В результате хозяйственники, контролировавшие управленческие рычаги, опиравшиеся на поддержку избирателей, но имевшие потребность в идеологическом обосновании своего права на суверенное разграбление Украины, заключили союз с националистами, которые, будучи не в состоянии самостоятельно прийти к власти, единственные имели готовую концепцию построения самостоятельного украинского государства, заодно объяснявшую невозможность восстановления государственного единства с Россией. Националистов пустили во власть, выделив им гуманитарный блок (идеологию) и предоставив возможность принять участие в разграблении государственной собственности. Взамен националисты одарили хозяйственников обоснованием их права на независимое от Москвы управление самой богатой из бывших советских республик.
В результате данного симбиоза появилась классическая фигура среднестатистического украинского элитария. Это был человек, привыкший считать себя «эффективным собственником» и при этом смертельно боявшийся российского бизнеса, который, по его мнению, спит и видит, как бы забрать у украинского элитария, принадлежащие ему «заводы, газеты, пароходы». Принадлежащие ему активы он не создал сам, а получил, используя рычаги политического влияния. Поэтому, как правило, он совмещает бизнес и политическую деятельность. Присутствие в политике является для него гарантией сохранения и развития бизнеса, поскольку без доступа к бюджетным финансовым потокам, к возможности приватизации за бесценок (а то и вовсе бесплатно) все новых и новых активов он хозяйствовать не способен и неизбежно разорится. Главный способ зарабатывания денег, независимо от профиля бизнеса, – выбивание налоговых льгот и бюджетных субвенций для своих предприятий, а также привлечение иностранных кредитов под государственные гарантии. Считает, что сохранить неправедно приобретенные активы и капиталы может только на Западе (в чем сильно ошибается, но переубедить его невозможно). Уверен, что Россия всегда будет по-братски обеспечивать ему доступ на свои рынки, снабжать его дешевыми энергоносителями, кредитовать и т. д. Боится, что, если в чем-то не угодит Западу, его капиталы в офшорах и имущество за пределами Украины будут конфискованы.
В то же время часть еще советских хозяйственников, а также выходцев из мелкого полукриминального бизнеса последних лет перестройки и первых лет независимости в Юго-Восточных промышленных регионах смогла установить контроль над шахтами, ГОКами и металлургическими предприятиями. Простая производственная цепочка, наличие собственного сырья, а также спрос на металлургическую продукцию низкого передела и на продукцию химических и нефтехимических предприятий на мировом рынке позволили им наладить не сложное, но реальное производство и за счет объемов поставок быстро стать мультимиллионерами и миллиардерами. Эта группа была заинтересована в сохранении хороших отношений как с Западом, куда уходила на продажу производимая продукция, так и с Россией, откуда поставлялись газ и нефть, служившие одновременно сырьем (в частности, для химической и нефтехимической промышленности) и энергоносителем. К ним примыкали сельскохозяйственные производители и владельцы предприятий пищевой промышленности, поставлявшие продукцию как на западные рынки (зерно, рапс, подсолнечное масло и семечки), так и в Россию и также заинтересованные в дешевых энергоносителях.
Ну и, наконец, каждый, кто мог поучаствовать в комбинациях с газом, рвался к транзитной трубе. В первые годы независимости Украина активно занималась реэкспортом российского газа (пока в контракты не был внесен запрет на подобную деятельность). Но и после этого газ оказывался чрезвычайно привлекательным средством заработка, а точнее, разного рода махинаций. Не случайно на Украине говорили, что все крупные состояния были первоначально заработаны на российском газе.
Именно таким дуализмом украинского бизнеса, его зависимостью от российских энергоносителей и одновременно попытками ориентироваться преимущественно на западные рынки, объясняется политика многовекторности, официально заявленная Леонидом Кучмой и бывшая основой украинской внешней политики вплоть до конца 2004 года. При этом ментально украинская бизнес-политическая элита практически в полном составе (возможно, за единичными исключениями) чувствовала себя частью Европы и с удовольствием внимала националистическим мифам об извечной нерусскости украинцев.
Если с точки зрения интересов бизнеса элита делилась на компрадоров и национальных производителей, причем ресурсы последних значительно превышали ресурсы первых, то с точки зрения идеологии подаляющее большинство элитариев были духовными компрадорами.
На Украине сложился компрадорский олигархический режим, в принципе испытывавший нужду в государстве только как в средстве обогащения. Следовательно, и ценность для элиты Украина представляла лишь до тех пор, пока ее ресурсы позволяли решать данную задачу. Неизбежное в перспективе истощение ресурсов (нельзя же несколько раз разграбить одни и те же предприятия) приводило к утрате интереса неидеологизированной части элиты к сохранению государственности. Это порождало внутреннее противоречие между элитариями, являвшимися политиками от бизнеса и допущенными к власти националистами. Для последних, как было указано, государство имело самостоятельную ценность.
Данное противоречие решалось в рамках декларированного курса на так называемую евроинтеграцию, предполагавшего в рамках официальной многовекторности следование в фарватере американской и европейской политики по принципиальным вопросам. Под давлением ЕС Украина закрыла Чернобыльскую АЭС, сократив возможности своей атомной генерации, при этом деньги, обещанные на реконструкцию «саркофага», ЕС не выделил. Под давлением США Киев отказался от Бушерского контракта с Ираном, принял участие в оккупации Ирака и т. д. Опека Запада, с точки зрения националистов, гарантировала защиту от возможного излишнего пророссийского крена хозяйственников, а неидеологизированные политики от бизнеса надеялись, что прозападный курс убережет их имущество от слишком пристального внимания структур, борющихся с коррупцией и отмыванием денег.
Пока Запад не вступил с Россией в открытую жесткую конфронтацию, такой симбиоз в рамках многовекторности мог существовать. Как только началось геополитическое противостояние Москвы и Вашингтона, намеки на необходимость сделать выбор зазвучали с двух сторон, но особенно настойчиво – с Запада. В принципе, правящий класс Украины однозначно занял прозападную позицию. Но тут выяснилось, что промышленность не в состоянии работать в условиях роста цен на энергоносители, а Россия в обмен на снижение цены логично требует ответных уступок. И не было бы ничего страшного в том, чтобы уступить, но тот самый Запад против. При этом за долгие годы господства в украинской политике и в сфере идеологии антироссийских прозападных сил Запад получил возможность, действуя через основанные при его содействии и им же финансируемые НКО, практически полностью поставить под свой контроль медиа-сферу и экспертное сообщество, получив возможность практически неограниченного влияния на общественное мнение.
Сложилась ситуация, когда наиболее системный украинский бизнес оказался жизненно заинтересован в налаживании конструктивных отношений с Россией. Иначе ему было не выжить. Этого же требовали интересы финансовой, экономической, политической и социальной стабильности. Понятно, что если затраты у бизнеса начинают превышать доходы, то он становится нерентабельным, предприятия закрываются, рабочие увольняются, а нет прибылей – нет налогов, то есть бюджет пустеет. Беднеет страна, снижается уровень жизни народа и параллельно растет социальное напряжение, так как чем ниже уровень жизни, тем активнее народ требует от правительства решить проблемы.
Однако за долгие годы идеологической всеядности духовного компрадорства этот, объективно заинтересованный в опоре на массового пророссийского избирателя бизнес не создал адекватные политические и информационные структуры. В результате он остался без эффективных инструментов влияния на ситуацию и оказался вынужденным следовать в русле политики, навязываемой прозападными силами. Характерно, что даже после февральского переворота 2014 года и начала гражданской войны практически все крупные украинские бизнесмены и ведущие политики, кроме тех, кому угрожала немедленная бессудная расправа, не просто остались в стране, но и предпринимали попытки наладить конструктивное сотрудничество с самозваной властью.
В результате сложившаяся за годы независимости бизнес-политическая элита оставила миллионы русских (пророссийских) избирателей Украины без руководства и не смогла использовать их потенциал на пользу себе и государственной стабильности.
Глава 4Битва за Малороссию
Одной из главных проблем Украины было разделение населения примерно на две почти равные части по внутриполитическим и внешнеполитическим приоритетам, по отношению к проблемам государственного строительства и видению будущего страны. При этом некоторый численный перевес русской Украины компенсировался идеологическим единством, высокой организованностью оппонентов, наличием у них внешней поддержки (со стороны ЕС и США), их контролем над СМИ и экспертным сообществом и опорой на государственный аппарат. Даже частные политические инвестиции украинских олигархов (в том числе и тех, кто создавал партии, ориентирующиеся на голоса русскокультурного электората) вкладывались в сторонников украинской идеи, но не Русского мира.
В принципе, данное расслоение могло вылиться в острую политическую борьбу, даже вылиться в установление нацистской диктатуры, но не обязательно закончиться гражданской войной, если бы сторонники украинской и русской украин были бы равномерно перемешаны по всей территории страны. В этом случае установление нацистской диктатуры привело бы к достаточно быстрой украинизации русскокультурных граждан Украины (даже без геноцида). Точечные репрессии заставили бы людей с оппозиционными взглядами замолчать. И каждый ощущал бы себя единственным отщепенцем в кругу правильно мыслящих. Самые стойкие эмигрировали бы, остальные бы сломались и переменили взгляды. Единицы затаились бы и ушли в подполье, не представляя для режима серьезной опасности.