Пристыжённый, он опустил голову.
– Малыш, я…
– И прекрати называть меня «малыш», меня это бесит! – резко бросила Вика, не поворачиваясь. Поддев яичницу лопаточкой со сковороды, она ловко переложила её в тарелку и поставила на стол перед мужем.
– Не ври, – он нашёл в себе силы улыбнуться. – Тебе это приятно, я знаю. Я же тебя так всегда звал, чуть ли не с самой первой нашей встречи.
– Меня и тогда бесило, но я закрывала на это глаза, потому что ты мне нравился, – строптиво отозвалась Вика.
– А сейчас, стало быть, больше не нравлюсь?
С Вики моментально слетел настрой скандалить.
– Как ты можешь… – выдохнула она, повернувшись к нему лицом. – Ты же прекрасно знаешь, что я тебя люблю.
Он серьёзно смотрел на неё, словно проверяя на детекторе лжи. Однако Викин взгляд был абсолютно искренен.
– А… Белецкий? – спросил он, презирая себя за этот вопрос и всё-таки не в силах не задать его.
– Опять Белецкий? Что – Белецкий? При чём тут он? Ты совсем ку-ку? – Вика покрутила пальцем у виска. – Да, я любила его раньше. Раньше, сколько можно повторять! Сейчас он меня вообще не волнует. Что касается Ванечки… Ну, согласись – в конце концов, Белецкий имеет право знать правду.
– А на что он ещё имеет право? – мрачно уточнил Данила.
– Больше ни на что, – спокойно отозвалась она. – Я же сказала, единственным отцом для Вани всегда будешь оставаться ты. Он любит тебя, ты любишь его… Этого достаточно. Да, Белецкий, несомненно, сможет видеться с ним, если захочет. Раз в неделю или около того.
– А как ты это Ване объяснишь?
– Ну, скажем для начала, что это его дядя или ещё кто-нибудь, – отмахнулась Вика. – Я обсужу всё это с Сашей, не думаю, что он станет настаивать на формальностях. Ему сейчас важнее просто тот факт, что у него есть сын. Уверена, он ухватится за любой предложенный мною вариант.
– Как ты всё просчитала… – Данила покачал головой. Вика обиделась.
– Ничего я не просчитывала. Я и подумать не могла, что правда рано или поздно вылезет наружу. Мне казалось, мы сможем всю жизнь это от всех скрывать… Но, раз уж дёрнули за ниточку – нужно развязать узелок. Иначе можно запутаться ещё больше. А уж тем более, когда в это дело суют свой нос журналисты!
– Ладно, прости, – он опустил глаза. – Ты, наверное, во всём права… Я просто плохо соображаю сейчас.
Вика протянула руку и взъерошила его волосы, ещё влажные после душа.
– Ешь давай, – сказала она. – А то остынет.
По дороге в больницу Вика рассеянно вглядывалась в проплывающие за окном такси городские пейзажи и морально готовилась к встрече с Белецким. Нужно было тщательно продумать, что и как ему сказать… Не то, чтобы она волновалась – просто старалась настроиться на беседу.
Внезапно Вика вспомнила, что должна кое-что сообщить дочери Белецкого – это было связано с предстоящими экзаменами во ВГИК – и тут же набрала её номер.
– Даша, послушай-ка, вступительные вот-вот начнутся, – сказал она без долгих предисловий. – Я чуть не забыла – у меня есть одна очень хорошая книга, помогающая подготовиться к прослушиваниям в актёрские вузы. Я могла бы тебе её передать!
– Спасибо, – откликнулась Даша заторможенным голосом. Непохоже было, что она сильно счастлива от этой новости.
– Ты что, передумала поступать? – заподозрила Вика.
– Да нет… Наверное, всё же попробую, – вяло отозвалась девушка.
– Тогда нам нужно договориться, где мы можем с тобой пересечься. Жаль, сейчас я книгу не захватила – а то могла бы для тебя её оставить в больнице у папы…
– У кого? – переспросила Даша странным тоном.
– У папы, – повторила Вика терпеливо, стараясь не раздражаться: похоже, она просто позвонила не вовремя. – У твоего отца. Я как раз сейчас еду к нему.
– Ты что, не знаешь, – с нажимом выговорила Даша, – что он мне никакой не отец?
– В смысле? – растерялась Вика. – Ну, то есть… Я в курсе того, что вы не… но, откровенно говоря, я знала это и раньше. Он мне сам рассказывал.
– Он – рассказывал – тебе?! – переспросила Даша в ужасе. – Когда???
– Давно, несколько лет назад…
– Офигеть, – нервно рассмеялась Даша. – Все в курсе, все всё знают, одна я – как лохушка, в блаженном неведении…
– Постой, – непонимающе переспросила Вика. – А это как-то меняет твоё отношение к нему? Разве мама тебе не рассказала, почему он так поступил?
– Рассказала, – Даша фыркнула. – Да какая разница? Мне теперь всё равно… Мой родной отец меня и знать не хочет, а тот, кого я считала родным… тот просто обманщик.
Вика почувствовала, что буквально сатанеет от злости. Это случилось моментально, в один миг – будь Даша рядом, Вика, наверное, залепила бы ей пощёчину.
– Все всё знают, говоришь? – переспросила она дрожащим от сдерживаемой ярости голосом. – Нет, не все и не всё. К примеру, я и представить себе не могла, что ты – такая неблагодарная дрянь и скотина.
Даша сначала ошеломлённо притихла, а затем неувернно переспросила:
– Что ты сейчас сказала?
– Что слышала, – отрезала Вика. – Ах, он обманщик? Тогда ты – хуже, ты просто подлая и самовлюблённая эгоистка.
– Вик, ты что, с цепи сорвалась? – возмутилась Даша. – Что ещё за наезды? Да какое ты вообще имеешь право?..
– А какое право имеешь ты?! Вы же с матерью только бессовестно пользовались Сашей все эти годы. Он помог Анжеле прикрыть задницу, когда она попала в трудную ситуацию. Дал тебе своё имя, воспитывал… Не его вина, что он сломался, не смог дальше притворяться примерным супругом. А она после развода начала всем рассказывать в интервью, как плохо они жили, давя на жалость. Что, скажешь – не так? Она пиарилась на его имени! Превращала в пошлый фарс их брак, получая за это деньги и, худо-бедно, славу. Да она никому не была бы интересна сама по себе, если бы не он!
Даша молчала. Но Вике не нужны сейчас были её ответы – она просто хотела выплеснуть накипевшее.
– Он помог твоей маме, выручил в беде… И сам же за это получил – СМИ сделали его этаким антигероем после развода. А ты, ты?! Да если бы не он, твоя мать скорее всего вообще сделала бы аборт. Он что, плохо о тебе заботился? Был никудышным отцом? Как ты смеешь обижаться на него за то, за что по идее надо кланяться в ножки?
– Что ты мне предлагаешь? – подала наконец голос Даша.
– Я ничего не предлагаю. Но могу сказать, что сделала бы на твоём месте. Да я бы из больницы отца просто не вылезала. Я бы его с ложечки кормила. Я бы молилась о том, чтобы он как можно скорее встал на ноги. Так что самое лучшее, что ты можешь сделать – это немедленно поехать к нему и покаяться. Но это уж тебе решать.
И она в раздражении отключила телефон.
– В детстве у нас во дворе была популярна забавная игра, – Вика взглянула на Белецкого и загадочно улыбнулась. – Мы собирали в мешочек белые и чёрные камешки, а затем по очереди, не глядя, доставали их по одному. Вытащишь чёрный – изволь признаться в каком-нибудь ужасном, отвратительном, постыдном поступке.
– И в каких же, интересно знать, грехах и злодеяниях было модно каяться в твоём детстве? – усмехнулся он. – «Сбежала с уроков в кино»?
– Типа того, – кивнула Вика, – ну, или «стащила у бабушки десять рублей», или «целовалась с Курочкиным на перемене под партой».
– Однако, – он присвистнул. – А если вытянешь белый?
– Тогда нужно было чем-нибудь похвастаться. Рассказать о поступке, которым ты гордишься, о каком-то героическом событии.
– Я догадался, – подхватил Белецкий весело, – «перевела старушку через дорогу» и «накормила голодного котёнка»!
– Если честно, – Вика смутилась, – то я постоянно врала, вытащив светлый камень. Такую богатую биографию себе придумала – всем на зависть! Вплоть до поимки иностранных шпионов голыми руками. Сейчас я, конечно, понимаю, что все привирали. Кстати, когда мы повзрослели, то приоритеты и акценты тоже поменялись. К примеру, то, что я целовалась под партой, уже было не стыдом, а предметом гордости и похвальбы перед подружками. Но это было очень весело…
– Я бы с удовольствием поиграл с тобой в эту игру, – Александр с улыбкой смотрел на неё, и Вика радовалась, что ей удалось его немного развеселить, отвлечь от невесёлых дум. – Узнать, чего в жизни ты больше всего стыдишься, а чем гордишься.
– Ну, давай будем считать, что я только что вытащила оба камешка, – легко согласилась Вика, готовая к откровениям и к разговору начистоту.
– Сначала – чёрный, – потребовал Белецкий, и глаза его вспыхнули интересом.
– Самый мой постыдный поступок – это то, что я однажды бросила Даню ради тебя, – не колеблясь, выговорила Вика. – Это было подло. Это было отвратительно. Я это и тогда понимала, разумеется. Просто продолжала себя оправдывать. Мне же казалось, что я по-настоящему тебя люблю, а любовь, как говорится, оправдывает всё… Даже самую последнюю низость.
– А белый камешек? – тихо спросил он.
– Будешь смеяться, но самое прекрасное, что случилось со мной в жизни – это именно знакомство с тобой. Нет, не перебивай! – возразила она, видя, как удивлённо округлились его глаза. – Я не в этом смысле. Просто… если бы мы не встретились, я не родила бы от тебя сына.
Белецкий молчал.
– Ванечка – он необыкновенный, – продолжала Вика. – Я боюсь даже представить, какой была бы моя жизнь без него. Разумеется, я хочу детей и от мужа тоже, но ведь они будут уже другие. Понимаешь?
– Пытаюсь…
– Он тебе понравится, – убеждённо заявила Вика, имея в виду сына. – Я вас обязательно познакомлю, когда ты поправишься.
– Почему у нас с тобой ничего не получилось, Белка? – осторожно спросил он, не глядя ей в глаза.
Она чуть помедлила с ответом.
– Я… не чувствовала твоей руки, когда мне нужна была поддержка. Мне всё время было страшно, что я вот-вот упаду. Я не могла быть с тобой уверенной в завтрашнем дне. Будущее меня страшило, а не радовало…
– Спасибо за откровенность, – отозвался он. – Понимаю, что это всё целиком и полностью моя вина, моя ответственность. Я просто испугался…