёлкнул оказавшимся поблизости на журнальном столике пультом от телевизора.
– Что ты будешь пить? – крикнула Кэролайн из кухни; она вообще засуетилась и заблестела глазками, предвкушая отличный вечер, который должен был перейти в не менее прекрасную ночь. – Может быть, водку с тоником?