Викино дыхание постепенно выравнивалось. Она уже привыкла к мысли о том, что бывший любовник и отец её ребёнка сидит сейчас в зале и хладнокровно наблюдает за её игрой. Впрочем, она могла быть к нему несправедлива – а что, если Александр вовсе не был хладнокровен? Может быть, он тоже волновался. Но в любом случае, он был в более выигрышной позиции – скрытый темнотой зрительного зала, не привлекающий к себе излишнего внимания, в то время как она сама была для всех, как на ладони.
– Тось, да что с тобой? Кто тебя обидел? – встревоженно спросил Никита, и тут, проследив за направлением Викиного взгляда, тоже обнаружил Белецкого среди публики. – Ты только намекни, я ему голову сверну! – закончил он с вызовом. И в этот момент губы Александра дрогнули в еле заметной, но всё же отчётливой усмешке.
С грехом пополам они доиграли спектакль до конца. Вика чувствовала себя так, словно пробежала многокилометровый марафон. На финальном поклоне она изо всех сил старалась не смотреть вправо, в четвёртый ряд, однако понимала, что на этом история явно не закончится…
– Что ему надо? – раздражённо спросил её Никита за кулисами. – Чего он припёрся?
Как и все Викины однокурсники, он был наслышан об их громком романе. Об этом тогда не судачил только ленивый – связь зелёной, никому не известной первокурсницы с суперзвездой и главным ловеласом российского кино попала в заголовки парктически всех средств массовой информации.
– Понятия не имею… – отозвалась Вика сквозь зубы. – Сама в шоке.
– Ну, ты обращайся, если нужно… может, надо ему по шее накостылять или ещё чего, – неуклюже попытался подбодрить он. Вика никогда не откровенничала с Никитой о Белецком, поэтому его неожиданное участие и забота тронули её. Она улыбнулась:
– Спасибо, Никитос, буду иметь в виду…
Странно, но она почти не удивилась, когда услышала за спиной знакомый, мягкий, обволакивающий, и вместе с тем – такой низкий мужской голос. Словно ждала его. Да наверное, и в самом деле ждала, догадываясь, что его появление во ВГИКе неслучайно.
– Здравствуй, Белка.
Только он один на всём белом свете звал её этим милым прозвищем – за то, что, по его словам, она была такая же маленькая, рыжая и шустрая, как белочка. Да и фамилия её говорила сама за себя…
Она обернулась и смело встретила этот синий взгляд, о который так сильно обожглась впервые, несколько лет назад, в Ялте.
– Привет. Какими судьбами? – спросила она небрежно, подозревая, что переигрывает с безразличием: он же заметил её замешательство на сцене в тот самый момент, когда Вика увидела его среди зрителей – она чуть текст не забыла…
– Неисповедимыми, – пошутил он. Затем кивнул головой куда-то в сторону:
– Я ведь не один пришёл.
Тут только Вика разглядела, что рядом с Белецким стоит его дочь Даша. Ей стало стыдно за то, что она, ошалев от его появления, не замечала больше ничего и никого вокруг.
– А мы с Дашкой по твою душу, – весело сообщил Белецкий. Вика настороженно глядела на его взрослую дочь. Они были знакомы раньше… в той, прошлой жизни, когда Даша была строптивым пятнадцатилетним подростком. Ершистой, колючей хамкой. Конечно, внешне она изменилась – повзрослела. Но Вика понятия не имела, что девчонка в глубине души думает о ней, поэтому не расслаблялась и продолжала с подозрением глядеть на эту парочку непрошенных гостей.
– Так чем обязана?
– Видишь ли, Дашка планирует поступать к вам во ВГИК. К тому же, в мастерскую Михальченко, – Белецкий обезоруживающе улыбнулся. – Ты уж извини, но у меня среди ВГИКовцев больше никого нет, кроме тебя. Вот я и подумал, что ты можешь ей как-то помочь… Направить, подтолкнуть, так сказать, в нужном направлении.
– Но что я могу сделать? – растерялась Вика. – Я сейчас в запарке, дипломный спектакль играем, а ещё экзамены…
– Ничего особенного от тебя и не требуется. Просто поделись своим опытом. Как поступала, что сдавала… и так далее. Поговори с ней, только и всего. Удели ей полчаса своего драгоценного времени.
– Прямо сейчас? – нахмурилась Вика, но затем решительно тряхнула головой: уж лучше действительно прямо здесь и сейчас, чтобы не откладывать экзекуцию на потом. – А впрочем, пойдёмте… Я расскажу всё, что помню со вступительных экзаменов, ну и заодно устрою вам небольшую экскурсию по институту, если вам это интересно.
Тут Даша, до этого безмолвно прислушивающаяся к их диалогу, открыла наконец рот и произнесла:
– Нам это очень интересно! Спасибо.
– Тогда подождите меня здесь. Я только сниму грим и переоденусь, – сказала Вика.
– У нас двенадцать малых театральных площадок, которые называются творческими мастерскими, – рассказывала она, ведя их за собой вверх по лестнице с белыми перилами и стараясь обращаться больше к Даше, чем к её отцу. – Восемь кинозалов и один актовый зал, компьютерные классы, лаборатории, своя типография, библиотека и фильмотека… Актёрский факультет расположен здесь, на четвёртом этаже.
Даша шмыгнула носом, с благоговением взирая на эту святая святых.
– Трудно было поступить? – спросила она осторожно. Вика улыбнулась, вспоминая то сумасшедшее, бурное, яркое лето, когда вся её жизнь разделилась на «до» и «после».
– Меня во ВГИК вообще случайно занесло, – призналась она, – до этого я уже успела провалиться во всех остальных театральных вузах и твёрдо собиралась возвращаться обратно в Самару. И вот, в последний день предварительного прослушивания, мне позвонил друг и упросил приехать. Ну, а дальше… как-то закрутило в водовороте и само собой понесло… Наверное, судьба. Первым человеком, которого я здесь встретила, оказался Алексей Яковлевич, мой будущий Мастер. Мы с ним буквально в дверях столкнулись. Я тогда ещё не знала, что именно он набирает себе курс.
– Он вообще как… строго принимает? – спросила Даша, боязливо поёжившись. Странно, в помещении ВГИКа с неё – обычно такой самоуверенной и не лезущей за словом в карман – слетела вся напускная бравада, и вопросы она задавала робким, едва ли не заискивающим тоном.
– Ну… – Вика задумалась. – Михальченко придерживается великой чеховской формулы: в человеке должно быть всё прекрасно. И лицо, и одежда, и душа, и мысли. Причём под «лицом» тут подразумевается не классическая смазливенькая внешность. Красотки на актёрский факультет ежегодно ломятся целыми табунами, – она усмехнулась. – Главное – это некое обаяние, харизма, если хочешь. Надо, чтобы твоё лицо буквально светилось изнутри. А ещё Мастер всегда говорит, что главное – это чтобы не было пусто вот здесь, в сердце…
– Ну, ты у меня, Дашка, точно не пустышка, – обнадёживающе заверил Белецкий. – Прорвёшься!
Даша искоса взглянула на отца и вздохнула.
– Мне бы твою уверенность…
Они продолжили экскурсию.
– У нас есть также свой собственный костюмерный цех, – поведала Вика. – Там почти десять тысяч костюмов, это вам не хухры-мухры! В нём можно найти платье практически из любой эпохи: хоть восемнадцатого века, хоть послереволюционного периода, хоть наряд стиляги пятидесятых.
– Ничего себе! – восхитилась Даша. – А откуда вы их берёте? В смысле, у вас есть своё ателье?
– Конечно, есть, но чаще всего институт покупает ненужную одежду у театров. А иногда нам костюмы просто дарят… К примеру, после съёмок «Печали минувших дней», где твой папа, Дашенька, играл главную роль, от съёмочной группы ВГИКу перепала отличная коллекция нарядов первой половины девятнадцатого века.
– Ух ты! – оживился Белецкий. – И мой белый китель?!
– И он тоже, – кивнула Вика, смущённо пряча взгляд. Именно на съёмках того исторического фильма она и познакомилась с Александром. Стоило прикрыть глаза на секунду, и в памяти тут же явственно возникала картинка – Ялта, Ливадийский дворец, Турецкая беседка… И Белецкий, непередаваемо прекрасный в образе офицера царской армии, на коленях перед красавицей-актрисой, играющей юную княжну…
Стыдно было вспоминать об этом, но в первые месяцы после расставания с Белецким Вика иногда принималась невыносимо, до боли, скучать по нему. Тогда она приходила в костюмерный цех под какими-то надуманными глупыми предлогами и подолгу простаивала перед тем злосчастным офицерским кителем. Она трогала золотые пуговицы, гладила рукава и воротник-стойку, украдкой вдыхала запах материи… Ей казалось, что китель еле уловимо пахнет Александром, хотя этого, конечно, просто не могло быть – наверняка после съёмок вся одежда обрабатывалась в химчистке.
– В чём дело, Белка? – шутливо уличил её Белецкий: от него трудно было хоть что-то скрыть. – Неужели ты покраснела? Ну-ка, признавайся, о чём или о ком подумала?
Сердито взглянув на него, она поспешила сменить тему.
– Ещё во ВГИКе есть своя киностудия. Самая настоящая, как в серьёзном, большом кино. Пять съёмочных павильонов, осветительные приборы, рельсы для кинокамеры… Всё по-взрослому.
– А тебе уже приходилось тут сниматься? – восхищённо спросила Даша.
– Белке и в большом кино приходилось сниматься, не только в учебном, – напомнил Александр со смехом.
– Да, конечно… – отвечая на вопрос Даши и игнорируя реплику Белецкого (не замечать! не замечать его вовсе – вот спасение!), отозвалась Вика. – Буквально в прошлом месяце знакомый парень с третьего курса операторского факультета просил ему помочь. Требовалось снять для курсовой этюд на льющийся из окна дневной свет. А съёмки же в павильоне, свет нужно было так выставить, чтобы ни у кого и тени сомнения не возникло, что он естественный, а не искусственный. Вот я и изображала купчиху, сидя у «окна» и попивая чай из блюдца, – она засмеялась.
– Ты – купчиха? – Белецкий комично сморщил нос и фыркнул. – Более неподходящую кандидатуру на эту роль сложно себе представить. Маленькая, худенькая, хрупкая… Ну какая ты купчиха со своими сорока килограммами?
– Сорока четырьмя, – сухо поправила она. – Я растолстела в последние годы.
Она не стала уточнять, что причиной прибавки в весе стала сначала беременность, затем – кормление грудью. Белецкий, конечно, не мог не знать того, что у неё есть ребёнок, но не стоило вообще затрагивать эту опасную тему в его присутствии. От греха подальше…