Особенно тяжело было подъ Рождество. Въ первый день Рождества намъ было объявлено, что для православныхъ, желающихъ религіознаго утѣшенія, придетъ православный священникъ-сербъ. И дѣйствительно, насъ собрали въ сопровожденіи громаднаго количества сыщиковъ и караульныхъ, но собирали не для утѣшенія, а, какъ я вскорѣ убѣдился, съ чисто провокаціонными цѣлями. Обѣщаный священникъ-сербъ пришелъ въ военной формѣ и началъ свою проповѣдь тѣмъ, что на плохомъ нѣмецкомъ языкѣ началъ обзывать насъ всѣхъ шпіонами, предателями и измѣнниками.
На этомъ собесѣдованіи присутствовалъ и Янчевецкій, присутствовали и галицкіе депутаты, и вся обстановка была направлена къ тому, чтобы выяснить, были ли мы между собою раньше знакомы или нѣтъ и какія у насъ отношенія. Этотъ священникъ-проповѣдникъ бросалъ всѣмъ въ лицо самыя оскорбительныя и невѣроятныя обвиненія. Особенно яростно разносилъ онъ галицкихъ русскихъ узниковъ за то, что ихъ сородичи въ Галичинѣ не оказывали сопротивленія наступавшимъ русскимъ войскамъ. И тутъ изъ этой яростной проповѣди мы впервые узнали, что Галичина занята русскими и что Львовъ въ русскихъ рукахъ. Какъ я потомъ узналъ, и депутатовъ, и галицко-русскихъ дѣятелей обвиняли въ государственной измѣнѣ».
«Прик. Русь», 1915, № 1568.
Описанныя въ Дневникахъ Куриллы (въ III вып. Талергофскаго Альха) и о. Мащака и Полянскаго въ этомъ выпускѣ злоупотребленія въ кантинѣ Талергофскаго лагеря завершились интереснымъ эпилогомъ въ уголовномъ судѣ въ Грацѣ. Ходъ и результаты относит. судебныхъ разбирательствъ представлены были въ грацкихъ нѣмецкихъ газетахъ.
Одинъ изъ б. талергофцевъ, бывшій управитель народной школы въ Раковцѣ, нынѣ въ отставкѣ, Матфей Феодоровичъ Квасникъ, прислалъ намъ любезно для использованія вырѣзку одного такого газетнаго сообщенія изъ залы суда въ Грацѣ, именно изъ газ. Gratzer Tagblatt, кот. здѣсь и приводимъ (…)
Въ переводѣ:
Изъ залы суда.
Грацъ, 17-го іюля 1916 г.
Въ послѣднее время интернованные обитатели лагеря въ Талергофѣ обираются скандальнымъ образомъ. Въ рапортахъ жаловались они на непомѣрно высокія цѣны. Итакъ: взимались за клгр. картошки 36 гел… яблокъ l кp., муки 1 кр. 80 гел., сахаръ 1 кр. 80 гел., масла, покупаемаго по 8 кр. 80 гел., даже 12 кр.
Въ качествѣ обвиненныхъ выступаютъ: нанимательница кантины Юлія фонъ-Дуваль, подъ-нанимательница Вероника фонъ-Тома, ея приказчикъ Францъ Майеръ, a затѣмъ крестьянка Павлина Крагль. Послѣдняя была освобождена, ибо донесеніе, что будто она доставляла картошку по не допустимо высокимъ цѣнамъ, не потвердилось. Обвиненная фонъ Тома оправдывалась тѣмъ, что она вынуждена была платить слишкомъ высокую наемную плату г-жѣ Дуваль да и подвозъ продуктовъ обходился дорого.
На замѣчаніе судьи, совѣтника суда д-ра Планкенштейнера, что все-таки она не должна была требовать столь безстыдно высокихъ цѣнъ, она заявила, что женщины за каждый килограмъ картошки цѣловали бы ее въ ручку.
Судья: Тѣмъ печальнѣе что вы, пользуясь бѣдственнымъ положеніемъ интернованныхъ, такъ ихъ эксплоатировали.
Также обвивенный Майеръ на вопросъ, правда ли, что требовалъ за хлѣбецъ 2 кроны, отвѣтилъ: Да, интернованные радовались, когда вообще какой-нибудь имъ продавался.
Судья: Кто такъ использовываетъ бѣдственное положеніе несчастныхъ людей, дѣйствительно долженъ бы быть повѣшенъ на любомъ деревѣ.
Этотъ хлѣбъ покупался по 80 гел. за штуку.
Затѣмъ Майеръ покупалъ румъ по 1 кр. 80 гел. литръ, a продавалъ его по по 12 кр. 80 гел., хотя продажа на выносъ была запрещена.
Судья приговоридъ фонъ Дуваль и Майера къ 3-недѣльному строгому заключенію, обостреному однодневнымъ постомъ каждую недѣлю, a фонъ-Тома къ 14-дневному строгому аресту и пенѣ въ 500 кронъ.
Въ обоснованіи приговора подчеркнуто, что обвиненные дѣйствовали по сговору: чтобы сообща грабить интернованныхъ безстыднымъ образомъ. Цѣна 2 кроны за хлѣбецъ – это что-то доселѣ небывалое. Потому и приговоръ долженъ быть болѣе строгимъ.
О степени этой строгости въ данномъ случаѣ можно судить различно, но что эта строгость весьма и весьма запоздала, это ясно. Почти два года продолжалось это – какъ судья самъ называетъ – безстыдное обираніе интернованныхъ арендаторами кантины съ дворянскими фамиліями (де, фонъ), пока австрійскія власти додумались привлечь ихъ къ этой «строгой» отвѣтственности.
Въ Дневникѣ о. I. Мащака особенно полностно и ярко представлены хлопоты, старанія, ходатайства и безпокойство талергофскихъ узниковъ, все время добивающихся у властей всевозможными путями и способами освобожденія изъ лагернаго ада или по крайней мѣрѣ разслѣдованія и разбора ихъ (мнимаго) «дѣла». Но всѣ ихъ ходатайства, жалобы, прошенія, протесты и мольбы были напрасны и не удостаивались даже отвѣта. Въ полной неизвѣстности относительно своей дальнѣйшей судьбы, заключенные томились долгіе мѣсяцы и годы и бились и терзались догадками, чѣмъ все это и – что самое главное – когда кончится.
Между тѣмъ тифъ и другія заразительныя болѣзни косили заключенныхъ десятками, сотнями и тысячами, a несмотря на все это, количество узниковъ въ Талергофѣ отнюдь не уменьшалось, но, напротивъ, все увеличивалось, ибо, по распоряженію властей, постоянно прибывали все новыя и новыя ихъ партіи (транспорты). Талергофскій лагерь сталъ, такимъ образомъ, какимъ-то не то пропускнымъ, не то сортировочнымъ пунктомъ по отправкѣ несчастныхъ, сгоняемыхъ со всего Прикарпатья русскихъ людей (за исключеніемъ немногихъ освобождаемыхъ или отправляемыхъ на конфинацію) преимущественно въ гарнизонныя и другія тюрьмы и чаще всего на другой свѣтъ, на вѣчное упокоеніе «подъ соснами».
Сознавая свою правоту и все еще уповая и расчитывая на справедливость австр. властей, русскіе узники все время обманывали сами себя предположеніемъ, что высшія власти плохо освѣдомлены о положеніи вещей въ Талергофѣ и о массовыхъ арестованіяхъ невинныхъ людей и что, слѣдовательно, если бы только удалось поставить ихъ обо всемъ этомъ въ извѣстность, всѣ эти пытки распоряженіемъ свыше прекратились бы. А между тѣмъ, по распоряженію этихъ самыхъ высшихъ властей, въ Талергофѣ принимались столь крутыя мѣры по отношенію заключенныхъ и происходили столь прискорбныя явленія, что, по-видимому, это мѣсто стало пунктомъ истребленія русскаго народа, a этотъ «долинный дворъ» – Іосафатовой долиной русской интеллигенціи и русскаго простонародья. Властями были они обречены на погибель отъ эпидемическихъ болѣзней, голода, холода, насѣкомыхъ, антисанитаріи и грязи, дикаго произвола и жестокой расправы съ ними со стороны лагернаго начальства.
Прибывшая вь Талергофъ «украинская комиссія» д-ра Ганкевича освобождала «украинцевъ», находящихся въ ея партійномъ спискѣ, или же тѣхъ, кто рѣшился бы у ней записаться «украинцемъ». Кто не рѣшился отречься отъ своего русскаго имени и русской національности, остался въ Талергофскомъ аду до конца, т. е до роспуска этого лагеря весной 1917 г. Видно это особенно ясно изъ записокъ о. Генриха Полянскаго, который, вмѣстѣ со многими другими русскими узниками, оставался въ Талергофѣ по 7-ое мая 1917 г.
Чѣмъ руководились и что замышляли сдѣлать съ талергофцами высшія австр. рѣшающія сферы, оставалось для отрѣзанныхъ отъ внѣшняго міра нашихъ братьевъ и сестеръ страдальцевъ непроницаемой и мучительной тайной до конца ихъ заключенія.
Нынѣ, однако, въ нашемъ распоряженіи находится подлинникъ одного такого тогдашняго оффиціальнаго австрійскаго документа.
Въ переводѣ:
Имп. и кор. военно-охранное вѣдомство.
Довѣрительно. № 8896.
Въ Имп. кор. Намѣстничество въ Грацѣ.
Вѣна, 9-го ноября 1914 г.
Изъ разныхъ жалобъ и протестовъ, въ частности же изъ заявленій президіума рутенскаго клуба, явствуетъ, что между лицами, арестованными изъ-за военныхъ дѣйствій въ Галичинѣ и Буковинѣ и эвакуированными для интернированія въ тылъ («руссофилами») – въ виду того, что по спѣшности мѣропріятій надлежащаго разслѣдованія производить было некогда – находятся и такія личности, кои попались только по недоразумѣнію или же ложнымъ доносамъ.
Съ цѣлью выдѣленія таковыхъ изъ мѣстъ заключенія необходимо начать соотвѣтствующія дѣйствія немедленно.
Въ настоящее время находятся – посколько здѣсь извѣстно – интернированные «руссофилы»:
въ Талергофѣ возлѣ Граца ок. 5.700 чел.
«Терезинѣ, въ Чехіи…… 890»
«Швацѣ, въ Тиролѣ……. 40»
«Куфштеинѣ, въ…… 50»
«Нижней и Верхней Австріи……..20».
Кромѣ этихъ, кажется, находятся еще въ заключеніи также при отдѣльныхъ военно-ополченскихъ судахъ – въ частности венгерскихъ – такіе мнимые «руссофилы», противъ которыхъ судебное слѣдствіе уже пріостановлено или же за неимѣніемъ никакихъ положительныхъ данныхъ вообще не ведется и которые содержатся до сихъ поръ дальше въ заключеніи только по сомнительнымъ соображеніямъ относительно ихъ политическаго образа мыслей и, слѣдовательно, такъ же точно принадлежатъ къ той же категоріи политическихъ узниковъ.
Такъ какъ наибольшее число предполагаемыхъ руссофиловъ находится въ Талергофѣ и имѣется въ виду также перевезеніе туда же и «руссофиловъ», интернированыхъ въ другихъ мѣстахъ, то назначается особая слѣдственная комиссія, заданіемъ которой будетъ установить скорѣйшимъ и надежнѣйшимъ образомъ, кого изъ лицъ, вывезенныхъ изъ Галичины и Буковины въ другія мѣста для интернированія по подозрѣнію въ руссофильскомъ образѣ мыслей, слѣдовало бы освободить изъ политическаго ареста.
О самомъ освобожденіи рѣшало бы имп. кор. намѣстничество въ Грацѣ, къ которому комиссія должна бы направлять свои предложенія и къ которому должна бы также адресоваться вся переписка по этому дѣлу.
Комиссія дожна бы состоять изъ: старшаго чиновника грацкаго намѣстничества какъ руководителя (предсѣдательствующаго), затѣмъ изъ военныхъ комендантовъ Талергофскаго лагеря интернированныхъ и одного офицера-судьи (авдитора), котора