Въ Талергофъ отослано также пять слушателей богословія чернов. факультета: Гавріила Василовича, Петра Мойсюка, Стефана Фотѣя, Алексѣя Сопюка и Ананія Тарновецкаго, далѣе судью Владиміра Смеречинскаго изъ Заставны, адвок. канд. д-ра Константина Смеречивскаго изъ Садыгоры, старшихъ учителей Кароля Шорша и Василія Орзу (умершаго 27-6 1917 въ Грацѣ), учителя Корнилія Кейвана, учительницу Елену Мильчохъ, адвоката д-ра Корнилія Могильницкаго изъ Серета съ супругою Любою, проф. Вас. Лицю (рум. + 1915 въ Талергофѣ), правосл. псаломщиковъ: Николая Рахмистрюка, Леонтія Кейвана, Якова Бульбука, Якова Богдана (+ 1915 въ Талергофѣ) Парфенія и Александра Маковьевичей, Евгенія Лупашка, Михаила Тарновецкаго, Ивана Реуцкаго, Александра Никоровича, Михаила Непота (+ 1915 въ Талергофѣ), Василія Галипа, Антонія Діаконовича, Онуфрія Лемного, Парфенія Драбика, Александра Драгавуша (рум.), Епифанія Бачинскаго (рум.) и Іоанна Бошняка (рум.), далѣе чернов. мѣщанина Василія Нагорняка, надзир. дорогъ Ис. Бошняка и мн. другихъ.
Тысячи нашихъ крестьянъ томились по различнымъ тюрьмамъ въ Буковинѣ, Галичинѣ, Семиградѣ и Венгріи и судились военными судами – почти всѣ на основаніи доносовъ изъ-за мнимыхъ «преступленій» во время т. наз. «русскихъ инвазій». Многіе приговорены были къ долголѣтнымъ тюрьмамъ, a нѣ которые и къ смертной казни.
Священникамъ Николаю Григорію Евгенію Мачущаку, Василію Ведигорскому, Григорію Лазѣ, Константину Василовичу и Евгенію Вуркановичу удалось заблаговременно бѣжать въ Россію, откуда только первые три возвратились на родину, прочіе же тамъ померли.
Изъ русскихъ священниковъ остались дома нетронутыми только Орестъ Козакъ, д-ръ Василій Антимовичъ, Александръ Тотоескулъ, Иларіонъ Кадищукъ и почти всѣ, причисляющіеся къ «украинской партіи».
Дня 2 августа н. ст. 1914 года въ 6 часовъ утра, въ воскресеніе (праздникъ св. пророка Иліи) арестовали меня здѣшніе жандармы по приказу коменданта краевой жандармеріи полк. Фишера и отвели въ тюрьму при Садыгорскомъ уѣздномъ судѣ. Дома осталось трое дѣтей въ возврастѣ 9 и 10 лѣтъ и 70-лѣтняя теща.
7 августа перевезли меня въ черновицкую тюрьму при уголовномъ судѣ, гдѣ меня примѣстили въ камерѣ вмѣстѣ съ бродягами и конокрадами. Вечеромъ того же дня два тюремныхъ надзирателя пытались «вѣнчать меня арестантскою шапкою».
Вечеромъ 13 го августа отправлено меня вмѣстѣ съ правосл. священникомъ Дим. Дроботомъ, Симеономъ Волощукомъ, Антоніемъ Тофаномъ, Илларіономъ Преличемъ и Ник. Журоміею, греко уніат. священниками Юльяномъ Гумецкимъ, Зиновіемъ Романовскимъ, Ракомъ и Кирилломъ Дольницкимъ, так же русскими священниками изъ Бессарабіи Тимушемъ, Сорочаномъ и Попискомъ и слуш. богосл. Гавріиломъ Василовичемъ въ закрытыхъ повозкахъ на чернов. вокзалъ и далѣе по желѣзной дорогѣ въ Станиславовъ, куда мы прибыли 14-го августа.
Подъ сильною эскортою повели насъ пѣшкомъ черезъ цѣлый городъ раньше въ гарнизонную тюръму, a потомъ въ окружный судъ, при чемъ разношерстная публика насъ ругала, на насъ плевала и обкидала камнями. Въ окружномъ судѣ примѣстили насъ въ двухъ камерахъ. Пришедши сюда, отслужили мы всѣ вмѣстѣ акафистъ Спасителю.
Въ продолженіи 29, 30 и 31-го августа продержали насъ цѣлыми днями на подворье, безустанно сортируя на какія-то группы A, B и С. Послѣдняго дня пригнали сюда 500 сострадальцевъ, переведенныхъ изъ тюремъ ва «Дубровѣ», наконецъ перевели насъ почти всѣхъ въ гарнизонный арестъ и впхнули въ комнату, гдѣ уже было около 120 человѣкъ. На слѣдующій день повторилась снова та самая сортировка. Подъ вечеръ, когда подоспѣли плохія вѣсти изъ-подъ Галича, гдѣ состоялась битва, насъ отправили наскоро на желѣзнодорожный вокзалъ. По пути туда нашъ транспортъ подвергся напастямъ толпы и солдатъ. Недалеко отъ вокзала встрѣтили мы венгерскій тренъ, убѣгающій изъ Галича. На самомъ вокзалѣ напало на насъ нѣсколько сотенъ улановъ съ саблями и палками, бьючи направо и налѣво, чѣмъ попало. И въ самомъ дѣлѣ побили сильно многихъ изъ нашихъ, между иными свящ. Дим. Дробота и монаха Кирилла Козаркевича. Одинъ уланъ поднялъ кирпичъ, чтобы имъ разсѣчь мнѣ голову. Но въ самый критическій моментъ ударилъ его по рукѣ шедшій возлѣ меня Илія ПІелепюкъ изъ Серета, чѣмъ спасъ мою жизнь.
Насъ погрузили по 80 – 120 человѣкъ въ грязные товарные вагоны, которые прицѣпили къ поѣзду, везшему улановъ на Венгрію. Около 9 часовъ вечера отбылъ нашъ поѣздъ по направленію Стрыя, но уже по 1/4 часовой ѣздѣ былъ задержанъ сигналомъ и возвращенъ въ Станиславовъ, такъ какъ русскія войска оказались недалеко. Отсюда отправлено насъ черезъ Делятинъ въ Венгрію. Во время ѣзды насъ безустанно безпокоили ѣдущіе съ нами уланы, польскія и укр. желѣзнодорожная прислуга, встрѣчающіеся съ нами эшелоны войскъ, не меньше и толпа, заблаговременно извѣщенныя о нашемъ проѣздѣ. Въ Сегединѣ, когда насъ вели на обѣдъ въ одинъ желѣзнодорожный магазинъ, присутствующіе венгерскіе офицеры били старшихъ священниковъ кулаками по лицу. А въ Винеръ-Найштадтъ нѣмецкая толпа пыталась сдѣлать штурмъ на наши вагоны. Во время всей четырехдневной ѣзды насъ плохо питали, ибо комендантъ конвоя спряталъ деньги, для этой цѣли полученныя, въ свой карманъ.
Наконецъ прибыли мы 4-го сентября на станцію Абтиссендорфъ, отдаленную на 2 километра отъ Талергофа.
Здѣсь началась наша Голгофа. Офицеры и солдаты, ожидающіе насъ, накинулись сейчасъ на насъ съ саблями и прикладами. Насъ повели на широкое поле, Flugfeld, гдѣ обучались летчики. При перечисленіи нашего транспорта повторились прежнія сцены. Офицеры, какъ дикіе звѣри, кидались на священниковъ и тѣхъ, кто былъ въ формѣ или имѣлъ на своей головѣ должностную шапку, бьючи ихъ и срывая имъ розеты и звѣздочки.
Своею дикостью ввиду сюда привезенныхъ отличился комендантъ, капитанъ Фашингъ.
На слѣдующій день раннимъ утромъ пришелъ къ намъ прапоршикъ съ 4 солдатами, ища «langhaarige Рорреп», долговолосыхъ поповъ, правосл. священниковъ. Забравъ меня и свящ. Тофана и Сорочана, повели къ казармѣ. На мѣстѣ, онъ заставилъ насъ снять съ себя рясы и подрясники и поставилъ подъ стѣну казармы, одного отъ другого въ отдаленіи двухъ шаговъ, a напротивъ каждаго изъ насъ солдата съ ружьемъ въ рукѣ. Это выглядело на то, что насъ будутъ стрѣлять. Послѣ нѣсколькихъ тревожныхъ минутъ прапорщикъ заставилъ меня и свящ. Сорочана пилить дерево, a свящ. Тофана колоть его. A послѣ этой работы отвели насъ обратно на Flugfeld, откуда взяли другую партію нашихъ священниковъ.
Что и сколько мы перестрадали въ Талергофѣ, особенно за время коменданта полк. Стадлера, не стану здѣсь описыватъ. Не буду также упоминать, что во все время нашего пребыванія въ этомъ лагерѣ наша жизнь висѣла всегда на ниткѣ, если не отъ свирѣпствовавшихъ здѣсь болѣзней, то отъ оловянной пули или стальнаго штыка перваго лучшаго часового. A тоска по оставшимся семьямъ, отъ которыхъ иногда цѣлыми мѣсяцами и даже годами не получали никакой вѣсточки, дополняла чашу нашихъ страданій… Одинокою отрадою въ нашемъ горѣ была наша незабвенная часовня и дружнія бесѣды и пренія съ братьями галичанами, съ которыми мы здѣсь познакомились.
Наконецъ въ мартѣ м. 1917 г. пробилась къ намъ вѣсть о приказѣ импер. Карла насчетъ распущенія Талергофа и другихъ подобныхъ лагерей. Новыя надежды насъ оживили. И въ маѣ м. того же года начали «арестанты» покидать Талергофское пекло. Однихъ пустили на родину, другихъ поселили въ различныхъ городахъ западныхъ нѣмецкихъ провинцій, a меня съ буковинскими священниками Маковьевичемъ и Тофаномъ и другими 28 «неблагонадежными» погнали въ «besondere Zwangstation» Доберсбергъ надъ Таею, гдѣ мы прожили подъ жандармскимъ надзоромъ почти до конца августа 1917 года.
Вѣнскій Kriegsuberwachungsamt, состоящій при министерствѣ, переслалъ мнѣ и моимъ товарищамъ недоли письменныя свидѣтельсгва о томъ, что насъ зачислено въ группу А, т. е. «politisch Unbedenkliche», и отпустилъ на свободу. Староство въ Вайдгофенѣ н. Т. доставило намъ и паспорта для возвращенія на родину.
Однако тщетною оказалась моя радость скоро увидѣть моихъ дѣточокъ, ибо комендантъ черновицкой Passierscheinstelle № 1003, капитанъ – полякъ Каменецкій не хотѣлъ мнѣ дать соизволенія на возвращеніе на Буковину. И я, радъ не радъ, долженъ былъ осѣсть съ начала въ Визельбургѣ н. Ерл., позже въ Самборѣ и Вашковцахъ н. Черем., откуда только 15-го февраля 1918 г. за разрѣшеніемъ буков. краев. президента графа Ецдорфа переселился въ Садыгору, заставъ мою семью здоровою, но мой домъ совершенно разграбленнымъ.
Протоіерей Діонисій Кл. Кисель-Киселевскій,
настоятель правосл. прихода Садыгора, Буковина
7.4. Палачъ русскаго народа
Въ 1925 году скончался [Существовала молва, будто покончилъ съ собою самоубійствомъ изъ-за угрызеній совѣсти.] во Львовѣ адвокатъ д-ръ Станиславъ Загурскій, одинъ изъ видныхъ дѣятелей польскаго общества, предсѣдатель «вшехнародоваго и вшехпартійнаго польскаго союза защитниковъ Львова». Его хоронила тысячная толпа поляковъ, представители всѣхъ польскихъ сословій и общественыхъ, политическихъ и культурно-просвѣтительныхъ организацій. Этотъ печальной памяти человѣкъ врѣзался своими ногтями въ душу русскаго населенія Галичины такъ, что безъ содраганія трудно о немъ и писать.
Поэтому, чтобы насъ никто не заподозрѣлъ въ пристрастіи, приводимъ то, что пишутъ о немъ сами поляки въ львовской газетѣ «Dziennik Ludowy» въ №№ 287–292, появившихся въ 1924 году:
Кошмарныя отзвуки всемірной войны
Д-ръ Станиславъ Загурскій, адвокатъ во Львовѣ, предсѣдатель «Союза защитниковъ Львова», въ роли судьи австрійской арміи вынесъ сверхъ 100 приговоровъ смерти.
Чудовищный приговоръ въ Синеводскѣ – 11 невинныхъ мужиковъ повѣшено.
Остаются еще въ живой памяти галицкаго населенія, какъ польскаго, такъ и «украинскаго», кровавыя оргіи беззаконія, какія совершали австрійскія войска на этомъ населеніи, массово гонимомъ за мнимый шпіонажъ и пособіе русскимъ войскамъ.
По поводу глупоты, безсилія и трусости австрійскихъ штабовъ терпѣли эти войска постоянныя пораженія и, чтобы свалить съ себя вину и отвѣтственность, убѣгая передъ вооруженнымъ противникомъ, извергали свою месть на беззащитномъ населеніи, будто занимающемся массовымъ и организованнымъ шпіонажемъ въ пользу непріятеля. Тысячи ничѣмъ непровинившихся людей вывозились на западъ, чтобы въ продолженіи многихъ лѣть держать ихъ безъ суда въ тюрьмахъ и ужасныхъ лагеряхъ для интернированныхъ; тысячи невинныхъ людей гибли на основаніи спѣшно и массово вынесенныхъ смертныхъ приговоровъ; тысячи гибли безъ приговоровъ – просто-напросто ихъ убивали фронтовыя войска по приказу своихъ военоначальниковъ.