– Это нормально в её состоянии, – утешил врач. – Плохая концентрация, ей очень сложно сосредоточиться на чём-то одном.
Мать внезапно замолчала на полуслове и начала внимательно прислушиваться, кивая в такт голосам, звучавшим, видимо, в её голове. Время от времени она тихо что-то отвечала – невозможно было разобрать ни слова. Затем внезапно расхохоталась – вероятно, в её сознании происходил оживлённый и содержательный диалог.
Вика попыталась было вклиниться, напомнив о себе.
– Мама… – позвала она робко. Женщина взглянула на неё с плохо скрываемой досадой:
– Что вам, девушка?
– Ты забыла, кто я? – беспомощно произнесла Вика. Мать встревоженно взглянула на неё, ожидая подвоха, а затем скорчила плаксивую гримасу:
– Да что вам всем от меня надо! Надоели! Я ничего не делала! Я ничего не брала! Вот, посмотрите сами! – крикнула она гневно и швырнула в Вику апельсином – та еле успела увернуться.
– Света, а ну-ка прекрати немедленно, – спокойно, но твёрдо произнёс врач. – Как ты себя ведёшь?! Если ты сейчас же не перестанешь, нам всем придётся с тобой расстаться.
– Нет, – тут же захныкала она. – Не уходите! Меня тут обижают! Все-все обижают!
– Кто тебя обижает, мам? – Вика предприняла очередную попытку наладить контакт. Лицо матери сделалось озабоченным.
– Вон там траншея! – крикнула она вдруг, схватив дочь за руку. – Смотри же, аккуратнее! Да что ты застряла на месте! Траншея – там! Прыгай в нее скорее.
– Какая траншея? – переспросила Вика упавшим голосом, поняв, что разумного контакта, по всей видимости, достичь не удастся.
– Это Слава! Слава! – завизжала вдруг мать. Вика подумала, что она перепутала Данилу со своим бывшем мужем, но мама указывала куда-то в сторону, в пустоту. – Он каждый день ко мне приходит, надоел! Уведите его! У него мои солдатики… – далее последовал какой-то совершенно невразумительный бред. Врач решительно освободил Викину руку от цепкой хватки несчастной обезумевшей женщины и вызвал медсестру, чтобы та увела её обратно в палату.
Вику колотила крупная дрожь. Данила успокаивающе поглаживал её по плечу, но, похоже, он и сам был здорово растерян и напуган.
– Извините… – врач виновато развёл руками. – Она не всегда такая, честное слово. Иной раз Светлана вполне способна вести разумный диалог. Сейчас, видимо, она просто растерялась. Новые люди, новые лица… Сами видите.
– Спасибо вам за всё, – поблагодарил Данила. – Мы и не рассчитывали на задушевную беседу. Просто хотели убедиться, что…
– Понимаю. Понимаю, – врач дважды кивнул головой. – Можете не беспокоиться, за ней отлично ухаживают. Она даже по-своему счастлива в своём собственном мирке. Разумеется, когда нет обострений. Но в целом, повторюсь, вам не следует переживать – мы делаем и впредь будем делать всё, что в наших силах.
Вика с Данилой вышли из больничного корпуса и зашагали по дорожке к воротам. Всё это время Вика хранила молчание. Когда наконец они оказались за пределами этой закрытой территории, внешне ничем не напоминающей тюрьму, но всё-таки вызывающей именно такие ассоциации, Вика остановилась и беспомощно взглянула на мужа.
– Мама меня не узнала… просто не узнала… – потрясённо пробормотала она. Данила изо всех сил прижал её к себе и крепко обнял.
– Всё в порядке, малыш. Всё хорошо. Я рядом, – прошептал он, целуя её в макушку. Вика беззвучно и горько заплакала.
Они стояли так, не размыкая объятий, долго, очень долго – до тех пор, пока Вика наконец не успокоилась и немного не пришла в себя. Данила вытер ей слёзы своим платком и ободряюще улыбнулся.
– Всё хорошо?
– Думаю, да, – она в последний раз шмыгнула носом. – Поехали скорее домой. Ванечка ждёт.
Александр Белецкий
«Похоже, эту поездку я запомню надолго», – усмехнувшись, подумал Александр. Сначала – самолёт до Симферополя. Затем такси до Ялты. И когда цель, казалось, была уже так близка – только руку протяни! – выяснилось, что Галинка уехала в Евпаторию до конца сентября. Он никак не мог этого ожидать и поначалу совсем упал духом.
Домашний адрес Галинки он разузнал у Вики – та, в свою очередь, навела справки у мужа. Теперь Белецкий ругал себя последними словами за то, что не додумался спросить заодно и номер телефона. Решил устроить сюрприз, идиот! Московской симкой, номер которой сохранился в больничных записях, Галинка, понятное дело, в Крыму не пользовалась. И вот теперь он стоял на пороге её дома, дурак-дураком, и пытался объясниться с её подозрительной неприветливой мамашей, которая демонстративно отказалась разговаривать с ним по-русски, хотя – он мог бы поклясться – понимала всё, что он ей говорил, от первого до последнего слова.
Призвав на помощь всё своё обаяние и отчаянно вспоминая запас зацепившихся в памяти украинских выражений, он тщетно старался наладить контакт с тётей Ксаной. Та же взирала на него недоверчиво и хмуро, повторяя, как заведённая: «Навищо тоби моя донька?»
В конце концов, Белецкий плюнул и рассказал всё, как есть – о том, что Галинка буквально вытащила его с того света, и о том, что им так и не удалось толком попрощаться. Тётя Ксана внимательно выслушала его, не перебивая, а затем тяжко вздохнула:
– Тепер я зрозумила, чому вона як божевильна була…
После чего задала ему самый неожиданный на свете вопрос:
– Ты йисты хочешь?
Александр растерялся, и, наверное, от этой своей растерянности ответил честно:
– Вообще-то, ужасно хочу. В самолёте покормили какой-то дрянью, но это было давно…
– Проходь в будынок, – посторонившись, тётя Ксана пригласила его в дом.
Он вошёл в маленькую, несколько старомодную комнату, служившую, судя по всему, гостиной, и понял, что примерно так и представлял себе место, где живёт Галинка. Именно таким оно и должно было быть – слегка провинциальным, но невероятно тёплым и душевным. От каждого предмета в комнате веяло покоем и уютом – и он весёлых вышитых чехлов на диванных подушечках, и от вязаных салфеток, и от пёстрых занавесок на окнах, и от фотографий в деревянных рамочках, развешанных по стенам, и от вереницы белых мраморных слоников на комоде.
Тётя Ксана усадила его за стол и принесла миску домашних вареников с вишней и сметаной. Всё время, пока он ел – признаться, с большим аппетитом – она не отрывала от него испытывающего взгляда.
– Ты гарный хлопец, – произнесла наконец она. – А вона в мене така довирлыва… Не обманышь Галю?
– Нет, – коротко и ясно ответил он, прямо взглянув ей в глаза.
Тётя Ксана тяжело вздохнула, поднялась со стула и вышла из комнаты. Через пару минут она вернулась и протянула ему листок бумаги.
– Ось йии адресу в Евпатории. Йидь прямо в санаторий.
– Спасибо, – Белецкий готов был расцеловать её в обе щёки на радостях. – Спасибо вам большое… Дякую!
Таксист поначалу заломил цену в пять тысяч рублей за полторы сотни километров, но затем, всмотревшись в пассажира внимательнее и узнав его, великодушно скостил до двух тысяч. Однако за это Белецкий вынужден был дать ему автограф, а также выслушать пространную, но эмоциональную лекцию о присоединении Крыма к России – таксисту не терпелось поделиться своими соображениями на этот счёт. Александр надел тёмные очки, откинулся головой на спинку сиденья, закрыл глаза и, периодически бормоча «угу» в унисон водительской бубнёжке, слегка задремал.
Во сне он почему-то увидел Кэролайн. Очевидно, где-то в глубине души его продолжало терзать чувство вины перед ней… В тот их последний разговор перед отлётом в Америку она была грустна и очень серьёзна.
– Ну, что ты, Кэрри, – мягко улыбнулся он и шутливо щёлкнул её по кончику носа. – Как будто конец света, честное слово…
Она порывисто отвернулась, борясь со спазмом в горле и задрожавшими вдруг губами.
– Я… не думала, что будет так больно, – выговорила она наконец. – Прости, Саша, я не собираюсь на тебя давить и к чему-то принуждать, просто… хочу, чтобы ты знал. Я люблю тебя. Правда.
Он готов был провалиться сквозь землю, но всё же нашёл в себе силы шутить и дальше.
– Не могу поверить в то, что ты влюбилась в русского! Мы же все, на твой взгляд, устроены неправильно, не так живём, имеем ложные ценности и неверные приоритеты…
Она торопливо приложила палец к его губам, призывая замолчать.
– О господи, не вспоминай все те глупости, что я тебе когда-то наболтала… Я была дурой. Русские мужчины – самые замечательные на свете. Они добрые, и нежные, и страстные, и романтичные, и не зациклены только на себе, как американцы…
– Когда это ты успела узнать всех русских мужчин? – поддел её он. Кэролайн подняла на него свои карие глаза, которые казались просто огромными из-за непролитых слёз.
– Мне не нужно было узнавать их всех, – отозвалась она еле слышно. – Я ведь сразу выбрала самого лучшего…
Проснулся он, когда уже подъезжали к Евпатории. Таксист, к счастью, к тому времени закончил свой геополитический монолог и сейчас просто с интересом поглядывал на пассажира.
– Вы к нам зачем – подлечиться? Здоровье поправить? – радушно, но довольно бесцеремонно спросил он. Белецкий подавил зевок и кивнул:
– Типа того…
– Это правильно, – одобрил таксист. – В Евпатории и лечебные грязи, и воды, и даже сам воздух целебный! Про море уж не говорю… Пляжи там песчаные, не то что в Ялте. И на озеро Мойнаки обязательно съездите.
– Съезжу, – покладисто кивнул Александр. – Спасибо за информацию.
Машина остановилась напротив ворот санатория имени Цветаевой. Белецкий расплатился с водителем, подхватил свою не слишком габаритную сумку (он предпочитал путешествовать налегке и приобретать необходимое прямо на месте) и направился к будке охраны.
– Мне нужно повидать Галину Тесленко. Она у вас здесь воспитательницей работает, – сказал он самым приветливым тоном. Толстый ленивый охранник, занятый разгадыванием сканворда, не удосужился даже повернуть головы – он покосился одним глазом на визитёра и равнодушно буркнул: