Падают с неба, плывут по волнам.
Их, как жемчужины – ласково, бережно —
Море влюблённым выносит к ногам…
– Между прочим, он правильно поёт, – чуточку захмелев, выпалила Галинка. – Вы посмотрите, сколько в море звёзд!
– А в твоих глазах их ещё больше, – откликнулся он. Галинка снова покраснела – на этот раз от удовольствия.
– Как вы меня назвали недавно? Галюша? – спросила она нерешительно.
– Да, а что? Тебе не нравится?
– Наоборот… Очень нравится, – она допила очередной бокал и уже сама решительно протянула Белецкому, чтобы он его наполнил.
Выйдя из ресторана спустя пару часов и решив ещё немного прогуляться по набережной, они хором, не сговариваясь, затянули привязчивый хит про Евпаторию.
– С морем и солнцем наве-еки пове-е-енчана! – нестройно распевали они на два голоса, то и дело хохоча и сбиваясь. – В кружеве белом из пе-ены-фаты-ы-ы!!!
– Вы ужасно, ужасно поёте, – слегка заплетающимся языком твердила Галинка, давясь от смеха. – Это просто какой-то кошмар. А я-то думала, что у вас нет никаких недостатков…
– Ты – как невеста, как юная же-е-енщина!!! – продолжил голосить Александр, вызвав у неё новый приступ неудержимого хохота.
– О, Евпатория, го-о-ород мечты!!! – нетрезво подхватил незнакомый голос откуда-то со стороны, и от этого Белецкий с Галинкой полегли уже оба.
Затем они подошли к ротонде, замолчали и, облокотившись на перила, стали умиротворённо смотреть на ночное море. В этот час народу здесь было немного – лишь неподалёку оживлённо беседовали две курортницы средних лет весьма интеллигентного вида.
– …ну, что вы хотите! – продолжая начатый разговор, восклицала одна из женщин с характерным поволжским выговором. – В южных городах именно так всё и происходит: летом они соединяют одинокие сердца, чтобы осенью влюблёные неизбежно могли прочувствовать всю остроту расставания… Следы от горячих поцелуев сходят долго и болезненно.
– Совершенно согласна с вами, Алевтина Юрьевна, – степенно подтверждала её собеседниця – судя по акценту, откуда-то из Сибири. – Все знают, как обычно заканчиваются эти отношения… И тем не менее, курортные романы в Крыму встречаются чаще, чем автоматы с газировкой. Ах, я и сама лихо чудила здесь в молодости!
– Какая славная беседа, – тихо хохотнул Белецкий, подмигивая Галинке. Однако она не разделила его веселья, отчего-то заметно расстроившись. От его взгляда это не укрылось.
– Отчего глазки на мокром месте, Галюша? Я тебя чем-то обидел?
Она виновато захлопала ресницами.
– Нет, что вы… Так… взгрустнулось. Со мной это бывает иногда, если я ночью прихожу на море. Думаю всякое-разное…
– Например?
– А знаете, – она сделала над собой усилие, чтобы встряхнуться, и быстро сменила тему, – у нас в санатории есть свой закрытый пляж. По нему постоянно гуляет дедушка-фотограф с обезьянкой по кличке Кузя. Предлагает детям сняться на память с Кузей на руках. Воображаете, что за экзотика – живая мартышка – для какого-нибудь мальчишки из Якутска или девчонки из Северодвинска! Словом, зарабатывает дедуля неплохо. Только вот я раньше недоумевала – отчего у всех детей на его фотографиях такие кислые физиономии. А потом решила угостить зверюшку бананом… Оказалось, – она фыркнула, – что от этого самого Кузи страшно воняет! Старик, видимо, совершенно не озабочен купанием своего питомца…
– Уж-ж-жас, – комично протянул Белецкий, повеселев не столько от её рассказа, сколько от того, что она больше не печалится. – В море его! В море! В набежавшую волну!.. Кстати, обезьяны умеют плавать?
– Понятия не имею. Но когда Кузя вскарабкался мне на плечо и трогательно обнял за шею своими тощими грязноватыми лапками… Честное слово, я не нашла в себе силы выразить недовольство. Чуть не задохнулась, правда, но виду не подала! – она рассмеялась.
Александр любовался её улыбкой и сияющими звёздными глазами. Как же она была молода и как красива… От вина Галинка сделалась чуть более болтливой, чем обычно, и ему очень нравилась эта её раскрепощённость.
– Хорошо всё-таки здесь, правда? Есть своё очарование в южных городках. Невыразимая прелесть, – он с удовольствием вдохнул пряный воздух и внезапно спохватился. – Ты, кстати, не замёрзла? Ночной бриз, всё-таки, – это не шутка, простудишься ещё…
– Смеётесь, Александр Владимирович? – она фыркнула. – Я же в этих краях родилась и выросла. Мне ли бояться лёгкого ветерка?
– Ах, да, – вспоминил он. – Ты же у нас морская девчонка. Сирена…
– Я не понимаю, как люди могут жить вдали от моря. Честно, – призналась она. – Для меня это просто невыносимо. У меня без моря ломка начинается… Я, пока в Москве жила эти несколько месяцев, чуть на стенку не лезла от тоски.
– А ты с Москвой, стало быть, всё – завязала? – осторожно уточнил он. Галинка пожала плечами.
– Не совсем… Я буду туда приезжать время от времени. Витя Белов мне несколько раз звонил, приглашал на разные сборные выступления, а в ноябре я буду петь на его сольнике в «Ракурс Сити Холле». Но постоянно жить я бы там точно не смогла.
– Уверена?
– Абсолютно, – твёрдо подтвердила она. – Знаете, у меня есть традиция. Каждое утро – много лет подряд – я прихожу одна на берег моря, чтобы встретить рассвет… Стою на берегу и вспоминаю всю свою жизнь. Особенно детство.
– Снова чувствуешь себя маленькой девочкой?
– И да, и нет, – помедлив, откликнулась Галинка. – Я же понимаю, что вернуть те беззаботные годы невозможно. Просто всматриваюсь в водную гладь, чуть-чуть подкрашенную розоватыми бликами пробуждающегося солнца. И снова и снова воскрешаю в сердце то чувство…
– Какое? – тихо спросил он, боясь даже дышать.
– То самое, когда не ощущаешь пронзительной боли от ожога медузы. Когда текут слёзы, но руки при этом обвивают любимого за шею. А он даже не знает, не догадывается о том, что он – любимый. Просто несёт меня на руках, чтобы поскорее облегчить мою боль. И это называется – счастье…
– Ты о Даниле сейчас говоришь? – уточнил он, пытаясь не реагировать на ревность, которая стальной хваткой моментально опоясала его сердце.
– Конечно, о нём, – ответила она. – Я же вам всё-всё рассказывала в больнице, помните? Я тогда была по-настоящему счастлива. И вот… – она заколебалась, не уверенная в том, что ей следует говорить дальше, но всё-таки продолжила:
– И вот впервые за много-много лет я испытываю некое подобие этого счастья. Не при воспоминании о Дане… А рядом с вами, Александр Владимирович, – сказала она просто.
Белецкий молча и внимательно смотрел на неё. Она отвела глаза, но не прервала своего монолога.
– Это и здорово, и страшно. Мне теперь всё время страшно, что это чувство вот-вот исчезнет.
– Но… – начал было он.
– Подождите! Не перебивайте! – моментально взмолилась Галинка. – Мне и так трудно… Но больше всего на свете я боюсь, что сейчас завершится этот приятный вечер. Мы мило, светски попрощаемся. Вы просто встанете и уйдёте… И всё закончится, – завершила она совершенно убитым тоном.
– Почему уйду? – растерянно отозвался он, сам невероятно смущённый, как старшеклассник на первом свидании. – Я же именно ради тебя сюда приехал.
По её лицу было видно, что она боится принять его слова на веру, и в то же время отчаянно желает этого.
– Вы ведь правду сейчас говорите? Или просто меня успокаиваете?
– Ну, всё, хватит, – решительно произнёс Белецкий. – Сколько можно кружить вокруг да около, я больше не могу. Иди ко мне, Галюша, – и первый сделал шаг по направлению к ней.
– Девочка моя… – нежно проговорил он, обнимая её и осторожно целуя мокрые от слёз щёки.
– Я вас люблю, Александр Владимирович, – прошептала она несчастным тоном.
– Милая моя, маленькая, славная девочка… Я тоже тебя люблю, родная, – он наконец-то нашёл её губы. В этом поцелуе не было страсти – он был лёгким, как прикосновение крыльев бабочки. Он просто успокаивал мятущееся сердце и дарил надежду на счастье.
– Скажите это ещё раз, – потребовала Галинка, прижавшись своей щекой к его щеке.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя…
Она молча уткнулась носом в его грудь.
– Не знаю только, зачем тебе такой старый и больной человек, как я, – пошутил он. – Я даже не смогу носить тебя на руках – врачи запрещают.
– Не надо носить, – улыбнулась она сквозь невысохшие слёзы. – Вам достаточно просто держать меня за руку.
– Я буду держать, – пообещал он. – Ни за что не отпущу. Наконец-то я могу признаться в том, что люблю – без стыда и страха.
– Кому признаться? – зажмурившись, выдохнула она.
– Да себе самому, – он усмехнулся. – Знаешь, это даже забавно, что ты попросила держать тебя за руку. Вика недавно сказала мне… Ты помнишь Вику?..
– Конечно, помню, – буркнула Галинка, изо всех сил стараясь не ревновать.
– Она заявила, что не чувствовала моей руки, когда ей так нужна была поддержка. Она всё время боялась упасть. Так вот, тебе, – он выделил интонацией слово «тебе», – я упасть не позволю. Никогда.
– Это я вам не позволю, – улыбнувшись, возразила она. – Я сама вас спасу, если надо. Как русалочка – прекрасного принца. А потом вы влюбитесь в мой неземной голос…
Александр рассмеялся:
– Договорились. Только с одним условием…
– С каким?
– Ради бога, прекрати мне «выкать».
Он снова поцеловал её. А затем ещё и ещё…
Затем они, как старшеклассники, долго целовались возле его отеля, не в силах оторваться друг от друга.
– Надеюсь, ты предупредила своих соседок в санатории, что не придёшь ночевать? – хрипло спросил он.
– Нет, – отозвалась Галинка. – Но, если честно… наплевать!
Ночью Александр проснулся от испуга – где Галинка?.. Постель с её стороны была пустой и холодной. Он поразился тому, каким леденящим ужасом моментально сковало его при мысли о том, что девушка ушла. Сбежала. Бросила его… Потом он заметил чуть приоткрытую балконную дверь и догадался выглянуть туда. От сердца отлегло – Галинка сидела в деревянном кресле-качалке, по-детски упираясь подбородком в колени, и