Весь город располагался тогда на вытянутом в длину острове, который в наши дни называется Сите. На остров вели два моста, переброшенные через два рукава реки, которые омывают его с противоположных сторон. Один мост находился там, где позднее был построен мост Менял, а другой — на том месте, какое в наше время занимает Малый мост: их защищали две огромные каменные башни[136]; во главе жителей, оборонявших осажденный город, стоял Эд, или Одон[137], граф Парижский, который позднее станет королем Франции.
Норманны вели осаду, применяя множество боевых машин, почти неизвестных франкам[138]; это были баллисты, метавшие камни; апрошные галереи, защищавшие осаждающих своей двойной кровлей; тараны, проламывавшие стены своими железными наконечниками; брандеры, пущенные по течению и вызывавшие пожары везде, где их выбрасывало на берег. Со своей стороны, осажденные творили чудеса, и особенно отличался в этом епископ Гослин, воодушевлявший гарнизон своими проповедями и собственным примером. Он приказал установить на крепостном валу огромный крест, и под сенью его сражался каждый день: то в дальнем бою, пуская в ход стрелы, то в ближнем, используя боевой топор, и так все полтора года, пока продолжалась осада Парижа.[139]
Наконец Карл Толстый решается лично идти на помощь Парижу, проявившему такую стойкость в обороне. Однажды утром осажденные увидели, что на вершине горы Мучеников[140] стоит войско: это было войско императора.
Однако император пришел лишь для того, чтобы купить перемирие; уже во второй раз он предпочел вести переговоры, а не сражаться, и этому второму мирному договору предстояло стать, подобно первому, одновременно более унизительным и более невыгодным, чем любое поражение.
Норманны сняли осаду, потребовав семьсот фунтов серебра и право перезимовать в Бургундии. И они в самом деле отправились в это королевство и совершили там страшные опустошения.
Эти два свидетельства малодушия, проявленного им, показались всем недостойными столь могущественного императора. Сеньоры, которые прежде его избрали, теперь лишили его власти, и Карл Толстый отправился умирать в нищете в монастырь, стоящий на краю небольшого острова Райхенау посреди Констанцского озера.[141]
Читатель помнит эпитафию Карлу Великому, а вот эпитафия его пятому преемнику:
«Карл Толстый, потомок Карла Великого, всей своей
мощью обрушился на Италию, покорил ее, завоевал импе-
рию и был коронован как цезарь в Риме; затем, когда его
брат Людовик Немецкий умер, он, по праву наследования,
стал повелителем Германии и Галлии. Наконец, когда ему
одновременно изменили дух, сердце и тело, он по воле
судьбы был заброшен с вершин великой империи в зто
скромное убежище, где и умер, покинутый всеми своими
близкими, в год 888-й от Рождества Христова».
Низложение Карла Толстого представляло собой не что иное, как ответное действие национального духа на иноземное влияние. Малодушие этого императора, нанесшее бесчестье как ему самому, так и избравшей его молодой нации, было в данном случае предлогом, а не побудительной причиной. Вследствие нового раздела, о котором мы сказали, Франция превратилась в отдельное государство; она ощутила в одно и то же время возможность и потребность избавиться от германского засилья, и ей показалось, что полностью освободиться от этого засилья нельзя будет до тех пор, пока ее трон занимает король франкской династии. И потому сеньоры, которые были привязаны к французской почве благодаря своим земельным владениям, дарованным им германской династией, взяли сторону почвы, а не династии, отстранили законного претендента, каким был Карл Простоватый[142], и, сделав это, провозгласили королем того самого Эда[143], графа Парижского, который на наших глазах столь храбро оборонял город, так трусливо брошенный на произвол судьбы Карлом Толстым. Произошла самая настоящая революция: потомство Каролингов было отвергнуто за то, что оно действовало вопреки интересам нации, наследник престола оказался лишен своих прав и на трон был призван представитель другой династии.
Карл Простоватый сделал то, что делают все короли, каких не хотят более видеть на троне: он обратился за помощью к императору Арнульфу[144] и, не имея возможности быть избранным сеньорами по их доброй воле, пожелал, чтобы его навязали им силой оружия. Император Арнульф, понимавший, что с устранением Карла он лишается всякой власти над Францией, взял его под свое покровительство, собрал в Вормсе всеобщую ассамблею и дал приказ епископам и графам прийти на помощь Карлу и посадить его на трон.
Эд же, видя эти грозные приготовления, наладил мощную оборону, хотя с другой стороны ему необходимо было противостоять норманнам; но, как повествуется в «Мецских анналах», «это был человек храбрый и опытный, превосходивший всех других красотой лица, статностью фигуры, мощью тела и силой ума».
Норманны были побеждены, а претендент на трон отстранен от него.
Тем не менее Арнульф не считал себя побежденным: он понимал, насколько выгодно для него иметь нечто вроде вассала такого масштаба, как король франков. С другой стороны, он не решался открыто выступить против Эда, который мог устать от оборонительной войны и начать войну наступательную. Так что складывалось впечатление, будто император отказался на какое-то время от своих планов в отношении Франции; тем не менее он продолжил заниматься задуманным им восстановлением старого порядка. И вот каким образом он поступил.
Он передал королевство Лотаря[145], пограничное с Францией, своему внебрачному сыну Цвентибольду[146], рожденному одной из его наложниц; тот, под предлогом оказания помощи отцу, намеревавшемуся совершить поход в Италию, собрал сильное войско и внезапно, воспользовавшись моментом, когда Эд был занят борьбой с норманнами, вторгся во Францию, дошел до Лана и осадил этот город.
Эд тотчас же выступил против него, однако Цвенти- больд не счел своевременным дожидаться врага. Он поспешно отступил в Лотарингию, и Эд, в ответ на категоричное требование, предъявленное с его стороны императору Арнульфу, был признан им королем Франции.
Таким образом, Карл потерял всякую надежду вернуться во Францию при жизни своего противника и стал спокойно ждать его смерти, что и произошло 3 января 898 года. Эд умер, не оставив потомства.
С этого момента восшествие Карла на трон стало неизбежным: национальная партия, лишившись Эда, не имела более ни точки опоры, ни центра сплочения. Императору понадобилось лишь появиться со своим войском у границы Франции, и потомок германской династии Карла Великого взошел на престол своих предков.
Как видим, не так уж трудно описывать и даже мотивировать подобные перевороты, которые нам так часто изображают и причины которых никогда не излагают: изучайте историю интересов, и она приведет вас прямо к истории личностей.
Тем не менее, Карл не смог бы вернуться во Францию, если бы он не решился на огромные жертвы. Признание его прав на престол вынуждало его делать крупные земельные пожалования своим сторонникам и внушать страх своим врагам. В итоге каждый сеньор, утвердившись в центре своих владений, создавал внутри государства небольшую личную монархию. Необходимость противостоять собственными силами непрекращающимся набегам норманнов приводила к тому, что эти сеньоры выстраивали свою личную оборону, собирая вокруг себя столько отрядов, сколько им позволяло их имущественное положение, и именно к этому времени относится возникновение наемных войск. Более слабые стремились состоять на жалованье у более сильных и находиться под их покровительством: тот, у кого был лишь замок, повиновался тому, кто владел городом; тот, у кого во владении был город, приносил клятву верности тому, кто управлял провинцией, а правитель провинции повиновался непосредственно королю. Так уже в эту эпоху закладывался фундамент грандиозной феодальной системы управления, которая окончательно сформировалась, как мы увидим, при третьей династии.
А пока этот новый слой сеньоров, зачаток будущего дворянства, укореняется в королевстве, датский изгнанник по имени Хрольф[147] собирает вокруг себя всех тех, кто жаждет разбогатеть, высаживается в Англии, одерживает там две победы, возвращается оттуда в море, пристает к берегам Фризии и покидает ее, лишь получив с нее дань, затем поворачивает на север Франции и захватывает Руан, где возводит крепостные стены и сторожевые башни. Вскоре этот город становится его опорным пунктом и базой для его вылазок то в Англию, то в Бретань, а то и в самое сердце королевства. В конце концов громкие вопли, доносящиеся одновременно со всех сторон, достигают слуха короля Карла. Это крики отчаяния, которые исходят из Клермона, Ле-Мана, Нанта, Анже и Шартра; это жалобы национальной партии, которая упрекает короля за малодушие и тем самым доказывает ему, что возмущение, которое он считал угасшим, всего лишь притихло. Карл полагает, что полное примирение с этой партией невозможно, что исход борьбы с норманнами неясен и что его поражение в этой борьбе, придав силы врагам германской династии, приведет к его низложению; и он приходит к мысли, что датский предводитель и его войско, которым чужды как национальные интересы Франции, так и прогерманские интересы императора, могут оказать ему мощную поддержку в подавлении недовольных и в борьбе с засильем его покровителя. Карл более не колеблется и направляет к Хрольфу послов, предлагая ему признать его герцогом одной или нескольких провинций и, дабы их политические интересы скрепились еще и семейными узами, отда